Молочный шоколад. Книга первая

POV Крылов Я брожу по отелю как ненормальный, распугивая всех, кого встречаю на своём пути, озлобленный на всех на свете, озлобленный не на неё, а на себя в первую очередь. Да, я был не прав, да, я вспылил, да, я идиот! С самого начала этой поездки всё было не так, как должно было быть. Всё было непонятно, неправильно, странно, но в то же время необычно приятно. Но последние несколько дней напряжения, подозрения, разговоров, мыслей привели меня туда, откуда я начал. Я снова чувствую эту бурю в жилах, я взвинчен и раздражён. Лика бы сейчас посмотрела на меня из-под опущенных ресниц и уверенно протянула плитку молочного шоколада с фундуком. Но я нигде не могу её найти, меня всего трясёт от волнения, от злости, да я уже и сам не понимаю, от чего. Близится полночь. Я видел её последний раз в бильярдной после полудня – она убежала, послав меня, кажется, к самому чёрту или даже куда подальше. С тех пор её никто не видел. Точно зная, что у них было назначено свидание с этим фотолюбителем, учеником Бондарева, который не на шутку меня раздражал одним своим видом и присутствием рядом с Новиковой, я искал и его. Да, не выдержал, сорвался, но ничего этим не добился. Она к нему даже не пришла, умница, но тем не менее глупая, потому что всё равно подвергает себя опасности где-то чёрт знает где. В санатории её не было: ни в здании, ни на прилегающей территории. Я всё проверил в более-менее объективной досягаемости, да и знал я, что нет её тут, чувствовал... Я её всегда чувствую и не могу найти этому никакого объективного объяснения. Я не философ, я историк. А теперь я мерю большими, громкими шагами холл у центрального входа, туда-обратно, туда-обратно, то и дело нервно поглядываю на настенные часы, тут же сверяя их со своими наручными. Будто бы что-то могло измениться за последние пару минут... Нет, часы идут верно, секунда в секунду. И вот, когда стрелка часов медленно переползает через отметку в двенадцать часов ночи, на подъездную дорожку санатория въезжает такси. Я смотрю на машину как завороженный, точно чувствуя, что это она. Она выпорхнула из машины, протянула купюру женщине-водителю, глубоко вдохнула свежий ночной воздух и взглянула на засыпающее здание. И тут я срываюсь. Выскакиваю из здания как ошалелый, едва ли не сбив её с ног на крыльце здания. – Какого чёрта, Новикова! – ору, не узнавая своего рыка, такого, которого давно не слышал, бросаюсь на ученицу и сгребаю её в охапку, схватив за плечи. Она вздрагивает от неожиданности и смотрит на меня своими большими изумрудными глазами то ли взволнованно, то ли огорчённо. – Оставьте меня в покое, – ядовито выпаливает, слегка отталкивая меня в сторону, и проходит в здание. Я не понимаю. Стою и не понимаю, прихожу в себя, когда она, хлопнув дверью, заходит в вестибюль, и со всех ног бросаюсь за ней. – Что происходит? – буквально рычу, хватая за руку свою ученицу, и рывком обращаю лицом к себе, когда мы скрываемся от посторонних глаз в коридоре нашего спального крыла. – Может быть, ты объяснишь мне?! Она было открывает рот, чтобы что-то мне возразить, но вдруг замолкает и со всей своей силы прижимает меня спиной к стене. Силы её, конечно, не сравнить с моими, но я в растерянности подчиняюсь, безвольно прислоняясь к прохладной стене, прижатый её хрупким телом. – Что... – шепчу я, шумно сглотнув слюну, сбитый с толку её близостью. Её запах проникает в моё сознание, её дыхание становится совсем близко и ощутимо, кажется, если я слегка наклонюсь, то... Я отгоняю дурные мысли и замечаю, что взгляд Лики обращён вовсе не на меня, а куда-то вдаль за угол коридора. Но я так и стою, прижатый к стене, и, по праву сказать, даже не хочу шевелиться, слегка подаюсь в сторону и, шокированный, наблюдаю за развернувшейся неподалёку сценой. Там мои ученики Василий Фролов и Константин Игнатьев. Сначала о чём-то шумно спорят, жестикулируя, но о чём, совершенно не разобрать. Понятно одно: парни крупно поссорились, а теперь стоят и выясняют отношения, грозя поднять на уши весь отель. А затем Константин