Молочный шоколад. Книга первая

После бессонной ночи я пытаюсь привести себя в порядок ранним прохладным душем, собираясь с духом. Послезавтра мы едем домой, и избегать Крылова точно бессмысленно. Рано или поздно мы столкнётся лицом к лицу, и бегать от него сейчас означает злить ещё больше. Здесь или в школе, сегодня или через неделю, нам всё равно придётся поговорить о случившемся. Спустившись на завтрак, обнаруживаю всю нашу скромную компанию за одним столиком, а Крылова за соседним в одиночестве, также вижу, что за общим столом свободного стула нет, зато у Крылова накрыто на двоих. Он замечает моё появление и тут же кивком приглашает присесть напротив. – Доброе утро, – непринуждённо начинает учитель, на что я тихо, чуть запнувшись, отвечаю: – Д-доброе. – Приятного аппетита, – продолжает Крылов, отрезая кусочек омлета, и поднимает на меня взгляд. – Приятного, – отвечаю едва слышно, теребя бумажные салфетки, и опускаю взгляд на свою тарелку с омлетом. Нависает молчание, я не притрагиваюсь к еде, продолжая теребить салфетку, мне и кусок в горло не лезет, а Крылов вдруг грозно произносит: – Ешь, Новикова! Я вздрагиваю, поднимаю на него тревожный взгляд и понимаю, что именно этого он и добивался. Учитель смотрит мне прямо в глаза, открыто и проникновенно, он не зол, но серьёзен. – Насчёт вчерашнего, – тихо говорит Крылов, и прежде чем он успевает сказать то, что, возможно, испортит всё по крупицам собранное за эти небольшие каникулы и, возможно, навсегда поменяет его отношение ко мне, я выпаливаю: – Давайте забудем! Представьте, что это просто сон, ничего большего. Нам это просто приснилось, – я пытаюсь придать голосу как можно больше непринуждённости, но мне всё равно кажется, что он дрожит и выдаёт моё волнение. – Мне очень бы не хотелось портить с вами отношения из-за глупости. – Просто приснилось? – Крылов выглядит обескураженным, но он хотя бы не злится, и это уже хорошо. – Забудем, как сон, – я поднимаю на учителя тревожный взгляд, но всё же пытаюсь выдавить подобие улыбки, – я уже забыла, – бормочу и наконец-то решаю замолчать, пока не сморозила чего более глупого. Крылов какое-то время смотрит на меня взглядом, которого я раньше никогда не видела. В нём как будто бы нет ничего. Это очень странный и до глубины души тревожный взгляд. Я нервно кусаю губы, смущённо глядя в глаза мужчине, в душе искренне жалея о сказанном, но просто не вижу другого выхода. – Просто приснилось, – тихо произносит историк, затем встаёт и уходит, оставив недопитый кофе и практически нетронутый завтрак. – Что это с ним? – спрашивает Инна с соседнего столика, а я в ответ лишь пожимаю плечами и тоже ухожу, так ничего и не съев. День тянется медленно и нудно. Никаких процедур на выходные не запланировано, первую половину дня мы надеемся, что у историков появится какая-нибудь идея досуга, но к обеду понимаем, что наши надежды так и останутся надеждами, ведь учителя позаботились только о себе на этот вечер. В итоге ребята сами придумывают развлечение, которое, как правило, сопровождается грандиозной попойкой. Мы с Малиновой решаем в это не ввязываться, и тогда Инна предлагает нам устроить девичник в пижамах у бассейна. За ужином я понимаю, что привычных, сложившихся за время пребывания в санатории «отношений» у нас с Крыловым уже явно не будет. Напряжение между нами буквально ощущается в воздухе. Мы оба поддерживаем беседу за столом, но даже не пытаемся говорить друг с другом. Да я и не знаю, о чём теперь с ним разговаривать и уместно ли вообще, ведь он не ищет со мной разговора. К тому же я боюсь даже взглянуть на него, боюсь увидеть в глазах ту же утреннюю пустоту и безразличность, а ещё больше боюсь увидеть в этих голубых глазах презрение. После ужина принимаю тёплый душ, пытаясь смыть с себя ощутимую весь день тяжесть, но ничего не выходит, и это даже ожидаемо. Я надеваю свою самую любимую шёлковую пижаму, состоящую из топа и шортиков, и спускаюсь к бассейну, где обнаруживаю девушек за бутылочкой хорошего сухого и твёрдо решаю утопить в нём всё это накопившееся дерьмо. Но после бокала, к сожалению, понимаю, что у меня вновь ничего не выходит. Мысли о Крылове и о вчерашнем вечере становятся более навязчивыми, и от них просто так уже не отделаться. – Я поцеловала историка, – выпаливаю я неожиданно для самой себя, чувствуя, что только если я выговорюсь, мне полегчает. Малинова тут же давится вином, а Инна осушает свой бокал до дна со словами: «Ну наконец-то». – И попросила представить, что нам это приснилось, – продолжаю, сделав жадный глоток вина, – и забыть. А сама забывать не хочу, – шепчу, уткнув голову в колени. – Я идиотка. – С