Передоз по почте

— Это была плохая идея… — прохрипел Даня, и уже не в силу своей загадочности, скорее, в силу своей мускулатуры, что еле-еле терпит нагрузки всех вещей нового соседа. — Очень плохая, — выдохнул парень, присаживаясь на одну из коробок, в одной из которых уже копался Юлик. — Чувак, я, когда переезжал из Воронежа, имел только рюкзак с самым нужным. А у тебя тут целый ломбард, твою мать. И где ты откопал этого пипидастра? — спросил Данил, вспоминая парня, который согласился помочь с переездом. Что-что, а ещё один Даня, кроме него, напрягал. От последнего вопроса Онешко пробило на смех, но отвечать он не стал, сильно увлечённый разбирательствами с собственной ориентировкой в вещах. Проще говоря, он не может найти свои учебники, а это удручает: их же ещё можно было продать… Если честно, Ермаков всё ещё не верил, что теперь у него есть сосед, совершенно серьёзно, никаких глюков. Ради такого случая ему пришлось спрятать все припасы травы и отменить последующую доставку. Этого он тоже от себя не ожидал. Хотя логично: курил он лишь тогда, когда писал, а писал он нередко, поэтому статей на месяц вперёд в редакции хватает. А вторая причина была одиночеством — сейчас же такого не предвидится, не в ближайшем будущем. — А ты родакам сказал, что переехал? — спросил зачем-то Даня, откинувшись на теперешней кровати Онешко, которая была немного мала, с его-то ростом… — Им ли не всё равно? Главное, чтобы не сдох до конца учёбы, — легко ответил Юлик, предвещая такой вопрос ещё в тот вечер, когда ему предложили переехать. — Хочешь поесть? Если бы Даня знал, что Юлик умеет готовить — Бог этому свидетель — он давно бы украл студента и запер у себя на кухне. Два года кормится с доставок и иногда подачками мамы — не самая лучшая пища для жизнедеятельности. Но нет, он не знал и сейчас очень даже искренне хвалил соседа за макароны по-флотски — такое простое и быстрое блюдо, а он чуть на колени не становится перед Онешко. Студенту приятно, он-то может выживать неделями на однообразной пище, а готовить всё-таки всегда было дешевле, конечно, когда в общаге каждый хочет украсть или поесть с вами, тут надо вырабатывать характер либо выбирать «доширак» с пельменями, которые плохо перевариваются, а потом могут аукнуться. Поэтому ещё перед поступлением Онешко перепробовал тысячу и один самых лёгких рецептов, чем очень пользовались его родители до того самого момента, пока он не переехал в Питер. Примерно в таком ключе и проходит их первый вечер в совместном проживании. Ермакову нравится сидеть, разрабатывать свою любительскую игру под аккомпанемент Сплина, иногда поглядывать на читающего второсортное чтиво-нуар Юлика, которому плевать, что завтра работа в первую смену с шести утра, а потом еще две пары, на которые обязательно надо придти. Будильник стоит на 4:30, а на часах час ночи — сна ни в одном глазу. — Юли-и-ик, — тянет Даня, впершись взглядом в нарисованное действие своей игры. Ничего более, чем вопросительного мычания со стороны Онешко не прозвучало. — Тебе бы поспать, — никакими нравоучениями и не пахло, но Ермаков явно переживал из-за такого сбитого режима. Пусть он, но не Юлик, который не только учится, но ещё и работает. — Угу, — это всё, что смог выдавить Онешко, без намёка на то, чтобы прислушаться, всё так же углублённо читая. — Ну, Юли-и-ик, — опять протянул Даниил, исправляя некоторые ошибки в коде. — Ну что-о-о? — не выдержал Онешко, поднимаясь с кровати соседа и пристраиваясь к Ермакову. — Иди спать, — повернув голову, произнёс Даня, вглядываясь к красные от усталости глаза Юлика. У Онешко были сильно растрёпанные волосы, немного приподнятые густые брови и веки, которые порывались закрыться в любой момент. Ага, сна ни в одном глазу, нет. — Но я не хочу! — канючил, словно маленький ребёнок, Юлик, вскидывая лицо к потолку в немой мольбе, он будто снова вернулся домой, в те времена, когда мама заставляла его ложиться раньше, чтобы было легче встать с утра. — Я ещё не привык к новому месту, — нашёл отмазку парень. — Могу постелить возле стеллажа, если приспичило, — усмехнулся Даня, уже сидя вполоборота, закинув руку на спинку кресла. — Ложись здесь, ребёнок, я сделаю тише музыку. И нет, Юлику не было обидно из-за «ребёнка».