Правильный выбор

Не должно быть так странно. Не должно собираться это дикое чувство где-то под рёбрами и меж лопаток и давить, сжиматься в комок, от которого трудно сделать вдох. Хотя бы один. Подумать только. От одного его вида. От того, как Вуд мнёт подушку, как трётся щекой, устраиваясь во сне поудобнее, от того, как сбивает в ногах одеяло. От того, как посапывает и что-то еле слышно бормочет. Не должно быть так нежно. Настолько, что мигом теплом затопило внутри, и мурашки пустились вскачь по хребту. Маркус дышит. Заставляет себя понемногу. И ловит на мысли, что хочется с ним в унисон. Хочется, хочется, хо-чет-ся. Гладить его по волосам, пальцами — по шее, вниз по спине, пересчитывать родинки, трогать его бесконечно. Не должно быть так легко. Уж точно не с Вудом. Они препирались, сколько он себя помнил. Всегда лезли на рожон, даже зная, что не стоит этого делать. Они грызлись, тратили друг на друга весь запас ядовитых шуток, потому что ни в какую уступать не хотели. Не должно быть так просто. Чтобы Вуд засыпал в его постели, так безмятежно, так спокойно. Словно иной расклад невозможен. — Марк? Ты давно встал? — Решил не будить. Доброе утро. Он садится на кровать, потягивается. Трёт глаза, жмурится от солнца, ведёт рукой по волосам, растрёпывая их лишь сильнее. На щеке — след от подушки, и Маркус, улыбаясь, думает, что домашний и тёплый Вуд — самое большое чудо на этом свете. Чудо, которое хочется держать крепко-крепко и не отпускать никогда. Хочется, хочется, хо-чет-ся. Его. Себе. Навсегда. — Ты завис. — На тебя засмотрелся. И почему-то больше не страшно. Потому что Оливер смотрит на него ласково и уж очень довольно. Каждым таким взглядом делает его чуть счастливее — он никогда не мог устоять. Вуд ползёт по кровати, чтобы застать врасплох и защекотать. Он падает на него, а Оливер громко хохочет, дурной. Маркус утыкается носом ему в шею и обнимает. Не должно быть так... влюблённо.