вдруг прижимает Василия к стене, упершись руками по обе стороны от головы одноклассника, точно так, как это сделала Новикова двумя секундами ранее со мной. Только от хрупкой Анжелики эффект был совсем не такой. Костя буквально нависает над Фроловым сверху, придавливая всем весом. Секунду парни смотрят друг другу в глаза, а затем Игнатьев набрасывается на Фролова со всей страстью, которую только можно себе представить: он яростно впивается в губы одноклассника, ухватив его пальцами за подбородок, и, кажется, от них вот-вот полыхнёт всё вокруг. Проходит секунда, две, три, я ошарашено смотрю на своих учеников, пребывая в каком-то ступоре, если честно, не веря своим собственным глазам, а они и не думают останавливаться, неистово целуясь прямо в центральном атриуме санатория, куда в любую минуту может вернуться охрана. – Уф, – выдыхает Новикова где-то очень близко, тем самым приведя меня в чувство, – наконец-то... – Неожиданно... – выдыхаю я, кивнув в сторону накала страстей и одновременно оценивая обстановку между нами. Её руки уже не упираются в стену, а покоятся на моих предплечьях, а мои ладони нежно легли на её талию. Она дышит ровно, в её глазах уже нет той ярости и она кажется такой умиротворённой. Да и я уже не чувствую той агонии, и злость не бушует в венах. Эта передышка пошла на пользу. Эта ситуация отвлекла нас, и я больше не хочу на неё злиться. Я просто хочу вот так стоять с ней рядом и чувствовать это спокойствие, которое, каким бы странным это ни казалось, я чувствую только находясь рядом с ней. – Ой, – удивляется Анжелика, – а вы как будто не знали. – Даже не догадывался, – поговариваю, вновь взглянув на уже удаляющуюся вместе пару, мысленно представляя себе, мог ли я подумать об этом раньше. Нет, определённо нет, – глядя на Игнатьева, сложно представить, что он... – Да это не он, – вдруг хихикает Анжелика, запоздало поняв, что мы стоим, обнявшись, и тут же отстраняясь от меня, – по мальчикам у нас Васька, – продолжает она как ни в чём не бывало уже на расстоянии, – он давно сохнет по Костику, некоторые об этом знали, я, например, некоторые догадывались. И только Костик не знал или не верил, ну или не хотел верить. Всё это выливалось в нервотрёпку и скандалы. И вот наконец... – Мне казалось, – говорю я, слегка улыбаясь, – ты за традиционные отношения. – Я за любовь... – улыбается в ответ Лика, и эта улыбка озаряет всё вокруг. – Тебе идёт улыбка, – произношу вслух неожиданно для нас обоих. – Вам тоже, – признаётся она не теряясь, отступая от меня ещё на один короткий шаг. – Ты притихла. Успокоилась? – слегка ухмыляюсь, наблюдая за её ровным дыханием. Приятно видеть её спокойной. – Да. Вы, кажется, тоже, – бормочет Новикова, заглядывая мне точно в глаза. – Лик, я волновался... – признаюсь, сокращая расстояние между нами на один короткий шаг. – Зачем ты убежала? – Хотела прогуляться, – чуть слышно шепчет она, опустив взгляд в пол, – мне было обидно. Вы... да нет, не стоит... – Расскажи, – прошу, вижу, что её что-то тревожит, хочу подойти ближе, но не решаюсь, потому что она отходит ещё дальше, прижимаясь спиной к стене. – Просто всё навалилось, – в голосе Лики чувствуется усталость и обида, – все эти сообщения, мамины нравоучения, ещё и вы, – выпаливает она на одном дыхании. – Вы меня обидели, Максим Валерьевич, – её голос дрожит, и она нервно покусывает свою нижнюю губу. – Прости, – искренне прошу, заглядывая в изумрудные глаза с надеждой, – я не хотел тебя обидеть. Ты права, это всё обстоятельства. На меня тоже много чего навалилось, и я сорвался. Прости, что огорчил тебя. – И вы простите, что заставила вас волноваться, – её губ касается лёгкая улыбка, и я не могу не улыбнуться в ответ. Это происходит самопроизвольно, но мне это нравится. – Значит, мир? Кажется, мы неплохо ладили, и я был бы не прочь продолжить. – Мир, – уже открыто улыбается моя ученица. – Не люблю, когда вы злитесь. – Кажется, я тоже уже этого не люблю, – задумчиво отвечаю, понимая, что совсем не хочу её отпускать и поспешно ищу повод задержать подольше. – Расскажи. – Что? – на