***
Маркус, погружённый в мысли о работе, переходит дорогу и не замечает парнишку на велосипеде, который лихо крутит педали и даже не успевает затормозить или вывернуть руль. Он отлетает на тротуар, и Маркус хватается за велик, чтобы того не придавило ненароком. Пацан ударяется головой — об этом свидетельствует кровь на затылке и отсутствие малейшей реакции. Маркус в панике пытается вспомнить залечивающие заклинания, сам не понимая, почему так нервничает из-за незнакомца. Оглянувшись, он убеждается в том, что на улице никого, и аппарирует.***
— Чёрт, почему же так болит голова? Маркус подрывается, услышав тихое бормотание. Парень выглядит лучше: всё-таки от оставшейся на крайний случай заживляющей мази и парочки несложных магических манипуляций есть толк. — Тебе лучше? — Он протягивает ему стакан с водой и добавляет: — Пей медленно, а не то стошнит. — Это ты! — восклицает с удивлением. — Я врезался в тебя. — Он осматривает обстановку и присвистывает. — Почему я не в больнице? Он чешет макушку, не представляя, что сказать. Я волшебник и потому не в ладах с магловской медициной. Я испугался за тебя так сильно, что не мог соображать. — Я... кое-что смыслю в оказании первой помощи, — врёт, не краснея, — кроме того, чувствую себя виноватым. Надо было быть внимательнее. — Слушай, — он касается его руки. Вероятно, это обычный жест благодарности, но сердце ускоряет темп и бьётся быстро-быстро. — Как тебя зовут? — Маркус. — Маркус, ты мне ничего не должен. Я тебя не виню и благодарен за заботу. — Он улыбается ему. Переводит взгляд на часы на стене. — Боже, я же опять опоздаю на работу, мисс Стивенсон снова будет измываться надо мной. Подскакивает, будто мячик. Мечется по комнате, явно психует. Маркус смеётся. — Знаешь, если ты сейчас споткнёшься и расшибёшься, все мои старания будут напрасными. Он останавливается и кивает, признавая его правоту. Его улыбка — лучезарная, согревающая. — Ты прав. Но мне нужно идти, иначе о постоянной колонке можно забыть. — Колонке? — Работаю спортивным журналистом. Я Оливер, кстати. Наверное, у него тоже мозги набекрень и помутнение рассудка. Наверное, он нездоров. — Может быть, встретимся ещё как-нибудь? Моя совесть не будет так мучить меня, если мы поужинаем вместе. Оливер не тушуется. Роется в сумке. Достаёт клочок бумаги и пишет сосредоточенно что-то на нём. — Я записал свой номер. Позвони мне, Маркус. Он убегает шустро. Правда торопится. Маркус начинает по нему непозволительно быстро скучать.***
В квартире без него — холодно и пусто. Тишина выпускает на волю внутренних демонов. Они сверлят подкорку, нашёптывают: посмотри, как много он оставил после себя: кучу книг, разбросанных по разным комнатам, шарфы и рукавички самых безумных расцветок — Оливер всегда мёрз. На столе — его ключи и огромная кружка мятного чая. Маркус замечает письмо с печатью Хогвартса. Видимо, Дамблдор решил перестраховаться. Он вскрывает конверт и хмыкает, когда видит ничего не значащий текст о каком-то там бале, приготовлениях. Постукивает палочкой по пергаменту, шепчет заклинание. Буквы перестраиваются в послание. «Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился и начинает собирать сторонников. Надеюсь, вы понимаете, что это значит, мистер Флинт. Ждём вас завтра в полдень на площади Гриммо, 12. Соблюдайте осторожность». Маркус делает себе кофе. Среди кипы почты вытаскивает газету и перелистывает в поисках нужной страницы. Сегодня это искрящаяся юмором статья о гендерных стереотипах в мире спорта. Он читает, потому что не может лишить себя того немногого, что у него осталось. Бегает взглядом по строчкам. Так чётко представляет его улыбку, даже воспроизводит в подсознании интонацию, с которой он мог бы прочесть сам. Скучает. Так скучает по нему. Потому что время не лечит.***
— Чему ты так улыбаешься? — задаёт он вопрос, когда Оливер выбирает блюда в меню. — Твоему блестящему умению притворяться равнодушным. Такой спокойный, закачаешься просто. Он определённо веселится, наблюдая за недоумением на его лице, — его, очевидно, скрыть не получается. — Я всего лишь поинтересовался, есть ли у тебя кто-нибудь, Оливер. — Всё ещё настаиваешь на том, что это не свидание? — Ты не можешь просто ответить? Он опять ему улыбается. У Маркуса не получается злиться. — Нет у меня никого, Марк. — Вот и чудненько. Оливер не донимает его намёками и подколками целый вечер. Так, что он реально убеждает себя в том, что это обычный ужин. Не свидание.***
— Вы уверены, мистер Флинт? Профессор МакГонагалл встревожена. Она смотрит на него пристально из-за очков, однако он выдерживает её взгляд. — Я хочу поспособствовать тому, чтобы этот мир был безопаснее. Сделать всё, что в моих силах. Чтобы не жалеть. Чтобы у него тоже было мирное небо над головой. Чтобы знать, что он в порядке. — Я передам профессору Дамблдору ваше решение. Маркус, — она смягчается, — это смело и заслуживает уважения. Он качает головой. Всё это уже не имеет значения. Но если Оливер будет в безопасности, может, однажды Маркус сумеет простить себя за то, что разбил ему сердце.***
