Золотко

      Ичиго не был идиотом, по крайней мере освоение школьной программы давалось легко. Да, создаваемый им годами образ грубоватого крутого парня, которым он хотел быть незаметно стал его частью, и Куросаки действительно перестал на многое обращать внимание. Но он хотел быть той надёжной опорой для своих сестёр, которой не мог быть вечно кривляющийся и творящий глупости отец. Вот только после событий этих нескольких часов он отчетливо осознал, что кривляющимся придурком, на которого просто опасно полагаться из двух мужчин семьи Куросаки оказался именно он.        «Дальше падать некуда…» — думал он, слушая плавную, мягкую речь девушки, подглядывая, через щель между неплотно прикрытыми сёдзи.       Движения рук, осанка, выдержка, умение вести беседу… даже в нелепой и неуместной одежде, та девушка, что он видел перед собой, та, что он убил собственными руками, казалось не могла существовать в реальности, только на страницах исторических книг и по ту сторону голубого экрана.       Тогда, решив явится к Коджиме, как шинигами сразу и не разбираясь ни в чем, просто узнав где ей можно встретить у Татски, увидев девушку в беседке он словно на стену нарвался.       Летний день, девушка в скромной юката за набором для каллиграфии, посмеивающаяся над чем-то, пряча за рукавом улыбку — девочка-женщина с по-детски невинным и радостным лицом. Словно цветок пышной гвоздики*. Эта гостья из иной эпохи не могла быть Коджимой, что он помнил, но она ей была. Разочарование, обида за подобный обман, подозрения и страхи толкнули его, на то, чтобы вырвать лист бумаги из-под рук и говорить ужасные вещи, которые она казалось не слышала.       Куросаки считал происходящее притворством и в гневе толкнул притворяющуюся глухой и слепой «Лгунью-Коджиму»…       …На ставшим словно керамической маской белом лице, хоть какое-то подобие жизни сохраняют только глаза — окна в пасмурное небо — в них что-то, чему Ичиго не может найти название. С языка слетает так привычное в детстве:       — Коджима-семпай…        — Куросаки?..       —… Принцеска, ты явно псих с манией величия. Понятия не имею о чем ты ноешь на этот раз, но если в тебе, есть хоть капля гордости и милосердия — уходи…       — Я… не могу… уйти… Ты ведь…       — Вот как… даже быстрой смерти я по твоему не достойна. Будешь стоять, мямлить что-то и наблюдать, как разрушается моя цепь…       Истинное лицо злодея, которое он так хотел увидеть направляясь к Коджиме, оказалось его собственным лицом. И тайком присутствуя при разговоре между владельцем оккультного магазинчика и новоявленным призраком, оставшимся без цепи, он осознавал это отчетливей с каждым произнесённым словом. Суть и множество смыслов спрятанных за безобидными на первый взгляд темами ускользали и он не мог с точностью сказать, что именно обсуждалось. А то, что удалось поймать…       — … Ичиго Куросаки… первый момент, когда я оказалась с ним в одном додзё был подобен удару молнии. Я сразу ощутила, что разница между мной и им, что меж светлячком и солнцем. И как это глупое насекомое, рванула на свет… Дальнейшие мои действия умом не отличались. Сейчас, я знаю, что требовать от людей соответствия своим идеалам и представлениям по меньшей мере глупо, но тогда… Тогда казалось, что солнце смеётся надо мной…       — …В прах? Но… я живая…       — … Вы ненавидите Курасаки-куна?       — Мне он не нравится…        Взгляд Урахары вынужденного прервать разговор, скользит по Куросаки, что даже не пытается скрыть факт того, что подслушивал под дверью не предназначенный для его ушей разговор, словно по пустому месту. Это даже раздражения не вызывает. Его вызывает то, что происходит в комнате, после ухода Урахары.       