этим не поспоришь, – хихикает Алина. – Трахнись с ним, – заявляет Инна, после чего Малинова вновь давится вином, – полегчает, вот увидишь. – Не, это не про нашу Лику, – утверждает одноклассница, покашливая, даже не подозревая о моих мыслях, – хотя-я-я, – тянет она, поглядывая на окна второго этажа, как раз туда, где сейчас играют в бильярд два историка, – если хорошенько подогреть… Затем берёт свой телефон и зависает в нём минут на десять. В это время я опустошаю ещё один бокал, слушая личный опыт Инны о любви к учителю, и окончательно путаюсь в своих чувствах и уже даже мыслях. Я совершенно не в состоянии думать о чём-либо, алкоголь берёт верх, и разум наконец-то отключается. Это именно то, чего я жаждала весь сегодняшний день. Я перестаю следить за разговором девчонок, просто поддаваясь лёгкости, наполняющей тело. В какой-то момент у бассейна появляется наш Егор и один из парней Бондарева. В тот же момент включается музыка и начинается шоу. Стриптиз шоу. И шоу это организовали для меня. Парни вьются вокруг меня, то и дело касаясь разгорячёнными полуобнажёнными телами. Но «разогреть» меня, как планировалось, не выходит. Я не особо реагирую на все старания парней, а когда замечаю в окнах бильярдной Максима Валерьевича, и вовсе теряю реальность и мыслями нахожусь именно там. Он бросает на нас пренебрежительный взгляд и скрывается, после чего я решаю покинуть вечеринку и либо уснуть и забыться, либо утопиться в душе. Второй вариант меня устраивает больше. Но планы меняются. Как только я заворачиваю в лестничный пролёт на наше крыло, тут же впечатываюсь в твёрдый мужской торс. В сознание тут же врезается до боли знакомый аромат парфюма, и я едва ли удерживаюсь на ногах от головокружения. Я опасливо поднимаю взгляд, боясь увидеть в океане шторм, но, к моему удивлению, там штиль. – Снова напиваешься, – шепчет учитель, и у меня по коже пробегают мурашки от его слегка охрипшего голоса, – смотришь стриптиз, но ни с кем не целуешься? – Ого, со мной разговаривают, – пьяно язвлю, обиженная на этот день и его игнор, но неловко оступаюсь и, оказавшись в объятиях историка, забываю обо всём на свете, – напиваюсь, смотрю, – смиренно шепчу, заглядывая в голубые глаза, – не целуюсь, – выдыхаю, прижимаясь ещё ближе к Крылову, – но планирую, – и прежде чем понимаю, что творю, обнимаю мужчину за шею и прижимаюсь холодными, слегка дрожащими губами к его тёплым, со вкусом рома губам. Историк мешкает лишь секунду, а затем берёт инициативу в свои руки и накрывает мои губы жадным, доводящим до сумасшедшая, до безумия желанным поцелуем. Я податливо приоткрываю губы, и наши языки сплетаются вместе. Мои губы болят, но я жмусь всё сильнее к Крылову, отчаянно ловя каждое его прикосновение, заставляющее мою кожу гореть, боясь, что вот-вот это всё закончится и я снова захочу умереть от стыда. Утро наступает неожиданно быстро, со звонком будильника, похмельем и желанием провалиться сквозь землю, в рубашке Крылова поверх моей шёлковой пижамы и в его постели. Я слышу шум закрывающейся воды в душе и инстинктивно кутаюсь в тёплое одеяло. Крылов выходит из душа в одном полотенце, обмотанном на бёдрах, и пока я пытаюсь взять себя в руки и перестать пялиться на его голый торс с идеальными кубиками пресса, он, как ни в чём не бывало, бросает таблетку аспирина в стакан и со словами: «Доброе утро» – протягивает его мне. Я залпом выпиваю прозрачную пузырящуюся жидкость и опасливо оглядываюсь по сторонам, замечая на прикроватном столике гренки и апельсиновый сок, а на стуле рядом с ним свою одежду: аккуратно сложенные джинсовые шорты, чёрную майку и комплект моего любимого чёрного нижнего белья. – Вы были у меня в комнате? – спрашиваю с подозрением, ожидаемо напрасно надеясь, что это Малинова собрала ему одежду и он не рылся у меня в белье. Поднимаю взгляд и завороженно наблюдаю, как полотенце с бёдер историка падает на пол, оголяя упругие, подтянутые ягодицы. Ну, по крайней мере, теперь я видела охеренную задницу историка, не так обидно за бельё. – А у меня был выбор? – спрашивает мужчина, оборачиваясь и приподнимая широкую бровь кверху. Я даже не успела заметить, как он надел широкие шорты и уже натягивает борцовку, а я до сих пор на него пялюсь, непроизвольно закусывая нижнюю губу. – Вы с Малиновой были не в состоянии, а в семь нам надо быть внизу. Так что если хочешь успеть принять душ и позавтракать, – командным тоном произносит Крылов, – поднимайся и вперёд. Приняв душ и переодевшись, я понимаю, что Крылов выбрал не самую удачную майку из всех у меня имеющихся, особенно к этому белью. Скромно переминаясь с ноги на ногу, я неуверенно выхожу из