— Ты понимаешь, что это самоубийство? — Блейз доливает им огневиски. — Лезть в самое пекло в Министерстве? Не то чтобы я сомневался в стратегии Дамблдора, но... — Я всё решил. Он бросает взгляд на столик, на котором по-прежнему сложены стопкой покрывшиеся пылью книги Оливера, — он так и не смог их выбросить. Не нашёл в себе сил. Их совместное фото, что стоит в рамочке рядом с толстыми томиками, давит тяжестью.***
Они гуляли по вечерам, порой бродили по городу ночи напролёт и всё ещё делали вид, что это не свидания. Оливер рассказывал, как облажался на работе, с присущим ему оптимизмом. Маркус слушал его и понимал: он влип. Попал. Пропал. Провалился к Моргане. В магла. И не выходит на него не смотреть. Не умирать каждый раз, когда он жмурится по-детски и ерошит русые волосы, в которых спряталось солнце — так сразу и не распознать медный отлив. — Я говорю, пойдём ко мне. Такси сейчас будет стоить немерено, а моя квартира ближе. — Это удобно? Оливер тащит его за руку, так и не отвечая. Через полчаса выдыхает нетерпеливо ему в губы: — Удобно, Флинт, чтоб тебя. Целует и трогает-трогает-трогает. Стягивает с него куртку ещё на пороге. Напористый, горячий. Невозможно восхитительный. Раздевается сам и льнёт ближе, заставляет сердце Маркуса частить, а его самого — задыхаться. — Где же ты был до этого, Олли? — шепчет он, не переставая касаться. Ему мало. Кажется, теперь не насытиться им никак. Никогда. Оливер смеётся в поцелуй. — Всё примерялся, кого можно сбить, да никак не везло, знаешь… — Вот значит как? — А ты думал! — Ни слова больше. Они и так столько времени упустили.***
— Кто это? Разумеется, от Блейза ничего не утаишь. — Это неважно. Уже неважно. Забини вздыхает. Ему не нужно ничего говорить: выражение лица кричит о том, какой он идиот. — Береги себя, ладно? — Ладно. Никаких долгих прощаний или излишней сентиментальности. Сухо и по делу. Даже если это их последний разговор, слёзы тут не уместны. У него в горле — мерзкий ком. Он пьёт ещё и ещё, но упрямое сознание не переломишь. Мысли не отключаются. Ни на секунду.***
У него дерьмовое предчувствие визжит не хуже банши, которых так боялся его однокурсник. Что-то пошло не так. Они что-то не предусмотрели. Упустили. Когда со всех сторон, словно ползучие твари, на них надвигаются Пожиратели, он осознаёт, что миссия в самом деле самоубийственная. Он никогда не сдастся без боя. Расправляется довольно успешно с парочкой ПСов, испытывая мрачное удовлетворение. Терять бдительность нельзя. Нельзя ослаблять концентрацию ни на миг. Это может стоить ему жизни. В какой-то момент он позволяет себе поверить, что это всё. Поворачивается спиной и не успевает уйти от заклятий. Зелёного луча нет — не Авада, но он не чувствует ног. Не чувствует тела. Будто выдрали все нервные окончания насовсем. Так страшно не чувствовать боли. Только ужас, от которого в жилах стынет кровь. Всепоглощающий страх. Не за себя. За него. Они могут и проиграть, и тогда всё это было напрасно. Тогда он не уберёг его. Нарушил данное себе обещание.***
— Какой же ты кретин, Флинт, кто бы знал… Маркус просыпается и кривится. Его мутит. Кто-то сидит рядом, и голос вроде бы он уже слышал. Изображение перед глазами плывёт, рябью идёт, но он напрягается, присматривается. Первыми улавливает руки. Руки, которые ему знакомы. Те, что дарили ему наслаждение, касались жарко, горячо, так правильно, так ненормально ласково. — Оливер? — шёпотом, почти по губам. У него в глазах печёт, потому что он думал, что не очнётся. Что не увидит его больше никогда. — Ты пришёл в себя. — Улыбается радостно и стирает слёзы, что бесконтрольно бегут по щекам. — Нужно сказать Блейзу… Он позвонил мне, без особых церемоний заявил, что ты в больнице, что ты, вероятно, будешь в ярости, когда узнаешь, что он копался в твоём телефоне, а ещё… что ты неблагодарный говнюк, который не доверял достаточно, чтобы рассказать… И вот я здесь. Сперва мне казалось, он разыгрывает меня. Волшебство, война с тёмными магами… Он упомянул, что взял на себя ответственность, я же обычный человек, магл, или как вы нас называете… А потом я испугался. За тебя. Жутко. И мчался сюда, напридумывал всякого... Он тараторит, как и раньше. Говорит с чувством, пылко. Маркус тянется к его руке. Сплетает их пальцы, потому что он скучал. Он обманывал себя, думая, что получится жить, дышать без него. Не вышло. — Как ты? — произносит вполголоса, перебивая его. — Ты чуть не погиб, и это всё, что тебя беспокоит?! — Он заводится, чуть ли не задыхается от возмущения, и Маркус бы улыбнулся, если бы не болел каждый дюйм тела. — Меня распирает от желания врезать тебе, идиот, но боюсь, это испортит весь эффект лечения. — Да, не думаю, что целители будут довольны. Он кладёт голову ему на живот и неловко пытается обнять. Затихает и шепчет: — Это же было реально, правда? Маркус касается его солнечно-тёплых волос руками — они трясутся. Проклятье. — Правда.