***
Расположившиеся подле развалин девушки некоторое время молчат — Прайс разбирается с покрывалом, а Макс пытается запечатлеть замок и море на одном снимке. Когда, наконец, это получается, шатенка с довольной улыбкой убирает фотографии во внешний карман рюкзака и достаёт пока ещё холодный чай. — Дитя ночи довольно? — Ещё как довольно, — Хлоя улыбается, продолжая наносить на кожу солнцезащитный крем. — Мне так нравится, что вокруг — никого, кроме нас… Я даже не буду нудеть, что таким образом ты решила откосить от урока. Ну, может, буду немножко. Попозже. Колфилд садится рядом, кладёт голову на колени блондинки и незамедлительно получает порцию крема в лицо. — Эй! — Мы — квиты. Могла бы и поблагодарить, теперь твоя бледная мордашка не обгорит. Макс небрежно размазывает крем по лицу и с детским восторгом принимается разглядывать чаек, кружащихся над водой. Крики птиц переплетаются с музыкой моря, бриз нежно поглаживает лицо и… — Почему развелись твои родители? — Вопрос Прайс прилетает обухом по голове. — Эм, — Колфилд принимает горизонтальное положение и начинает рисовать узоры пальцем на песке. — Не уверена, что они вообще друг друга любили. Мама всё время жаловалась на частые разъезды отца, боялась, что у него есть кто-то на стороне. Часто ругались, в конце концов, он не выдержал и сбежал, сначала жил у друзей, затем ему предложили работу в Нью-Йорке. Мама долго плакала, называла предателем, а затем всё резко изменилось — она переключилась на меня. Контролировала каждый шаг, тайком читала мой дневник, а когда я пыталась возразить, ссылалась на папу. — Обалдеть можно. Оказывается, мой отчим — просто золото… — Сейчас она оправдывается тем, что хотела воспитать из меня идеальную дочь — везде успевающую, примерную ученицу с высшим баллом в аттестате, — горько усмехается девушка. — Хотела как лучше, а получила закомплексованного подростка. — Идеала не существует, даже и не пытайся за ним бежать. Всегда найдётся человек, который будет в чём-то лучше, а затем второй, который будет лучше в чём-то другом. C’est la vie*. — И что же посоветуете, доктор филологических наук? — Воу, поменьше язвительности! — восклицает блондинка и взъерошивает волосы подруги. — Мой совет — найти саму себя. Не суть важно, где — в учёбе, работе или отношениях. Не смешивай свои желания с желаниями окружающих, плыть против течения — сложно, но правильно. — А как насчёт тебя? Хлоя секунду хмурится, но всё же отвечает: — Не знаю, что и сказать, пташка. Видимо, я, как и все люди, живу в ожидании момента, того самого, особенного, что перевернёт жизнь с ног на голову, заставит даже дышать по-новому. Вся трагедия заключается в том, что он приходит, когда люди не готовы, либо… Либо время — совсем неподходящее. А затем ломаются, как сожжённые спички, от осознания упущенного. Колфилд не до конца понимает сказанное, но не рискует переспрашивать резко поникшую Прайс. — Думаю, море уже нагрелось, — осторожно начинает шатенка. — Хочешь искупаться? — Иди без меня, солнце не выпускает из своего плена, — Хлоя широко улыбается и вытягивает ноги. Макс недолго плещется в прохладной воде, вдумываясь в звучащие в голове слова подруги, но разгадка ускользает, как песок сквозь пальцы, что оставляет после себя лишь неприятное чувство сухости. Поняв, что ноги начинают замерзать без движения, девушка, выжимая волосы, выходит из воды. И замирает. Недалеко от берега, облачённая в белоснежную тунику, слегка мокрую от соленых брызг Хлоя лёжа напевает под нос песенку, с излишней тщательностью посыпая волосы золотистыми песчинками. Осторожно, стараясь не нарушить прекрасный момент, шатенка подбирается ближе и начинает различать слова: — À force de mourir Je n’ai pas su te dire Que j’ai envie de vivre Donner l’envie de vivre…** Слишком громкий вздох Колфилд не остаётся незамеченным: только что поющая Прайс хватает её за лодыжку и роняет на себя. Девушки заливисто смеются. — Ты холодная, совсем как ледышка! — жалуется блондинка и прижимает Макс крепче к себе, обнимая за талию. — Хотя нет. Ты больше похожа на солнышко — маленькое, очень ласковое. — Надеюсь, я тебя не прожгу насквозь, — пытается пошутить Колфилд, но выходит неуклюже. — Разве что своим взглядом. — Щеки шатенки моментально вспыхивают румянцем и она отворачивается. — Ну и кто из нас теперь солнце? — Восклицает она, нехотя поднимаясь. — Схожу за полотенцем, выгляжу, будто глиной вымазалась. — Солнце, как же, — горько шепчет Прайс вслед удаляющейся девушке. — Попробуй не сгореть, прошу тебя.***
