Дни после Битвы за Хогвартс сливаются для Оливера в сплошную неразбериху. По большей части он спит. Организм, привыкший всё время быть начеку, даёт сбой, требуя восстановления.
Из школы многие так и не уезжают. После церемонии прощания с погибшими никого не тянет домой. Все так или иначе осознают: их дом — это дорогие сердцу люди. К некоторым ребятам приезжают родители, и не то чтобы кто-то возражает.
Оливер замечает это. Все стали сплочённее, цепляются друг за друга. В кои-то веки факультетские разногласия стираются — настолько, что не видно ни ехидных улыбок, не слышно подколок и обзывательств. Война всех равняет. Перед смертью склоняются все до единого. Особо удачливым удаётся сбежать от её цепких лап, вырвав себе фору до следующей схватки.
Перси вытаскивает его из спальни на третий день. Заявляет с натянутой улыбкой, что нельзя раскисать. И Оливеру вдруг становится стыдно. Он смотрит на не в меру бледного, почти прозрачного Перси, на круги под глазами, на остатки брони из самоуверенности, что осыпалась разом вместе с завалами, под которыми погиб Фред. В нём подаёт признаки жизни сочувствие, а ещё решимость. Решимость сделать так, чтобы рано или поздно его друг улыбнулся. Он хлопает Уизли по плечу, ерошит ему волосы и спускается к завтраку в Большом Зале.
Все потрёпанные, разбитые, вымученно счастливые — они выжили. Деления на факультеты уже нет.
Луна болтает с Пэнси, Эрни МакМиллан что-то доказывает Блейзу, который — Оливер готов поклясться — прилагает огромные усилия, чтобы не закатить глаза. Но тем не менее, поддерживает разговор. Они смеются, ломко и нерешительно. Словно боятся, что кошмар, преследовавший их последний год, вернётся, и снова накроет страх.
Он осматривается, не зная, куда приткнуться. Ли сосредоточенно размазывает кашу по тарелке. Поднимает глаза. Взгляд красноречивее некуда. «Джорджа нет». Оливер вздыхает. Смотрит на Гарри, безразлично уставившегося в одну точку. Пожалуй, ему тяжелее всех. Он ведь спас волшебный мир, умер сам, и Оливер и вообразить не может, каково таскать столь непомерную ношу. МакГонагалл беседует о чём-то с Гермионой, и он не может не улыбнуться. Симус сидит, положив голову Дину на плечо. Сжимает его руку своей. Они рядом, вместе после столь долгой разлуки.
Оливер решает не докучать никому своей компанией. Садится в стороне, неохотно принимается за еду. Ему хочется выть. Потому что того, кого он больше всего сейчас хотел бы увидеть, нет рядом.
Он до сих пор не знает, жив ли Маркус. Он послал ему сову, не прошло и часа после окончания Битвы. Практичнее было бы отправить сообщение патронусом. Но тогда он не мог сосредоточиться ни на чём хоть отдалённо счастливом. Перед глазами мелькали Тонкс, Римус, Фред. До сих пор под веками, в сознании, и он не представляет, сколько времени должно пройти, чтобы прогнать из грудной клетки эту боль, запаянную, приклеившуюся намертво.
— Эй, ты в порядке? — Джинни спрашивает тихо, садясь слева от него.
Какой идиотский вопрос. Они не могут быть в порядке. Не будут уже никогда.
— Из нас двоих я должен задавать этот вопрос, Джин, — отвечает мягко.
Она сильная. Держится. Не даёт ходу слезам, застывшим в уголках глаз. Не позволяет себе этой слабости.
— Да что я… — вздыхает, — с тем, как это переживает Джордж, не сравнится ничто. Знаешь, это ошарашило всех. Они ведь неделимы, одно целое. Он пускает к себе только Билла. Но никто не против, потому что Билл всегда был самым понимающим и чутким из всех. Они вспоминают, разговаривают подолгу, и на секунду нам всем кажется, что Джорджу становится легче. Казалось так, пока… Пока мы не нашли его в ванной с разбитыми зеркалами. Я ненавижу это. Я не могу ничем помочь. Никто не может, и от этой безысходности не деться никуда.
