Правильный выбор

— Поле забронировано, Вуд. Этот придурок лыбится насмешливо. Втирает что-то про разрешение, зная, как сильно его это выводит. Потому что кроме них двоих нет никого, кто был так же помешан на квиддиче. И поэтому хочется врезать ему, дополнить и без того безобразную рожу, на которую он по непонятным причинам смотрит-смотрит-смотрит и не может наглядеться, парочкой синяков. Оливер бы и вмазал ему от души. Наплевал бы на слизеринцев, стоящих у Флинта за спиной, разогнал бы ребят из своей команды. Выписал бы несколько ударов, чтобы не смел пялиться так, чтобы не лупал глазами, высматривая что-то в нём. — Прочти, Вуд. Протягивает свиток. Их пальцы совсем ненадолго соприкасаются, и Оливер отдёргивает руку, словно от ожога. В серых глазах он улавливает недоумение и какой-то странный настораживающий блеск. Взглядом пробегается, выхватывает главные слова в тексте, написанном Снейпом. «Новый ловец», «тренировка», «бронь». Спрашивает об этом на автомате — внутреннее любопытство, всегда бившее через край, когда дело касалось квиддича, на сей раз сворачивается в клубочек, и не думая разгораться. С каких пор ему не интересно? Малфой сцепляется с Гермионой, а Гарри с Роном, конечно же, бросаются защищать честь подруги. Слизни скалятся, будто тот и правда сказал что-то достойное уважения. Оливер не обращает внимания на близнецов, шипящих сквозь стиснутые зубы. Не смотрит на потасовку, образующуюся прямо на поле. В его зоне видимости только Флинт. Не ухмыляющийся, а напротив, задумчивый и загруженный чем-то. Он сверлит в нём дыру, впивается, залазит под кожу. Так, словно ему важно, что он думает? — Разгони всех. Обращается к нему с привычным высокомерием. И шепчет потерянно. «Оливер». Он рявкает так, что и Сонорус не нужен. Прежде чем убраться в раздевалку, Оливер позволяет себе бросить ещё один взгляд. И едва не падает в обморок, видя как Маркус ему улыбается.

***

Он идёт по улочке Хогсмида, держа в руках коробку с подарком для матери — тёплая шаль, ведь мама постоянно мёрзнет. Подумывает о том, чтобы зайти в «Три метлы» и выпить сливочного пива, согреться — на улице сыро настолько, что пробирает до костей. Его сшибают с ног моментально. Коробка летит в грязь. — Смотри, куда идёшь, придурок! Знакомые интонации распознаёт ещё до того, как Флинт встаёт, и не думая ему помочь. У Оливера от злости вскипает кровь. Он не даёт Флинту уйти, хватает за руку. Сжимает пальцы в надежде причинить боль. По крайней мере, ему так хотелось. И это провал. Потому что получается не так. Он давит, сгибает пальцы — впервые без перчаток, впервые так интимно. И что-то в нём заходится истошным воплем, признаёт поражение, когда Маркус судорожно вздыхает. Замирает на месте, словно обездвиженный заклинанием. Его хватает лишь на: — Что ты… — Помолчи, пожалуйста. «Мне просто нужно это». Ведёт пальцами по рукам, изучая, запоминая. Задыхается от открытия — у Флинта потрясающе нежная кожа. Его хочется трогать, касаться непрестанно. И Оливер уже не думает, что сошёл с ума. Может быть, свыкся. А может, чёртова улыбка на лице Маркуса размягчила ему мозги не хуже мозгошмыгов, о которых так любит говорить чудачка-второкурсница с другого факультета. Луна вроде бы… — Оливер. Он не слышит. Он оглох, он улетел за пределы этого мира, он не в себе. — Олли. Его прошибает разрядами от макушки до пят. Поднимает взгляд, не разрывая прикосновения. Оглаживает пальцы Маркуса машинально, на автомате, пользуется тем, что ему разрешают. Потому что хотел, Мерлин, он так давно этого хотел. — Поцелуй меня, Олли. Маркус отвечает на прикосновение, осторожно сжимает его руку, и от этого он вконец теряет способность соображать. И хватает сил лишь на то, чтобы выполнить просьбу. Коснуться губ и не упасть на землю, чувствуя дрожь Маркуса, льнущего к нему. Или это дрожит он сам? Какая к Годрику разница... Ему хорошо.