её лице появляется недоумение. – Свои обстоятельства. И она рассказывает, пока мы идём по нашему спальному крылу каждый к своей комнате. Рассказывает про маму, про сообщения, про дурные разговоры, и я вижу, как с каждым высказанным словом ей становиться легче, но почему-то кажется, что она всё таки что-то утаивает и это что-то, должно быть, тревожит её больше всего остального. – Это всё? – интересуюсь в надежде, что она расскажет мне больше, но она тихо шепчет: – Всё... – Почему-то мне кажется, что нет, – я не унимаю надежды, но девушка непреклонна. – Это всё, – говорит она настойчивее, когда мы подходим к дверям её комнаты. Я не хочу быть назойливым и снова портить её настроение, сдаюсь и прощаюсь на ночь. – Хорошо, тогда спокойной ночи, Новикова. – Спокойной ночи, Максим Валерьич, – желает она в ответ, пряча взгляд и поспешно тянясь к ручке двери, как сзади нас раздаётся раздражённый женский голос: – Эй, вы двое! Мы оба оборачиваемся на голос и видим перед собой женщину из кабинета лечебных ванн, она сердито смотрит на нас и говорит: – Где вы ходите? Я жду вас битый час! – Простите, а в чём дело? – интересуюсь я как можно деликатней, но женщина по-прежнему раздражена. – Завтра в комплексе не будет электричества, поэтому ваши процедуры перенесены на сегодня. А вы где-то ходите! – Мы были не в курсе, – говорю спокойно, но не успеваю даже договорить, как меня перебивают: – Просто следуйте за мной! – Можно ведь просто пропустить ванны, – устало ворчит Анжелика, приводя тем самым женщину в ещё большее негодование. – Ещё чего! – выпаливает она сердито. – Я не для этого торчала тут целый час в ожидании вашего высочества! За мной, я сказала. Мы молча следуем за женщиной в кабинет для лечебных ванн, а она сердито причитает себе под нос: «Если только они узнают, что я пустила вас двоих, мне не снести головы». Поначалу я не понимаю, о чём она бубнит, но когда вижу две наполняющиеся горячей водой ванные, до меня доходит. – Одна сюда, – командует женщина, – другой сюда, – указывает она на вторую ванную, закрывая между ними штору, – и без глупостей мне тут. Лика пребывает в шоке, и это понятно, а женщина просто отвечает на входящий звонок по сотовому и выходит в коридор. – Мдааа, – тянет Новикова, – отлично. И женщина возвращается с двумя чистыми комплектами полотенец и халатов, сетуя на то, что у неё приболел ребёнок и ей нужно срочно ехать домой. – Отлично, – восклицает Анжелика с плохо скрываемой радостью и потирая ладоши, – я спать. Но не успевает она и шаг сделать, как женщина её тут же останавливает: – Ну уж нет, вы у меня сегодня примете эти чёртовы ванны! Просто сольёте за собой воду и отключите свет. Она протягивает мне ключ и, чтобы наверняка быть уверенной, что мы не уйдём сразу же после неё, ждёт, пока мы разденемся. – Я буду за шторой, – неуверенно шепчу я, пытаясь не смущать ученицу и не быть услышанным нашим конвоем, – смотреть не буду, честно. – Я вас умоляю, Максим Валерьич, – нервно смеётся Новикова и идёт к своей ванной. Сложность заключается в том, что перед ванной необходимо подготавливать тело, сидя на боковине ванны, принимая пар. Сидеть можно было в нижнем белье, но в ванную строго без. И вот мы садимся на свои ванны, я поднимаю взгляд и понимаю, что штора мало что скрывает и что эта ночь, кажется, будет даже гораздо сложнее, чем та, когда Лика ночевала в моей комнате. Я стараюсь не смотреть на неё все эти пять минут, пока мы сидим, и сразу же отворачиваюсь, как только женщина разрешает наконец залезть в ванную и уходит. Горячая вода с ароматом хвои действует успокаивающе. Я пытаюсь не думать о том, что за ширмой моя ученица, и стараюсь расслабиться телом и мыслями, роясь в своей дурной голове, не понимая, как Лике всегда это удаётся. Я ведь хотел её отчитать за то, что покинула санаторий, я был зол на неё и даже подумывал о наказании, а вот теперь лежу, борясь с желанием посмотреть в сторону её ванны, хотя ничего там не увижу, и думаю, как бы завтра поднять ей настроение, подмечая, что мне нравится это её «Валерьич».