Puppy boy

Без Чонгука и его пугающей компании прошло ещё полгода. И они были по-настоящему безумны в своей неизвестности. Теперь Тэхён знал, что Чон может вернуться. Неважно, что он обещал этого не делать, неважно, что просил прогнать его. Просто он может в одну секунду снова разрушить хрупкий мир, который Тэхён, как после урагана, с таким трудом восстанавливал от столкновений с Чонгуком. Через шесть месяцев тягостного спокойствия Тэхён, привыкший к вечерним прогулкам после работы, увидел знакомую тень, мелькнувшую в подворотне. Ему не нужно было приглядываться, чтобы узнать в качающемся парне Чонгука. Тот был настолько пьян, что даже не заметил, когда Тэ прошёл мимо, ускоряясь, убегая подальше от неприятного зрелища опускающегося на самое дно человека, который когда-то казался прекрасным в своей бунтарской невинности. Когда-то. Слишком давно, чтобы верить, что это действительно было правдой. Отводя взгляд, Тэхён мотал головой и обещал себе никогда не ходить этим маршрутом, но потом возвращался туда снова, чтобы знать, что происходит с Чонгуком, чтобы следить за тем, как всякая надежда на спасение этой души пропадает в клубах дыма, выпускаемого его дружками. Чтобы видеть пустой взгляд Чона, который отрешённо улыбался, кивал и печально молчал, не отвечая на пошлые шуточки своих знакомых. «Что я могу сделать? — мучительно думал Тэхён. — Мы попрощались. Заочно я тоже с этим согласился. Дальше мы просто незнакомцы, которым нет никакого дела до друг друга. Я не хочу быть причастным к этой жизни. Если Чонгук выбрал её — это только его дело». Но вместе с этими словами логики Тэ слушал страдания сердца, боролся с жалостью и желанием забыть всё, броситься к нему и увести домой. И к чёрту проклятые объяснения — они всегда всё портили. Но ещё, кажется, через месяц, Чонгук для Тэхёна стал не просто наркоманом, водящимся с дурной компанией. Чон неожиданно приобрёл новую характеристику, самую отвратительных из всех, какую только мог придумать для него Тэхён. Во вторник (или четверг?) Тэхён, уставший себя мучить и всё-таки ставший ходить домой другой дорогой, снова увидел Чонгука. Яркой, но мрачной вспышкой среди десятков однообразных бесцветных дней стал для него тот вечер. Услышав знакомый гул уличных компаний, он думал свернуть на другую улицу, чтобы не встречаться с Чоном, но потом уловил слишком недвузначный звук, заставивший любопытство, смешанное с отвращением, вести его дальше, к звуку, а не от него. Чонгук стонал. И это не было похоже на стоны ломки наркомана, не получившего дозу. Это были рваные, то громкие, то едва различимые стоны. Ватные ноги отказывались подходить ближе, поэтому Тэхён смотрел за истеричными, словно в предсмертных судорогах, движениями Чонгука, который, пристроившись к какому-то парню, смотрел в стену, опираясь на коробки, на которых тот лежал. Тэхён отдал бы всё на свете, чтобы на этот раз зрение его обмануло, чтобы на этот раз знакомый силуэт оказался всего лишь неизвестным наркоманом, которых на улицах стало, как ему казалось, невыносимо много. Но это был он. Чонгук, страшный мираж, преследующий его со дня их знакомства. Поняв, чья задница многозначительно дёргается впереди, Тэхён растерянно отступил назад. «Это… Это… Как будто…» — мутно, путано мелькало в голове. Он даже не мог понять, что хочет сказать или подумать, поэтому только, болезненно морщась, взглянул на Чона снова, чтобы увидеть, как он наклонился к своему партнёру, что-то сказал, а потом натянул джинсы и повалился на те же сами коробки рядом. К стоящему в прежнем положении парню уже подошёл кто-то другой, и Тэхён брезгливо отвернулся. «Странно, что их не арестовывают за такое поведение». Скрывшись в тени, он вывернул содержимое желудка на мокрый от чего-то непонятного (Тэхён надеялся, что это не сперма или рвота — от этого тошнило ещё сильнее) асфальт и, кашляя, зашагал прочь от этого места, признавая, что когда-то любимый город, родной Сеул, превращается для него в минное поле, по которому страшно ходить. Кошмары, в которых Чонгук снова трудился над парнем бомжеватого вида, мучил ещё две недели. Он даже думал взять больничный — настолько это расшатало его нервы, — но всё-таки решил быть сильным и оставить и эту историю, и её главное действующее лицо в прошлом. Самое время. Только решить это было ожидаемо проще, чем сделать. Он был благодарен, что на работе его не доставали, иначе он бы сорвался, он бы точно сорвался. После ухода Чона, который угрожал стать его конкурентом, Тэхёна почти сразу повысили, и теперь он был правой рукой Юнги, который относился к своему помощнику подозрительно дружелюбно, словно догадка об отношениях Тэ и Чона сделала его мягче и добрее. Удивляющий своей заботливостью Юнги, видя подавленность Кима, даже пару раз отпускал его пораньше. И никогда не интересовался, в чём причина его плохого настроения. Пару