***
МакКошка открывает один из классов и сухо вещает: — Необходимо перенести в списки информацию об учениках, указанную в этих карточках. Я бы заняла старост, однако на их плечах и так слишком много обязанностей. Пожалуйста, будьте очень внимательны, не думаю, что вам с мистером Вудом захочется переделывать, если я замечу какие-то несостыковки. Маркус чуть трясёт головой, прогоняя наваждение. — Вудом? МакГонагалл поджимает губы и объясняет, точно непутёвому ребёнку: — Он составит вам сегодня компанию, мистер Флинт. Принимайтесь за работу. Удачи.***
Они не отрабатывали ничего совместно с младших курсов. Маркус усмехается: помнит, как большую часть времени препирались, а после доделывали всё в бешеном темпе, потому что совершенно не хотелось растягивать сомнительное удовольствие. Сегодня поразительно тихо. Вуд непривычно сосредоточен. Царапает буквочки, не отвлекаясь ни на что, словно и впрямь намерен выполнить поручение как можно быстрее и уйти. Маркус косится на его почерк. Цепенеет. Завитушки и хвостики слишком уж похожи на... Да ну, что за глупости. С чего бы Вуду дарить ему открытку? Он не из тех, кто станет измываться подобным образом, а иных причин для такого жеста Маркус не видит. Чтобы отвлечься, спрашивает самым невинным тоном: — Как успехи сегодня, Вуд? Получил десяток-другой признаний? У него почему-то пальцы дрожат. Стискивает кончик пера и резко отвечает: — Нет, Флинт. Ни единого. Карие глаза, обычно обжигающе горячие, смотрят колюче и холодно. Почему? Что он сделал не так? Они молчат вплоть до того момента, пока МакГонагалл наконец их не отпускает. Расходятся, даже не попрощавшись. Маркус пялится на тёмно-серый свитер Оливера, пока он не исчезает в пустом длинном коридоре.***
Маркус проклинает гения, которому пришла в голову блестящая идея устроить товарищеский матч между Гриффиндором и Слизерином, чтобы ослабить напряжение и доказать всем преподавателям, что они ни разу не враждуют, а выступают исключительно за здоровую конкуренцию. Определение «товарищеский» ровным счётом ничего не меняет. Его команда рвёт и мечет, гриффиндорцы бы и рады насесть, однако не смеют ослушаться капитана, грамотно осаживающего их время от времени. Если честно, Маркус всегда восхищался этим: Вуду было достаточно одного взгляда или нескольких слов (разумеется, после многолетних занудных наставлений), чтобы обозначить границы и направить ребят. Не сказать, что он сам не пользовался авторитетом, но ощущения сплочённости, как у красно-золотых, среди слизеринцев не наблюдалось. Маркус шикает на загонщиков и качает головой, мол, не время. Не успевает. Вуд сваливается с метлы — раздаётся хруст от треснувшей древесины и, он искренне надеется, что не от его костей. Дальше всё как в тумане. Мчит за мадам Помфри, не слушая ни Снейпа, ни МакКошку, ни уж тем более директора. Оторопело наблюдает за тем, как Вуда укладывают на носилки. Идёт следом в лазарет, отмахиваясь от что-то кричащих ему в спину товарищей по команде. Он ещё успеет устроить им взбучку. Никак не может избавиться от навязчивой мысли. Это всё его вина. Только его.***
— Мистер Флинт, хотя бы поешьте, раз уж не намерены уходить, — упрашивает его медсестра, ни на чём не настаивая. За последние несколько дней отчаялась достучаться. Ставит перед ним поднос с запеканкой и тёплым какао. Он кивает. Ест, не чувствуя вкуса. Надо восполнять энергию, и так не спит нормально. Сидит тут до позднего вечера, чтобы после разбираться с домашкой, и не спать до самого утра, думая, думая, думая. А на следующий день вновь приходит к нему. Задаёт себе вопросы один за другим, пытаясь разобраться, в чём дело. Что мешает ему уйти? Неужели он бы так носился, будь это Уизли или Поттер? Фыркает от абсурдности и нелепости ситуации. Не стал бы. Нет, он так же отстранил бы провинившихся от тренировок на время, но уж точно не бдил часами у койки, ожидая неизвестно чего. Вуд всё ещё пугающе бледный. Мадам Помфри пояснила, что успокаивающие и обезболивающие зелья ему просто необходимы после перелома нескольких рёбер и вывиха плеча, и чем больше он будет спать, тем быстрее пойдёт на поправку. От этого легче не становилось ни капли.***
— Флинт? Маркус открывает глаза и понимает: заснул, согревая в руках его до одури холодные пальцы. Вуд не дёргается, не подкалывает, лишь сжимает в ответ. — Ты очнулся. — Иди отдыхай. На тебе лица нет. — Ерунда. Оливер меняет тактику. Не разражается издёвками, не сыплет сарказмом. Улыбается и говорит мягко: — Я знаю, что ты приходишь каждый день. Прошу тебя, отдохни. Маркус молчит. Что ему ответить? Что мучается бессонницей и почему-то наотрез отказывается брать у медсестры снадобье, что ждал, так долго ждал, когда появится возможность всё ему объяснить, а сейчас не может подобрать и слова. — Прости меня. Оливер делает глубокий вдох. Морщится — должно быть, ему больно. — В этом нет твоей вины. Их грязная игра — их выбор, и ничей больше. — Я мог... — Нет. Не взваливай на себя такую ответственность. Со мной всё в порядке, — уверяет Вуд, поглаживая его ладонь. До мурашек приятно. — Отоспись и приходи завтра. Маркус сдаётся. Оливер его не гонит. В груди разливается тепло.***
С Вудом, оказывается, здорово. Они играют в волшебные шахматы, обсуждают последние новости, соревнуются в том, кто смешнее зачтёт колонку Риты Скитер с очередной порцией вздорных сплетен, не расхохотавшись при том. Вуд постоянно улыбается, стоит ему только зайти в лазарет. За эти две недели он узнаёт о нём всякую всячину: то, что терпеть не может горький шоколад, обожает крепкий кофе без сахара и магловские приключенческие романы, что в детстве у него была собака по кличке Кактус, и что до поступления в Хогвартс он мечтал стать пожарным, чтобы спасать людей. С Вудом интересно. Не хочется, чтобы их общение снова вернулось к обсуждению квиддича и выяснению отношений на поле. Оливер с упоением трещит о последних спортивных событиях, но он не слушает. Прокручивает в сознании все те вопросы, что точили изнутри, лишая покоя ещё задолго до того злополучного матча. Отчего-то быстро находит нужный ответ — всего один на все сразу. — Я люблю тебя. Вуд замолкает. — Повтори. Удивительно: признаться снова не страшно. — Люблю тебя. Ну что здесь непонятного, придурок? У него глаза влажно блестят, когда он шепчет: — Ту открытку подарил тебе я. Легонько ерошит его волосы и целует. Маркус не против. У них ещё будет время во всём разобраться.