***
Если бы существовала шкала невыносимости, Вуд обозначал бы максимум на заборчике делений. Он, и без того действовавший ему на нервы, очевидно поставил за цель вывести его из себя в феноменальные сроки. Проходил мимо на перерывах, задевая плечом, и Маркус молился всем известным волшебникам, чтобы те дали ему сил не натворить ерунды, не сорваться. Потому что порой желание приложить голову Вуда о какую-нибудь поверхность перекрывало здравый смысл, а улыбка, что никак не сходила с его лица, сверлила в мозгу дыру. — Знаешь, — произносит Теренс скучающим тоном перед занятием по трансфигурации, — в прошлом году ваши стычки меня напрягали, но это не идёт ни в какое сравнение. — Просто заткнись. Как будто он сам не видит, что происходит. Какая-то херня, по всей видимости, учитывая, что он не находит объяснения. Взгляд сам выделяет его среди обилия красно-золотых галстуков. Вуд не тушуется. Улыбается и... подмигивает. Маркус сжимает руки в кулаки и надеется, что его выражение лица передаёт хотя бы вполовину то, что творится внутри.***
В начале апреля, спустя месяц после того, как Вуд стал раздвигать его зону комфорта, бесцеремонно локтями распихивать границы, двигать установленные им барьеры, протискиваясь, втискиваясь, вторгаясь, происходит что-то странное, совсем из ряда вон выходящее. Маркус осознаёт, что ему больше не режет глаз постоянное присутствие гриффиндорского придурка. Оставшись с ребятами после тренировок на трибунах ненадолго, прежде чем возвращаться в замок, он ловит себя на том, что ждёт. Невольно оглядывается по сторонам в поисках знакомой рыжеватой макушки. И делает вид, что ничуть не ждал, когда Вуд по привычке усаживается справа от него. Наверное, Маркус сошёл с ума, и не мешало бы провериться у Помфри, но он уверен: Вуд ещё ближе, чем прежде. Они соприкасаются бёдрами, и в какой-то момент он теряет контроль, потому что тот кладёт ему ладонь на колено. — Вуд… Он поглаживает ногу, водит круговыми движениями, всё так же пялясь на небо, где пушистые облака играют в догонялки, подбадриваемые ветром. Маркус ощущает, как рассыпается на песчинки выдержка — не собраться. Он сбрасывает его руку, не особо зацикливаясь на том, как много увидели ребята. Сбрасывает, потому что уплывает понемногу. — Идите в замок, я подойду позже. — Уверен? — Да, вполне. Слава Мерлину, пускаться в объяснения не приходится, хотя ухмылка Эдриана не оставляет сомнений, что он не упустит случая подколоть. — Какого хрена это сейчас было? Вуд пожимает плечами. — Ещё скажи, что противно. И скалится, придурка кусок. Словно знает всё-всё-всё. Невозможный. Маркус считает до десяти, пытаясь выровнять дыхание и не злиться. Потому что хочется вздёрнуть его за ворот клятого тёмно-коричневого свитера и встряхнуть. Посмотреть в бесстыжие тёплые карие глаза и пересчитать веснушки на щеках и носу… Что? Что за мысли вообще? Он точно не в себе. — Прекрати меня донимать, — просит тихо-тихо, не веря сам себе. — Если ты так хочешь, больше не притронусь. Маркус пытается выдавить хоть слово, но не может. Впервые в жизни не выходит солгать. Потому что Вуд смотрит так, что это сводит любую попытку на нет. Так, словно видит насквозь, словно с ходу заявляет: я не поведусь, не старайся, это всё бесполезно. Они сидят в тишине грёбаных триста четыре секунды. Вуд не лезет, не касается больше. Они молчат. И все эти бесконечно долгие секунды Маркус думает о том, что ему чертовски приятно просто быть рядом. Сидеть в тишине с этим упрямым кретином. С тем, кто пролез за броню, сломал стены, не то чтобы напрягаясь, и продолжает пробираться всё дальше и глубже, несмотря на его тщетные попытки отгородиться, закрыться. С тем, кто себе выбил место, обосновался с удобством и не думает никак уходить.***
Они закатывают в гостиной вечеринку по случаю победы в школьном чемпионате. Маркус не разделяет всеобщего веселья. Только фыркает на пьяные разглагольствования и унылые шутки ребят из команды. В конце концов, ему надоедает шум, гам, весь этот пафос и эйфория. Выходит из гостиной. Необходимо проветрить мозги. Очутиться на площадке Астрономической башни, чтобы ветер в лицо, и не думать, не возвращаться, не вспоминать о том, что он без него так пиздецки скучает. Вуд не удостоил его даже взглядом. Ни скупым и безликим «поздравляю», ни оскорблением или колкостью. Он просто ушёл после матча, и Маркус стоял как идиот, не зная, что делать. Догнать? Объяснить? Смешно. Он-то сам себе не ответит толком, почему и зачем, и к чему всё это. Он идёт, погружённый в свои мысли. Врезается в кого-то. Останавливается. Смеётся от совпадения и одновременно облегчения. — Вуд. — В интонации ни раздражения, ни злости. Она почти добрая. Непривычно ласковая. — Флинт, дай пройти, а? — Он поджимает губы, такой решительный и неуступчивый. Восхитительный. — Не-а. Хмурит брови, приоткрывает рот, чтобы возмутиться, но Маркус воспринимает это как знак. Тянет за галстук к себе и целует. Мычит в податливый рот, дурея от того, что наконец может так к нему прикоснуться. Вуд мешкает лишь поначалу. Всего каких-то жалких десять-пятнадцать секунд. Он зарывается пальцами в его волосы, чуть оттягивает их и целует, как оголодавший, помешанный. Стонет, уничтожая остатки самообладания.***
— Почему ты не сказал сразу? — Ты бы послал меня куда подальше, разве нет? Оливер устраивает голову у него на коленях, и в его глазах пляшут задорные искорки. Маркус перебирает мягкие пряди и приходит к выводу, что он прав. Всему своё время.