***
Он должен признать (пусть и нехотя): на их первом совместном задании у Вуда получается его удивить. — Осторожнее, Ма... — осекается, вспоминая о конспирации. Их могут прослушивать, так что не стоит рисковать. — Кэй, за нами увязался хвост. — Понял. — Он выворачивает резко руль, чтобы уйти от погони. — Сможешь прострелить им колесо? Обычно они обходятся малым, но ситуация требует радикальных мер. Второго шанса не будет, Артур подчеркнул, что провал операции грозит им серьёзными последствиями. У главы преступного синдиката хорошо налажена сеть, по которой засечь их со временем не составит труда. Им никак нельзя примелькаться. — Разумеется! — самодовольно заявляет он. — Положитесь на меня, Кэй. Какой же он ребёнок, думает Маркус. У него едва не отвисает челюсть, когда Вуд на бешеной скорости высовывается из машины, ловко балансируя, и стреляет. Всего раз, но этого достаточно, чтобы выиграть время. — Хороший выстрел, — ровно комментирует он, когда напарник устраивается поудобнее на сидении. — Спасибо. С лица мальчишки не сходит счастливая улыбка вплоть до прибытия в конспиративную квартиру. Маркус с ужасом осознаёт, что внутри что-то легонько ворочается меж рёбер. Этого ещё не хватало.***
Вуд чистит оружие. Маркус не глуп, он знает: монотонная работа успокаивает, помогает отвлечься, даже если острой необходимости заниматься ею нет. Он подвисает на умелых, отточенных движениях. У Вуда красивые руки. Не грубые, мозолистые лапищи, как у него самого. В меру изящные пальцы, чуточку проступающие вены. Он оценивает его пальцы. Чокнуться можно. Взгляд сам ползёт дальше. И плевать, что он себе запрещает. Это всё белая майка, которая открывает то, что раньше рассмотреть было весьма затруднительно. Маркус жалеет, что он не в костюме. Потому что сердце почему-то начинает биться быстрее. Он же делает то, что не должен. Он прежде не обращал внимания на тех, с кем ему доводилось работать, даже если они делили пространство. Только работа, только задание. Никаких задушевных разговоров, никакого намёка на дружбу, на близкие отношения. И уж точно — никакого разглядывания напарников исподтишка. На его коже рассыпаны веснушки. Их не так много, но Маркус замечает. Он смотрит, не в силах одёрнуть себя. Развернуться, уйти, притвориться, что это было временное помутнение рассудка, и больше он так поступать не станет. Врать себе не получается. Вуд выглядит спокойным, почти безмятежным. Совершенно не тянет на взрослого агента. Кажется мальчишкой, несмотря на то, что одного возраста с ним. — Маркус... — У него волосы дыбом от насмешливых, даже несколько игривых ноток. — Долго ещё будешь тут стоять? Его поймали на горячем. А ещё шпион, прости господи. — Ты никогда не назовёшь меня, как положено по инструкции? — И не рассчитывай. Маркус понимает: ему нравится то, что Вуд не поддаётся.***
— Вижу, вы сработались. Маркусу хочется смеяться. Не потому, что он не прав. Как раз наоборот. Они с Вудом сработались. Несмотря на то, что он по-прежнему зовёт его Маркусом. Будто (абсолютно точно) в насмешку. Иронизируя. Самую малость измываясь. Наплевав на все формальности, на то, что он на дух не переносит такой фамильярности. Мальчишка поразительно чуток, он считывает настроение, малейшие его перемены. Артур поправляет серёжку в виде клыка — жест неосознанный. Маркуса всегда изумляло, насколько органично сочетаются его длинные рыжие волосы, пирсинг и брутальная внешность с классическими костюмами. Начальнику их агентства непостижимым образом удавалось оставаться самим собой, вписываясь в устав. — Поскорее восстанавливайся. Тебя ждёт новое задание. Вас с агентом Саграмором. Маркус кивает и направляется в больничный отсек. Веки вдруг наливаются тяжестью — видимо, откат от забористых лекарств. Его организм очень некстати решил перейти в энергосберегающий режим. Блейз, не изменяя себе, крайне язвительным тоном констатировал истощение и велел не лезть из кожи вон раньше времени, если он не хочет откинуться в столь молодом возрасте.***