Она говорит, не замечая, что плачет. Вот и вся выдержка — растаяла мигом.
Оливер обнимает её, предлагая вот такую, нелепую, топорную, немую поддержку, пока она не затихает. Вытирает солёную влагу ладошкой, а потом произносит уверенно:
— Он жив, не переставай верить.
Улыбается ей, бойкой, сильной, первой из всех разглядевшей, что скрывается за извечным соперничеством и ядовитыми издёвками. Она была совсем мелкой, но всё поняла.
Она права. Надежда ещё не зачахла.
***
На реставрацию школы уходит непомерно много времени, но все занимаются этим с таким упорством, что не остаётся сомнений: к новому учебному году двери замка снова распахнутся для юных волшебников и волшебниц.
Невилл, который руководит процессом уборки в коридорах, ведущих в классы, просит Оливера заняться учительской и классом Флитвика.
Он разгребает завалы, не щадя себя. Слышит шебуршание в одном из шкафов. Прерывает занятие, выставив палочку перед собой. Отпирает шкаф. И тут же застывает на месте.
Он моргает часто-часто, пытается дышать, но получается с трудом. Окровавленный Маркус падает перед ним. Оливер подходит к нему, с трудом передвигая ноги. Склоняется, чтобы проверить дыхание.
Не дышит. Мерлин, он не дышит.
Сердце будто разрывается, а кровь заливает всё внутри — он чувствует металлический привкус на языке. Кричит, не осознавая до конца, что происходит.
— Нет, нет, нет, ты не можешь, Маркус, Ма-а-арк!
Раскачивается из стороны в сторону, глотает воздух через раз — организм отвергает кислород, как что-то инородное. Продолжает кричать, и горло пылает, пламенем горит, но он не замолкает. Палочка катится куда-то на пол.
Он сворачивается в клубок, чувствует соль на губах, теряясь в этой комнате, забывая обо всём.
Даже когда Джинни кричит «Ридикулус», он никак не реагирует на это.
Марк мёртв. А он — внутренне умер вместе с ним.
*
— Мистер Вуд, вы наконец проснулись, — мадам Помфри ставит склянку с каким-то отваром на тумбочку у кровати. — Выпейте, это чтобы спать без сновидений. Вам нужен отдых.
Он подчиняется беспрекословно. Ему до одури необходимо забыться.
*
Оливер просыпается от неудобной позы.
Трёт глаза. На груди лежит чья-то рука.
Он узнаёт мозолистые пальцы прежде, чем мозг отрицает абсурдную догадку. Поворачивает голову налево. Маркус сопит ему в шею, а рука лежит на груди. Спокойно, подтверждая, что Оливер от него никуда не денется.
Он подрывается, тем самым будит Флинта, который просыпается моментально. Смотрит напряжённо, не представляя, что сказать. Получается выдавить только:
— Это был боггарт, Олли.
Услышать уменьшительную форму своего имени так странно, что он щипает себя в беспамятстве, пока Маркус не перехватывает его руку, прижимая к своей щеке.
— Я здесь, это не сон.
Оливер смотрит задумчиво, словно размышляет над чем-то, а после отвешивает Маркусу пощёчину, так что в ушах у обоих звенит.
— Прости меня, пожалуйста, прости, — Флинт шепчет сбивчиво, вытирает его слёзы, что снова рвутся наружу, обнажая все слабости. Одну единственную, на самом деле. — Прости, Олли, умоляю, прости.
— Ты теперь не уйдёшь, правда? — спрашивает робко, на что Маркус улыбается.
«Глупый, куда же я без тебя теперь?»
— Я останусь с тобой.
Когда Маркус подаётся вперёд, притягивает его к себе ближе, прижимаясь к его лбу своим, Оливер думает о том, что слова не нужны.
Тишина не давит.
И дышать почему-то легко.
