***
Уизли устраивает встречу с тем самым таинственным «соседом». Маркус приходит за десять минут до назначенного времени. Поглядывает на часы, не понимая, почему именно нервничает. Парень, запыхавшись, влетает в кафе. Появляется у него перед глазами и замирает. Не спешит садиться почему-то. Маркус ползёт взглядом от красивых рук выше, к шее, линии губ. Да чтоб его. — Я убью Уизли, — произносят с Вудом одновременно. Разражаются хохотом. Оливер не знает, сесть ему или уйти. — Брось, Вуд. Мы не виделись целую вечность. Потерпишь мою компанию ещё немного? Ты должен мне как минимум кофе. Он ему улыбается и послушно садится. Настроение взлетает с отметки «паршиво» на «а, может, всё не так уж и плохо». От одной лишь улыбки. Они делают заказ. Вуд неспешно трещит о чём-то, увлечённо жестикулируя, и Маркус засматривается. Смотрит-смотрит-смотрит и никак не может насмотреться. Как он хмурится на особо эмоциональных моментах в рассказе, как с долей смущения и неуверенности потирает шею, как не перестаёт улыбаться, отчего мозг плавится, а способность оставаться привычно безразличным куда-то улетучивается. Маркус ощущает, как изображение перед глазами рябит, фонит, когда Оливер несмело дотрагивается до его руки. — Эй, всё нормально? У тебя было такое выражение лица... — Да. Задумался просто. Они пьют кофе. Вдвоём. И это абсолютно нормально.***
На следующий день он выезжает из номера и отправляется на магловском метро на окраину Лондона. Он тащится с огромным чемоданом, и в суете удаётся абстрагироваться, не думать, не осмысливать, что именно он творит. Вуд встречает его неподалёку от выхода из метро. На нём куртка, накинутый капюшон которой топорщит волосы, отчего он напоминает только-только оперившегося феникса. Что за сравнения пошли вообще, во имя Салазара? Оливер улыбается. Светится практически. — Не ожидал, что приду? Он засовывает руки в карманы, пытаясь справиться с неловкостью, взглядом сверлит ботинки. — Если честно, был уверен, что спасуешь. Маркус усмехается. Но Оливеру не говорит о том, что провёл ночь в раздумьях, по сотне раз взвешивая все «за» и «против».***
— Я освободил тебе верхние полки в шкафу, — мимоходом сообщает Оливер, убегая тут же на кухню. — Моя спальня чуть дальше по коридору, твоя комната — первая дверь справа. В душе есть всё необходимое, если нужно. Надо же. Какая забота. Или это сухая вежливость? Маркус не успевает ничего ему ответить. Стоит в прихожей, пытаясь понять, как он докатился до того, что собирается обитать (уже!) с Вудом на одной жилплощади. Когда он выходит из душа, его чемодан уже в комнате, а Вуд замирает на полпути. — Я… в общем, твои вещи тут, — констатирует очевидное он и бегает взглядом по голому торсу, спускаясь ниже. К груди, животу и полотенцу, повязанному вокруг бёдер. — Спасибо. — Ему не хочется смущать Оливера ещё больше, но он не может удержаться от подколки: — Что, нравлюсь? Оливер пихает его в плечо — больно, вообще-то — и бурчит: — Завтрак на столе. Всё-таки заботливый.***
— Какое у тебя оправдание? — интересуется Маркус в один из вечеров, когда они едят приготовленные Оливером сэндвичи. — Ну ладно я… Неудачник по всем параметрам. Нафиг не сдался своей семье, ни планов на будущее, ни поддержки друзей, ничего. Но ты — другое дело. Верно? Он говорит это будничным тоном, будто пересказывает сюжет новостного репортажа. Оливер не ведётся. Он недоверчиво хмыкает, но не комментирует никак. Чётко улавливает: жалость здесь не уместна. — На самом деле, ты прав. Дома меня ждут. Родители настаивали на том, чтобы я остался в родном