— Наш новенький, — отмечает Ли, что-то просматривая на планешете. — Фред и Джордж говорили, что пацан шибко умный, вроде как по характеристикам очень крут. — Наверняка бестолковый, — заключает Маркус, бросая взгляд на агента Ланселота. — Тебе вообще хоть кто-нибудь нравится? — добродушно поддевает Ли. Он хмыкает.***
С кадром, присланным агентами Стейтсмен, работать настоящая пытка. Маркус едва не срывается на рык, пытаясь объяснить все подводные камни и тонкости, о которых он, вообще-то, и так должен иметь какое-никакое представление. Пацан абсолютно непрошибаемый. Всё хлопает ресницами, задаёт одни и те же вопросы, будто он объясняет ему на китайском, ей богу. Какого дьявола его заставили курировать это юное дарование? Он бы посмотрел, как с ним бы поладил шебутной Вуд. Вуд, так не вовремя ушедший на больничный, — в последней миссии ему прострелили ногу, благо, обошлось без осложнений. — Агент Ланселот, — глубоко вздыхая, повторяет в тысячный раз Маркус. — Прогоним с вами ещё раз основные пункты... Пацан смотрит на него ярко-голубыми глазами и почёсывает затылок. И это у него впечатляющие характеристики? Так и сдуреть недолго. Внутренне закипая от злости на вселенную, Маркус ловит себя на мысли, что ему не хватает шума и смеха, и дурацких подколок. Ему не хватает Вуда.***
— Маркус... Он застывает на месте. Надо же. И его можно смутить. — Что, агент Саграмор, язык проглотили? Маркус стоит на пороге его дома, не представляя, что скажет, как объяснит своё внезапное появление. Он рассматривает его, сглатывая. Как же он скучал. Скучал по их перепалкам, по затяжным дискуссиям на самые абсурдные темы, по миссиям. По ощущению Вуда рядом. По его запаху. У него, кажется, едет крыша. Он совершил фатальную ошибку. Сделал то, чего сторонился как огня. Он привязался. — Что ты здесь забыл, Ма-а-арк? У него голос слетает в свист, и это «Марк» разжижает остатки мозга. Ту часть, в которой ещё не поселился, не отметился Вуд. Он сокращает расстояние между ними. Возможно, немного пользуется тем, что напарник не в состоянии убежать. (Что-то подсказывает ему, что тот и не хочет.) — Догадайся, чудак, — просит он тихо-тихо. — Агент Кэй повержен. Обезоружен. Понимаешь, Оливер? Его глаза расширяются то ли от испуга, то ли от шока. Маркус больше не медлит. Он касается его губ своими, расписываясь в собственной слабости.***
Даже спустя год, полный притирок и разногласий, они работают слаженно, чётко. Вуд бесцеремонно вырывает газету из рук и садится к нему на колени. — Игнорируете вы меня, агент Я-непрошибаемый-и-угрюмый-засранец. — Тебе всё ещё не знакомо понятие субординации, — цедит Маркус, пальцами скользя по его ключице. — Крайне затруднительно соблюдать правила, когда хочется трахаться, — горячо шепчет у уха и ведёт языком по шее, — ты не находишь? — Несносный... Маркус сжимает его задницу и целует. Не то чтобы он был не согласен.***
Он всё ещё зовёт его Маркусом, забывая напрочь о правилах. Всё так же выводит своей непринуждённостью и легкомысленностью, когда дело касается по-настоящему важных вещей. — Доброе утро, Марк, — сонно бормочет и устраивает голову у него на груди. Маркус гладит его спину, чувствуя себя счастливым, и понимает: за это нежное «Марк» он готов Оливеру простить что угодно.