***
— Эй, мелкий, а ты не маловат для вратаря? — Гнёт губы в усмешке. Маркусу тринадцать, ему кажется, что он круче всех. Особенно — его, всё такого же мелкого, с неизменно упрямым взглядом и решительностью, с помощью которой можно по меньшей мере одолеть дракона. — Если я не напоминаю горного тролля, Флинт, это ещё ничего не значит. — Так его, Вуд! — Ребята из команды гриффиндорцев хлопают его по плечу с одобрением, а Маркус стискивает зубы, чувствуя, как от злости вскипает кровь. — Мы ещё посмотрим, Вуд, — цедит ядовито, сжимая руки в кулаки. Мелкий поворачивается. Усмехается и подмигивает ему. Засранец.***
— Ну что, мелкий, ждёшь не дождёшься, когда мы уделаем вас? Маркусу четырнадцать. И это «мелкий» — как кость в горле, как неизменный, проверенный способ задеть, потому что Маркус знает: Оливер ответит ему. Будет сыпать колкостями и остротами. Теперь он не станет молчать. — Смотри, как бы вы сами себя не уделали, Флинт. Вот оно. Он ему отвечает. Не молчит больше. Маркус чувствует себя больным, раз каким-то образом стал от их перепалок зависим. Но прекратить просто-напросто не может. — Тебе напомнить, кто выиграл кубок год назад? — Вскидывает бровь насмешливо, а рядом раздаётся хохот Теренса и Эдриана. — И за год до этого? Вуд сникает. Всего на мгновение, а через секунду — вспыхивает снова. — На память не жалуюсь. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. — Это угроза? Ты мне угрожаешь, Вуд? Ещё год назад он бы тряхнул головой. Запнулся, не зная, что сказать. Но теперь он смотрит прямо в глаза, ни капли не тушуясь, и отвечает: — Будем считать, что так. В Зале стало тихо-тихо — до гудения в ушах. Маркус понимает, что не сможет это забыть никогда. Оливер уходит, не дав ему возможности опомниться. Во имя Салазара, как же бесит.***
Маркус читает «Ежедневный пророк», не задерживаясь особо ни на чём. Скользит по строчкам бездумно. Отвлекается. Потому что прямо напротив — умилительное до тошноты зрелище. Гриффиндорка приглашает Вуда на рождественский бал. Заикается, мнёт бумажку в руках. А он слушает и кивает. Тянется к её руке, успокаивает прикосновением — девчонка перестаёт трястись от волнения — и соглашается. — Вы посмотрите, кто-то завёл подружку! — тянет нараспев под одобрительный гогот однокурсников. — Мелкий, не рановато ли? — Если бы я не знал тебя, Флинт, подумал бы, что ревнуешь, — не медлит с ответом. Придурки уже не хохочут. Что? Мерлин, что он только что ляпнул? Маркусу пятнадцать, и, кажется, раздражение заполонило всё в нём. Бесит, сука, как же он бесит.***
— Да уж, ну и рожа. Здорово тебе досталось. Бросает в затылок. Ждёт, пока обернётся. На поле нет уже никого: все разбежались, не успели и счёт объявить. Они вымокли до нитки — энтузиазм преподавателей не унять, раз такие погодные условия их ничуть не смутили. Матч тянулся бесконечно, снитч не могли поймать до последнего. — Если любуешься, так и скажи, Флинт, я пойму. Вуд скалится и большим пальцем проводит по кровоточащей губе и брови. И что-то — Маркус не осознаёт до конца, но чувствует это — изменилось необратимо. То, как он смотрит. Каким тоном произносит всё это. Будто не просто огрызается в ответ, а… дразнит? Моргана, что за мысли вообще? — Мелкий… — произносит по привычке и осекается. Вуду пятнадцать. Всё те же веснушки, волосы с золотистым отливом и феноменальная способность его бесить, только... Он не мелкий вовсе. Раздался в плечах, подрос, и скулы чуть заострились, а черты лица стали выразительнее. Он капитан, справедливый и требовательный. Команда уважает и прислушивается к нему. — Чего замолчал? — О Мордред, как ты меня достал. — Да? — Приподнимает бровь, будто не верит, и у Маркуса от этого напрочь сносит крышу. — А мне кажется… Впрочем, ты же не признаешь никогда. Не скучай, Флинт. Вуд качает головой и снова усмехается. И что, хвосторога его раздери, это значит?***
Все вокруг будто сошли с ума. Маркус знает это чувство, когда эйфория и безграничное счастье сшибает с ног, и становится так чертовски легко, что кажется, будто паришь. От криков гриффиндорцев он едва не глохнет — даже МакГонагалл забыла о привычной строгости и смеётся над шутками Уизли. Маркус стоит поодаль совершенно один — его однокурсникам нечего делать на этом празднике жизни. Его, по идее, здесь тоже быть не должно. Только… Он невольно высматривает его в толпе. Различает его смех и сбивчивую речь. Маркус садится на трибуны. Он отчего-то не уходит. Ждёт, пока радость утихнет, и все скопом вернутся в замок. Так глупо. — Флинт, что ты делаешь здесь? Вуд проводит пятернёй по волосам. Нервничает? Нет, скорее смущён. — Ты был прав, Оливер. — Улыбается. Он не знает, что удивляет их обоих больше — признание того, что Вуд прав, или же имя, которым ни разу его за годы учёбы так и не назвал. Но они какое-то время молчат, пока Оливер не поднимается к нему на трибуну. Всё смотрит на него, будто ищет во взгляде ответ. У Маркуса сердце так и норовит выскочить из груди, когда он выдыхает: — Мелкий, не смей… Оливер шипит: — Прошу, помолчи. А после — тянет его на себя и целует. Мерлин. Он и не думал, что это может быть так хорошо.