городке. Но мне там тесно, и в своём стремлении доказать, что я чего-то стою, я очутился в Лондоне. Всё оказалось не так волшебно и сказочно, я перестал тянуть плату за аренду, но со своими проблемами разберусь как-нибудь сам. Хочу, чтобы они мной гордились. Маркус качает головой. — Уверен, они и так гордятся тобой. Любят. Слушай, — спрашивает он вдруг, — а почему Уизли так легко предложил мне это? Я… как бы это сказать… не самый очевидный вариант. Оливер заливается румянцем. — Он очень устал от моей болтовни о тебе в школе. Решил так отомстить мне. Маркусу кажется, что он ослышался. И почему-то в груди взрывается его личное солнышко. Тепло топит, тянет на дно. — Значит, ты трепался не только о квиддиче, — заключает он нарочито серьёзно. — Это похвально. — Засранец! — Он пихает его в бок. — Ещё и драчливый. Ничего странного в том, что ты не нашёл себе соседа. Завязывается сражение. Шуточное, игривое. Оливер падает на диван, пытаясь уклониться от его прицельных тычков, а Маркус, вместо того, чтобы закончить это дурачество, ведёт пальцами по бокам, через хлопковую футболку ощущая слегка проступающие рёбра. Гладит, не догоняя, что нашло на него. — Флинт… Его голос так потрясающе срывается, слетает в шёпот, что у Маркуса рвёт крышу. С концами. И пусть он оттолкнёт, пусть ударит, сдерживаться он попросту не способен. Он наклоняется и целует, зарываясь руками в его волосы. Ликует, когда не чувствует сопротивления. Вуд притягивает его к себе ещё ближе, заставляя улечься на себя. — Я не хрустальный, не раздавишь, — шипит недовольно и впивается в губы. Нетерпеливый.***
Возвращаясь после очередного собеседования домой (деньги заканчивались у обоих, с чем срочно нужно что-то было делать), Маркус подбирает на улице кошку. Дождь льёт стеною, и серо-полосатое мокрое создание, жмущееся к его ноге, не оставляет его равнодушным. Он забирает животинку и поднимается на нужный этаж. Оливер встречает его недоуменным взглядом. — Это что такое, Флинт? Он закатывает глаза и преувеличенно спокойно поясняет: — Кошка, Вуд. Кошка. Маленькая такая, несчастная. Беспомощная. Я не мог её оставить под ливнем. Шепчет высушивающее заклинание. Животное попискивает от неожиданности, но не царапается. Напротив, довольно сворачивается клубочком у него на руках. Они не говорили о поцелуе. Вели себя так, будто ничего особенного не произошло. Только вот личное пространство нарушали стабильно, невзначай, пробуя, насколько можно раздвинуть границы. Фильмы смотрели в комнате Вуда, лёжа на его кровати, а Оливер устраивал голову у него на плече. Маркус же давно перестал уходить к себе в спальню после таких киносеансов. Он засыпал в кровати Оливера и продолжал убеждать себя в том, что всё нормально, ничего такого в этом нет. Не глупость ли? — И ты решил, что я позволю её оставить? — Издёвка в его голосе шевелит злость, откручивает вентиль раздражительности на полную. — Не заводись, Вуд. Мы её оставим. — Мы? — переспрашивает он, довольно улыбаясь. Несносный. — Это будет наша кошка. Считай это моей демонстрацией прав. На тебя. Оливер давится вдохом. Кажется, у него впервые нет слов. Маркус отпускает животное на пол. Кошка обнюхивает всё, настороженно фырчит. — Назовём её Алисией, — предлагает Вуд, и Маркус чувствует волну негодования, поднимающуюся к глотке. Да он издевается. — Всегда подозревал, что у этой девчонки из твоей команды, — рычит он, — были виды на тебя. Оливер смеётся. — Ты совершенно нелепо ревнуешь, знаешь? Маркус тянет его на себя и затыкает болтливый рот самым приятным способом из возможных.