Передоз по почте

обязательно к прочтению Как развить воображение, если вам постоянно скармливают образы? Двоемыслие — это когда ты сознательно веришь в ложь, зная изъяны обеих точек зрения. Вот вам пример из повседневной жизни: «Ой, я должна быть красивой, чтобы быть счастливой. Мне нужна операция, чтобы стать красивой. Я должна быть стройной, знаменитой, модной». Современной молодежи говорят, что женщина — шлюха, просто вещь, которую можно трахать, избить, посрать на нее, застыдить. Это рыночный холокост. Двадцать четыре часа в сутки, до конца наших дней, власть имущие трудятся изо всех сил, чтобы отупить нас до смерти. И чтобы нам защититься, чтобы сопротивляться ассимилированию этой тупости в наши умственные процессы, мы должны учиться читать, тем самым стимулируя способность мыслить самостоятельно, развивать наше сознание, наши собственные убеждения. Нам всем нужны эти навыки, чтобы защитить и сохранить наш разум. Наш разум. Генри Бартс Х/ф «Учитель на замену»

Юлик в активном поиске. И не то чтобы ему никакая не нравилась, просто всё это было скучным и неинтересным, однообразным и будним. Найти работу в Питере не было сложной ситуацией — просто он все ещё не отчаивался устроиться по специальности. — Не хочешь быть учителем? — спросил Даня, крутясь на своем кресле, когда они оба рассуждали, куда мог устроиться Онешко по профессии. — Ты думаешь, что учащийся на журналиста печатных СМИ потом становится учителем? — хмыкнул парень, ехидно ухмыляясь, прекрасно зная, что у Дани такая же специальность. — Может, мне к вам… — Э, нет, дружище, только через мой труп! — воскликнул Ермаков, вскочив со своего места как ужаленный. — Гордыня? — Жалость к пропадающему таланту, идиот. — Благородство, значит, — усмехался бывший студент, — ладно, а в чем тогда прикол? В учительстве? — Онешко всё никак не мог понять логику друга, который, кажется, сам не знал ответа. — Ну… Это тоже опыт. Тем более, литература интересней сомнительной писанины, уж поверь. Вот за что Юлику нравился Даня, так это за прямолинейность и искреннюю правду и за глупость одновременно. — А если не примут? — решил парировать Онешко. — Тебя-то? Ты в зеркало посмотри, прежде чем говорить глупости, красавчик. Да ты там весь женский коллектив охомутаешь! Тоже мне! Пф, не примут его! — Ермаков удалился за дверь комнаты, притворно ужасаясь таким вопросам. — На испытательный точно попадешь, не сомневайся! — крикнул напоследок Ермаков и упорхал в магазин. На часах пробило двенадцать ночи, а через полтора месяца Юлия Александровича Онешко приняли на испытательный срок в Петербургскую общеобразовательную школу на роль учителя мировой литературы всех девятых классов. И если бы Юлик вечером, придя после короткого собеседования, не рассмеялся — всё бы можно было принять за чистую монету. Ни составленного плана уроков, ни конкретных зачитанных до дыр произведений Юлий не имел, зато имел он Ермакова во все уши за ночь до первого рабочего дня, которому, вроде как, и в радость было распинаться, но всё выглядело слишком комично даже для него. Он — будто учитель — рассказывал историю барокко в литературе своему соседу, а тот, как настоящий «учитель», будет завтра пересказывать практически слово в слово это же девятиклассникам. Признаться, авантюра зашла дальше, чем предполагалось, но, увы, время вспять уже не вернуть, как бы человечество ни пыталось, от этого становилось ещё более смешно. Юлик ложился спать, пытаясь унять мелкую дрожь в коленях от предвкушения завтрашнего дня. Но, кажется, ему никто не собирался давать спать: влетевший в спальню Даня — прямое тому подтверждение. С разбегу парень прыгнул на кровать в своём «арбузном» халате с телефоном в руках, на экране которого высвечивалось лицо Жени и ее нового сожителя. — Я сказала тебе показать Ра, а не Юлика! — возмущалась Евгения, злобно жуя кусочек апельсина. — Ты сказала, что тебе нужен «тот милашка», чем не милая моська? — Даня рукой потеребил правую щеку сонного Онешко, а тот пытался отогнать руку и отвернуться, что не сильно-то и получалось. — Это плата за урок, — ухмыльнулся Ермаков, одним взглядом цепляясь за недовольного соседа, — друг, — добавил он, ещё шире искривляя губы. — Ни пуха, ни пера, Юлик, — прозвучал из динамика голос редактора, после чего были слышны несколько гудков, говорящие об окончании звонка. Даня устроился удобнее, залазя под покрывало, все так же уткнувшись в свой смартфон. Онешко ничего не оставалось, как прошептать «к чёрту» и отвернуться от светящего экрана, замученно простонав. Ермаков ещё около часа проторчал за телефоном, но довольно быстро его начало клонить в сон. Отложив его на прикроватную тумбочку Юлика, он выдохнул и отвернулся к стене, давая Онешко больше места. На следующее утро Даня проснулся в одиночестве с запиской на подушке с размашистым подчерком «Ушел обогащать умы нынешнего поколения». Усмехнувшись, парень откинулся обратно на кровать, раскинул руки и ноги врозь, расслабился и вскоре вновь уснул, так и не узнав, что Юлика в этот момент трясло, будто он только-только закончил школу и пошёл на первую пару, но заблудился и вообще решил, что не его это. Только школу и университет лучше бы поменять местами, тогда и слово «будто» можно убрать. Если школьные годы всё ещё называют счастливыми, то Онешко мог бы предложить этому оптимисту только флаг в руки и отправить того на урок к девятиклассникам с гормональным расстройством. А позже заговорить совсем по-старчески: «Вот в наше время…», и завести шарманку похуже тех же стариков, потому что в классе ни хулиганов, ни девочек-припевочек — пустые глаза, колкие замечания насчёт возраста; заспанные глаза девочки на задней парте, которая, кажется, та самая, что учится, но уже заебалась; и «О боже, парень, это тоналка, блять? Ой, простите, 21 век на дворе, как я мог забыть о равенстве полов» в голове Юлика… Девушки в одежках застиранных, кедах и без замысловатых причёсок. Парниши в мегаоблегающих рваных джинсиках, в глазах детская пиздатость и никому нахуй не сдавшиеся в школе понты, и тонна воска на волосах. Привет, новое поколение. Слушая мимолётно разговоры детей — по-другому учеников не назовешь, — Онешко невольно задумался, каким был сам: юркий боксёр из Ульяновска и уставший новоиспеченный учитель/журналист никак не вязались в его голове, поэтому фраза «ещё не всё потеряно» надеялась ответить на все его недопереживания. Замученный до побеления костяшек сжатых кулаков уже после третьего урока — и слава богу, последнего — Юлик наспех собрался, надеясь не попасться какой-нибудь учительнице или директору, чтобы не застрять ещё хоть на полчаса. Со своим старым рюкзаком на плече и яркой ветровкой в руке Онешко хорошо сливался с учащимися, поэтому с лёгкостью лани минул пост и смылся по добру по здорову. Квартира встретила его тишиной и вкусно пахнущим обедом, что было очень удивительно. Из кухни вышел довольный Ермаков, у которого целый день чесались руки позвонить на работу к другу, чтобы подоставать того. — Ну, давай, рассказывай, — с предвкушением произнёс Даня. В голове Юлика ничего, кроме монолога Генри Бартса, не всплывало.