Словно сошедшая со страниц исторического романа девушка, что убил Ичиго, становится более живой и реальной. Страх, волнение, любовь и желание защитить и уберечь прорываются сквозь ледяную броню самоконтроля девочки-женщины. Она слаба, и не может никак повлиять на связывающие её друга кидо Урахары. Ичиго отчетливо видит как чуть вздрагивают пальцы рук стоит ей приблизить их заклятьям. Но она устраивается так, чтобы её колени могли служить подушкой для её защитника.        — Мне жаль… — слова соболезнования, от той кто был убит звучат особенно горько и болезненно, и она торопливо пытается объяснить почему решила сдаться имея шанс остаться среди живых. — Этот шинигами, в качестве ответной услуги…       Ичиго не сложно предположить того, что именно сейчас одним взглядом говорит ей Исида, что заставляет её остановиться на середине фразы. Куросаки чувствует себя последним мерзавцем, прекрасно осознаёт, что должен уйти, но не может сдвинуться с места.       — Урью! — голос девушки дрожит и срывается. — Не хочу быть спасённой такой ценой…       Тихий всхлип проходиться по натянутым нервам, словно выстрел из пистолета.       Встаёт и решительно направляется к Урахаре. ***       Урью отчаянно не хочется ни о чем думать. Мизуки… он уверен, стоит им вернуться домой, как она выскажет ему всё, что накипело у неё на душе. Девушка молчит, он осторожно придерживает её ладонь, едва касаясь кожи, рука подруги дрожит, но дело не в ночной прохладе. Дело не в ней.       Они идут домой. Шинигами Киске Урахара позаботился о том, что бы все думали, что Мизуки отправилась на несколько дней на экспериментальное лечение. Якобы Нанами-сан отчаялась и решила прибегнуть к нетрадиционной медицине.        Исиде кажется, что он утопает во лжи. Ему сложно предположить какой будет реакцией отца, на всё что произошло. Заговорит ли с ним подруга после всего, что узнала и что ей пришлось пережить. После того, как он эгоистично проигнорировал её желание отправиться дальше по круговороту душ.       Четыре услуги и отказ от мести — цена за искусственное тело для Мизуки и его замену при необходимости, за обучение, опеку и всевозможную поддержку сестре среди шинигами, ведь они с отцом люди из плоти и крови, а Мизуки — нет. Он не может больше ничего сделать убийце, ведь это будет означать разрыв договора и отправку сестры в Сообщество Душ, на суд Готея 13.        — Прости, — разрывает ночную тишину виноватый голос подруги, заставляющий юного квинси сбиться с шага. — Если бы я была не одна, то ничего бы из этого не случилось…        — Что именно случилось? — голос отца, словно из воздуха возникшего на дороге впереди них, его крайне потрёпанный вид и взгляд, не предвещают им ничего хорошего. Но Урью, вопреки этому испытывает такое облегчение, что оно заставляет его покачнуться. Квинси едва удерживается на ногах, и то только благодаря вовремя подставленному Мизуки плечу. ***       Тиха Каракурская ночь.       «Был бы под рукой попкорн…» — проскальзывает предательская мыслишка в голове, скорее всего от нервов и желания свернуться в клубочек в тёмном уголке и порыдать. — «Этот магазин-дом прямо заколдован на то, что бы в него возвращались как можно чаще.»       Ор, крики (Куросаки-старший), холодная вежливость, и желание вскрыть большинству собеседников череп десертной ложечкой плохо спрятанное во взгляде (Доктор-сан), дружелюбие, радушие и непонимание сути претензий (панамочник, если верить выкрикам окружающих, Урахара), пытается хоть как-то утихомирить окружающих (громила в очках и фартуке с котёнком, он же Тессай). По разные углы ринга комнаты находиться рыцарь готовый добровольно рвануть дракону в пасть и осадок от героя, пытающийся собрать разлетевшуюся на куски картину мира. Все линии вероятностей плавно стягиваются вокруг грядущего на территории отдельно взятого дома апокалипсиса. «Блокнотик бы, а то с моей девичьей памятью такой компромат пропадает!» — думаю я узнавая о том, что папаша Ичико был шинигами и увёл невесту Рюукен-сана. И то, что из воды меня вытаскивать кинулась шинигами, которой я каким-то образом сумела отдавить хвост, а