ванной и говорю учителю, что мне стоит сходить переодеться. Историк задерживает на мне взгляд чуть дольше, чем следует, отчего мне становится ещё более неловко. – Можешь оставить мою рубашку, – наконец-то предлагает он, – она отлично впишется в атмосферу прогулки. Я решаю, что это будет лучшим вариантом, чем идти и искать что-то более подходящее, даже не зная, куда мы направляемся. А оставшиеся десять минут лучше потратить на завтрак. Накидываю рубашку прямо поверх майки, закатываю рукава, застегиваю на пару средних пуговиц, а концы завязываю на талии. Выходит неплохо. – Я, кажется, уже говорил, что тебе идут мои рубашки, – улыбнувшись своей уже такой привычной улыбкой, говорит Максим Валерьевич и протягивает мне гренки, – отлично выглядишь, Новикова. Когда мы спускаемся во двор, я буквально замираю на месте, не веря своим глазам. Прямо во дворе санатория стоит целый табун лошадей, и на каждой из них седло, поводья и шляпа, очень похожая на ковбойскую. – Обалдеть! – выдыхаю я с восторгом, когда Крылов останавливается рядом. – Нравится? – спрашивает учитель с воодушевлением, и я признаюсь, что конная прогулка – это моя маленькая мечта. Но я даже представить себе не могла, что моя мечта такая страшная. После выслушивания базовых наставлений от инструкторов верховой езды все одноклассники уже разбрелись за пределами санатория, а мы с Иванковой и Малиновой всё решали, с какой стороны подойти к своей лошади. Максим Валерьевич услужливо согласился нам помочь и сначала аккуратно подсадил Иванкову, которая визжала так, что напугала бедного коня, затем пришёл на помощь к Малиновой и, наконец, ко мне. – Ну, не дрейфь, Новикова, – мягко приобняв за талию, Крылов подталкивает меня к лошади, и по телу тут же пробегает мелкая дрожь то ли от волнения перед предстоящей попыткой оседлать лошадь, то ли от прикосновений историка, которые будто проникают сквозь кожу. Я чувствую себя странно, и Крылов ведёт себя тоже странно. Я точно помню, что вчера вновь поцеловала его и, более того, он ответил, страстно, чувственно и желанно. Но это последнее, что я помню... И как сейчас расценивать наши отношения, когда Крылов ведёт себя так, будто ничего никогда не было, я даже не представляю. И пока я роюсь в своих мыслях, историк уже подталкивает меня в стремя, и я на автомате усаживаюсь в седло, даже не поняв, как это получилось. Но, смотря вниз, понимаю, что никогда в жизни не слезу отсюда самостоятельно. Конная прогулка выдаётся просто потрясающей. Мы неспешно прогуливаемся вдоль подножия гор, делам остановку на водопой у ручья и устраиваем тематический фотосет. Одноклассники пребывают в полном восторге, уже мало кто сторонится Крылова, и все то и дело сыплют в его адрес лестные слова благодарности за весёлые каникулы. В санаторий мы возвращаемся ближе к обеду, и до самого полдника все наши отмокают в бассейне. К тому времени в санаторий возвращаются и воодушевлённые от похода к термальным источникам Бондаревские. Я же к бассейну не иду, пытаясь отвязаться от Малиновой, старательно пытающейся выпытать у меня, чем вчера закончился мой вечер и как прошла ночь в постели Крылова. В итоге она уходит ни с чем, дуясь на меня за мою неразговорчивость, замечая, что руки у него, конечно, сильные и такие чувственные. И это он её только на лошадь подсадил. Я швыряю подушку в закрывающуюся дверь и засыпаю, решительно отгоняя все мысли об учителе истории. А когда просыпаюсь, узнаю, что Бондарев организовал для нас прощальную дискотеку. Инна с Алиной твёрдо решили, что я пойду на эту вечеринку, поэтому сидят в нашей комнате и строго наблюдают за моими сборами. Я не особо люблю дискотеки, но и сидеть весь вечер в одиночестве, съедая себя изнутри мыслями о Максиме Валерьевиче тоже не горю желанием. Я надеваю свой любимый бардовый сарафан на пуговицах и широких лямках, с потрясающим декольте и молнией на спине до самых ягодиц, распускаю волосы и одалживаю у Малиновой её любимые босоножки. Ну, если хочет, чтобы я танцевала с ними дикие танцы, придётся пожертвовать. Тем более она влезает в кеды, считая, что они идеально подходят к её непозволительно короткой кожаной юбке, которую Алина считает широким поясом, и я с ней в этом мнении солидарна. Девочки не выдерживают моих долгих сборов и после третьей песни решают идти во двор без меня, но строго-настрого предупреждают, что вернутся за мной и утащат волоком, если я не спущусь через пять минут. Я наношу тушь на ресницы, блеск на губы и спускаюсь следом за девочками, буквально несколько секунд мешкая у выхода из санатория, но затем делаю глубокий вдох и выхожу прямо на танцевальную площадку под открытым небом.