раз Чимин пытался с ним встретиться, намекал, что хочет что-то рассказать — видимо, про Чонгука, — но Тэхён, прикрываясь работой, бегал от всего, что могло причинить ему боль. А это, кажется, было всё. Из всех мыслей, вызванных уличными геройствами Чонгука, у Тэхёна преобладала лишь одна: пусть Чон забудет дорогу в его дом. Навсегда. Он не хочет его видеть. Теперь уж точно. Если бы он верил в бога, он бы помолился ему, но он мог лишь, глотая ненависть и отвращение (но уже не к себе), надеяться, что больше Чонгук не придёт. Никогда не придёт. Сгниёт где-нибудь в подворотне или умрёт от СПИДа. Как угодно, только пусть это больше не касается Тэхёна. Но, когда в дверь спустя чёрт знает сколько позвонили, Тэхён ни секунды не сомневался в личности ночного гостя и, не задумываясь, пошёл открывать. — Чего тебе? — грубо спросил он, изучая несчастное лицо человека перед собой и с тоской отмечая, что он пугающе бледен. Словно труп, восставший из мёртвых. Чонгук закусил губу и хмыкнул. — Не такого приёма я ждал. Я зайду? — Ради всего святого! — не выдержал Тэхён, всплескивая руками и перекрывая вход. — Сколько можно играть в кошки-мышки? Чего ты хочешь? Зачем всё это опять? Зачем всё это снова? Ты мстишь мне? Я только немного остыл и забылся… — выговорил он на одном дыхании, но потом, представив, как через несколько минут начнут выглядывать любопытные соседи, втащил Чона в квартиру. — Я видел, — криво усмехнулся Чонгук, поправляя куртку. — Ещё тогда. Ты же про того белобрысого парня? Он был ничего. Думаю, универсал, хоть и засасывал тебя так, будто подомнёт под себя. Я хотел навалять ему… Но ты же не дал себя трахнуть? Ты мягкий, пассивный, но, мне кажется, вряд ли будешь снизу. Это совсем не твоё… — Иди к чёрту, знаток херов, — разделяя каждый слог, процедил Тэхён сквозь зубы. — Зачем ты снова тут? Зачем? — хмурился он, раздувая ноздри, как бык, готовящийся к нападению. Чон мял край куртки в руках, но выглядел уверенным, будто, прежде чем прийти, он принял какое-то очень важное решение, которое может стоить ему жизни; будто он нервничает, но не сомневается в том, что поступает правильно. — Я не знаю, что делаю тут, — признался Чонгук. — Просто мне захотелось заботы и ласки. Последним, от кого я видел их, был ты… — побито проговорил Чон, но Тэ больше не испытывал к нему жалости. Воспоминания недавнего зрелища были ещё слишком свежи в памяти. — Чушь, — он налетел на Чона и сильно толкнул в грудь, от чего тот отшатнулся назад и удивлённо захлопал глазами. — Я тоже видел много интересного, Чонгук, очень много! И отлично знаю, как ты справлялся с одиночеством. На поднявшемся лице Чона отразилось замешательство, удивление, а потом он слабо, непонимающе улыбнулся. — Ты тоже следил за мной? — Для этого мне даже не нужно было ничего делать, — прорычал Тэхён. — Ты как будто специально выбирал места, в которых я смогу тебя увидеть. — Все совпадения случайны, — разочарованно выдал Чон, усмехаясь своей наивности. Тэхён не из тех, кто стал бы следить за кем бы то ни было. Уж тем более не за ним, не за Чонгуком, от которого, судя по всему, он давно мечтает избавиться. — Так зачем ты тут? — повторил Тэхён. — Почему ты опять тут, снова и снова — почему? Трахал бы своих мальчиков, зачем… — Тэ тяжело сглотнул и отошёл. — Мерзкий. Мне неприятно видеть тебя теперь. Перед глазами то, как ты… — он помотал головой и, не глядя на Чона, толкнул его в грудь снова. — Ненавижу тебя. И не хочу видеть. Ты зря пришёл. Проваливай на свою улицу и ищи ласку там. Трахайся, отсасывай всем, кто выкладывает перед тобой свой хер. Учитывая, какая у тебя морда, с этим, думаю, проблем не должно быть! Чонгук равнодушно слушал оскорбления, словно груша для битья, не способная дать сдачи, а потом понимающе кивнул, поджимая губы, и посмотрев на Тэхёна, который с удивлением заметил, что в его глазах не было защитной злобы, с которой он всегда отвечал, когда его обижали. — Ты глуп. А я несчастен. Хоть ты и прав, мне больно это слышать. Больно, что ты меня не понимаешь. Как тогда. Когда мне сильнее всего нужна твоя поддержка, ты кричишь и гонишь. — А чего ты хотел? Думал, мне приятно будет всё это видеть? — Я не думал, что ты увидишь. Был так обкурен, что ни о чём не думал. Ты так спокойно отпустил меня тогда… Почти прогнал. И я снова стал делать глупости. — И зачем ты пришёл сейчас? — сквозь зубы процедил Тэхён зло. До этого, до появления Чонгука в его жизни, он даже не знал, что человек может испытывать такие эмоции, и теперь наслаждался ими на полную, стараясь не замечать, как ноет в груди. — Делай глупости, но подальше от меня. Остававшийся печально спокойным Чонгук посмотрел пронзительно, и у Тэхёна подкосились колени от этого взгляда забитого в угол дикого зверя, потерявшего последнюю надежду. Он в одну секунду присмирел. — Спаси меня. Я больше не могу.