погибла мать Ичико из-за того, что у неё в момент борьбы с пустым отняли силы, как и у всех квинси чем-то неугодивших своему Императору. Что Ишшин своими попытками оградить сына от семейных тайн сделал из него убийцу…       «Мда, кажется пора спасать мир… это будет крайне нагло и вызывающе с моей стороны, но их нужно остановить, » — чуя, что скоро пойдут аргументы по весомей слов и улучая удобный момент, незаметно вылавливаю из бури Тессая и принимаюсь делать «погоду в доме». — «И пусть меня потом суслик застебёт до позеленения, но смотреть на бои без правил из первого ряда у меня нервов уже не хватит! »       Каюки-химе с детства была вынуждена вариться в подобной обстановке. В какого мужика не ткни самомнения, упрямства, веры в собственную исключительность и правоту столько, что хоть вешайся. А еще верность идеалам, привязанностям, привычкам и интригам, горячность… Муж Каюки-химе был не самым плохим мужем на свете и если бы не пресловутое: «жена для дома, юдзё для любви, а гейша для души», я… смогла бы привыкнуть к той жизни, смогла бы быть счастливой… Человек тварь такая, что ко всему привыкает и даже может начать получать удовольствие.       Женщина ничего не может сделать, если мужики собрались передраться и лучше под руку не лезть? Хорошая жена должна быть тенью мужа, а значит — ловко и незаметно глазу скрадывать острые углы. Этакий психолог-гипнотизёр и фокусник в одном флаконе, способный не только утихомирить разбушевавшихся гостей, но и с минимумом слуг, да даже в их отсутствии суметь проконтролировать, чтобы всё и у всех было. Ведь запах, еды и выпивки, приятные слуху звуки, присутствие рядом, кого-то крайне хрупкого, чувствительного и неагрессивного, которого даже по пьяной лавочке рука ударить не поднимется, всё это настраивает на благотворный лад.       Вот уж кто был мастер в подобном так это мать Каюки-химе из рода Минамото** чьим отцом был Го-Касивабара***, отданная в род Имагава****. Кэтсуми-химе, благодаря своей красоте и уму, сумела, как завоевать любовь сначала восьмого главы рода (отца Каюки-химе), а за тем и девятого, укрепившего с помощью пошедшей в отца «ледяными глазами» племянницы, союз с родом Такэда*****. Потому, что дочь Такэды Нобуторы, которую он взял в жены после становлением главой рода «оказалась слаба здоровьем», ведь Кэтсуми-химе, дочь в край обнищавшего императора, лишенная каких-либо прав связанных с родством, знала, как добиваться своего, особенно, если кто-то пытается указать ей на её место. Страшно сказать, но дед после смерти своего отца около двадцати лет на коронацию средства собирал! В аккурат собрал, когда дочь у Имагава оказалась.       «Два заядлых холостяка и двое детей… это словно диагноз этого дома, » — думаю, командуя попавшимися под руку человеко-единицами, на скорую руку приготавливая комнату для серьёзного разговора между мужчинами. Много для этого и не нужно, но только лёгкими штрихами атмосферу создать — тем и хорош минимализм.       «Ну, вот теперь крушить дом, хоть немного поостерегутся», — проконтролировав, чтобы все люди в доме поуитихли и заняли свои места с помощью действий моих «воинов», мягкой улыбкой приободрив, явно не впервые делающую нечто подобное, воспитанницу хозяина дома, малышку Уруру, отправляюсь к семейству Исида. Вот только хозяина дома, явно стоило обходить по широкой дуге.       Резкий рывок за руку и я чуть не распластываюсь носом на том месте, где должна сидеть хозяйка дома, но не иначе чем чудом просто сажусь. Далёкий от дружелюбной атмосферы разговор, между Куросаки-старшим и Доктором-саном, не смотря на воспоминания об общих родственниках, знакомых и прошлом, обрывается.       — Коджима-сан, Вам лучше сейчас не занимать ничьей стороны.       Утихший немного конфликт вспыхивает как полный до верху склад военных боеприпасов. Я чувствую покатывающееся по телу неприятное покалывание силы Урахары.       — Что ты…       — Она пережила слишком много потрясений… — вызывающий мурашки ледяного испуга голос панамочника последнее, что я успеваю услышать перед тем, как погрузиться в сон. _____________________________________________ *надэсико (撫子, «гвоздика пышная»), отсылка к идиоме «ямато-надэсико». «Ямато» в данном случае означает японский национализм («дух Ямато»), то есть женщина должна обладать «японским духом», но внешне выглядеть грациозной и хрупкой, как цветок. На написание этой части вдохновилась статьей:https://konnichiwa.club/page/86/ Конкретно «девочка-женщина», пришло из: «Иногда можно показывать людям по-детски невинное и радостное лицо, это покоряет их сердца. Но только иногда. Это важно.» **Минамо́то (яп. 源) — группа родов древней и средневековой Японии, происходивших от детей императоров, которым было отказано в статусе принцев и переведённым в разряд подданных путём предоставления фамилии Минамото (яп. 源, «источник») и титула «асон» (яп. 朝臣, «слуга династии»). Эти роды также известны как Гэндзи (源氏, «род/роды Минамото») или Гэнкэ (源家, «дом/дома Минамото»). Хотя сначала Минамото имели престижный статус весьма влиятельной аристократической семьи, со временем они быстро превратились в самураев из-за постоянного выполнения военных заданий столичного правительства. ***Го-Касивабара (яп. 後柏原天皇, 19 ноября 1464 — 19 мая 1526) — 104-й японский император. Правил с 16 ноября 1500 года до своей смерти 19 мая 1526 года. Имя до вступления на престол — Кацухито (яп. 勝仁). При Го-Касивабаре, правление которого пришлось на время подъёма сёгуната Асикага, императорский двор был чрезвычайно слабым и нуждался в денежных средствах. В 1500 году Го-Касивабара стал императором после смерти своего отца. В это время, из-за последствий Войны годов Онин, императорский двор находился в такой бедности, что на коронацию императора не было средств, и её удалось провести лишь в 1521 году, благодаря сделанным в этот год пожертвованиям. Из-за бедности двора авторитет и влияние императора упали до критической отметки. В 1 году эры Бунки (1501) бывший сёгун Асикага Ёсимура был сослан в провинцию Суо и сменил имя на Асикага Ёситанэ. Позднее, в 5 год эры Эйсё (1508), он собрал армию, смог завоевать столицу и снова стал сёгуном. В 3 году эры Бунки (1503) произошла значительная засуха, а в 1 году эры Эйсё (1504) случился голод. Начиная с 1 дня 1 месяца 5 года эры Дайей (1525) все церемонии при дворе были отменены из-за недостатка средств. ****Род Имагава (яп. 今川氏 Имагава-си) — самурайский род в Японии периода Сэнгоку. Является потомком Сэйва Гэндзи. Принадлежит к ветви рода Асикага. Основатель рода — Имагава Норикуни (1295—1384). Представители рода Имагава были губернаторами и военачальниками (даймё) провинции Суруга (совр. префектура Сидзуока). В конце XV века род Имагава владел также провинциями Тотоми и Микава (совр. префектуры Сидзуока и Аити). Упадок рода начался после гибели Имагавы Ёсимото в битве при Окэхадзама. Его сын Имагава Удзидзанэ (1538—1615) не смог защитить свои владения. Земли рода были распределены между врагами — семьями Токугавы и Такэды. Потеряв все земли, представители рода служили у Токугавы Иэясу в качестве гвардейцев хатамото. *****Род Такэда (яп. 武田氏 Такэда-си) — род, ведущий свою родословную от Императора Сэйва. Прославился созданием боевого искусства айки-дзюцу, а также прославленными полководцами, самураями и мастерами боевых искусств. Минамото Ёсикиё — основатель новой ветви рода Минамото в горной провинции Каи (ныне префектура Яманаси), получившей название Каи Гэндзи Такэда. Унаследовал боевую систему айки-дзюцу от отца, Минамото-но Ёсимицу, создавшего её. Эта боевая система в то время включала в себя не только методы ведения боя различными видами оружия (хэйхо), но и методы ведения войн, включая стратегические, тактические, диверсионные. Это позволило роду Такэда выживать в провинции Каи несколько веков.