В среду пробуждение выходит не очень приятным — прямо под ухом разрывается телефон, требуя ответа на звонок. Нехотя нажав кнопку «принять вызов», Колфилд мысленно отправляет собеседницу куда подальше: — Ты все-таки злишься за то, что я подняла тебя вчера, и решила взять реванш? — А как иначе! — Смеется Хлоя. — Жду тебя возле дома, как верный Хатико. Можешь не переживать: мы никуда не едем, я милостивее, чем ты. Открывшая дверь Макс моментально просыпается, едва увидев картину, развернувшуюся на подъездной дорожке. — Какого… Твою ж овсянку! — Что, не нравится? — Прайс перестаёт подпирать локтем пианино и подходит ближе. — Я пёрла его от дома минут пятнадцать, а тебе не нравится? Шатенка шокировано открывает и закрывает рот, не в силах что-то сказать. — Ты просто толкала инструмент по улице? — наконец, выдаёт она. — Хлоя, это сложный механизм, от малейшего камешка всё может полететь к чертям! — Ты, верно, принимаешь меня за круглую дуру, — закатывает глаза блондинка и обиженно надувает губы. — Пришлось задействовать бравого солдата Мэдсена и парочку мальчишек, не всё же время без дела слоняться. — На меня можешь не рассчитывать, у меня сил, как у воробья! — Макс качает головой. — Я видела твои оценки по физкультуре, соечка, можешь не переживать. Просто открой дверь пошире, они устали ждать, пока мадмуазель Колфилд соизволит покинуть свою опочивальню и снизойдет до смертных, — усмехается Прайс. — В общем, Дэвид пообещал мальчишкам мороженое за помощь, скоро вернутся из магазина. Любовно протерев влажной тряпкой инструмент, шатенка, наконец, задаёт главный вопрос: — Но зачем? — Оно пылится просто так и занимает уйму места. Видела бы ты выражение лица матери, когда я сообщила, что освобождаю дом от этого чудища. К тому же, я хотела, чтобы у тебя осталась частичка меня, то, что будет напоминает обо мне, когда я…уеду. Горько улыбнувшись и еле сдержавшись, чтобы не броситься на шею подруги с рыданиями, Макс проводит кончиками пальцев по каждой клавише, будто здороваясь, садится на стул и вздыхает. Гостиная наполняется мелодией, ласкающей слух. Растрепанная шатенка виртуозно жмёт на клавиши, полностью растворяясь в нотах, неожиданно появляющихся в голове. Хлоя растекается от удовольствия, сидя в кресле и боясь пошевелиться. — Это было… потрясающе? Нет, слишком мягко сказано. — Блондинка обнимает Колфилд за плечи, едва та заканчивает играть. — Это было волшебно. Как называется произведение? — Не знаю, как-то само родилось в голове. — Слишком больно и слишком счастливо — сочетаешь несочетаемое. Обязательно запиши ноты, Макс. Быть может, в этом ты найдешь себя.***
Поздно вечером, после занятий и вечерней вылазки к маяку с Прайс, Колфилд, уткнувшись в подушку, чтобы случайно не услышала мать, давится горькими слезами, рвущими душу на тысячи маленьких клочков, и изо всех сил впивается короткими ногтями в живот. «Вся трагедия заключается в том, что он приходит, когда люди не готовы, либо… Либо время — совсем неподходящее. А затем ломаются, как сожжённые спички, от осознания упущенного» Она, наконец, понимает смысл. «К тому же, я хотела, чтобы у тебя осталась частичка меня, то, что будет напоминает обо мне, когда я…уеду.» Внутри, где-то под ребрами, громко хлопая крыльями, кружатся тысячи невидимых бабочек. Они причиняют боль, задевая органы, лишают воздуха и грызут душу. Макс снится, что Хлоя машет рукой на прощание и тает под жарким полуденным солнцем. Макс не хочет просыпаться. * Такова жизнь (фр.). ** Строчки из песни Mylène Farmer — À Force De…