Saint Petersburg

***

      Все на том же месте, в Старбаксе, за столом в дальнем углу, подальше от посторонних глаз Онегин приходит первым, покупает большую чашку кофе и заранее любимый латте Ленского, плюхается на кресло и лихорадочно думает. Старбакс украсили к новогодним праздникам: помещение было теплым, светлым и уютным; под потолком висели миловидные крохотные гирлянды, своим миганием напоминающие звезды; на стекла наклеили разноцветные рождественские стикеры, а на главную дверь повесили венок. Пахло в кафетерии пряно. Часто включались громкие кофемашины, заглушая сладкие винтажные мелодии, иногда звенел колокольчик, когда в Старбакс входили новые посетители. Падающий снег крупными хлопьями прилипал к стеклу, тая и быстро испаряясь. Люди, прячущие носы в шарфах, старательно пробиралась по дороге, и в каждом из таких прохожих Женя отчаянно пытался найти Вову. Что-то гложило его в душе, затягиваясь горьким узлом в животе, и это чувство лениво давило на Онегина, вынуждая все время возвращаться мыслями к такому маленькому и нелепому Володе. Улыбка тронула его лицо, когда он наконец увидел, как Вова, шмыгая носом и пиная носками ботинок снег, неуверенно шагал по тротуару, постоянно натягивая на уши яркую желтую шапку. Он словно светился среди этого однообразного люда, проходящего мимо него, и походил на маленького рождественского ангелочка. Онегин увидел его и просто ничего не смог с собой поделать: внутри что-то с тяжелой силой перевернулось. Звякнул колокольчик, оповещая о пришедшем маленьком чуде, который, смущенно потирая раскрасневшийся от мороза нос и стягивая с головы глупую шапку, немного нерешительно внедрился в обернувшегося Женю взглядом. И так красное лицо Володи порозовело еще сильнее. Его темные кудри мягкими спиралями упали на тонкие плечи, и Онегин издали рассмотрел, как в них, словно играя, путаются белоснежные снежинки. Вова, синхронно расстегивая огромный пуховик, подходил к их столику, и с каждым шагом его теплый, как горячий шоколад, взгляд опускался все ниже и ниже, в пол. — А я заказал тебе кофе, — ласковым тоном сообщил Онегин, когда Володя, так и не взглянув на него, уселся в кресло напротив, делая вид, будто чрезвычайно сильно занят снятием верхней одежды. — Спасибо. Я отдам тебе деньги, — буркнул он так же смущенно, как и всегда. — Не надо, — в отличие от самого Ленского, Женя вцеплялся в него взглядом, наконец понимая, что очень сильно скучал. Слишком сильно, что даже сердце сейчас пришло в норму, стало таким, каким было раньше, когда в его жизни присутствовал Вова. На Ленском опять был растянутый свитер: темно-бежевый, с оленями и однообразным узором на груди; с тяжелым, охватывающим тонкую шею воротником, в который чуть-чуть забились растрепанные волосы. — Ты хотел поговорить? — немного отстранено вдруг спросил Ленский, наконец справившись с пуховиком, повесив его на спинку сидения. Он активно хлебнул из большой чашки и, скосив глаза, быстро облизнул молочные «усы» из-за пенки. В голове Жени вновь что-то щелкнуло, и он тоже немного растерянно отхлебнул кофе. — Возвращайся, пожалуйста, — сказал он, настойчиво глядя на красного веселого Санту Клауса, приклеенного к окну. Какой-то у него слишком алый нос. — Зачем? — саркастично хмыкнул Вова, нервно передернул плечами, оставляя на лице немного болезненную улыбку. Он все никак не смотрел на Женю, который, наконец оторвавшись от глупого Санты, всеми силами пытался поймать его взгляд. Вспомнить, каким он был: тихим, смиренным, заботливым. — Плохо без тебя. На парах скучно, — ляпнул Онегин, сразу же поборов желание ударить себя по лбу. Взгляд Володи стал еще жестче. Мальчишка смотрел куда-то за плечо Онегина, и Женя никак не мог понять, что он там такое интересное увидел. — Может, ты начнешь учиться хотя бы, — сказал Ленский, лихорадочно сжимая в красных пальчиках пузатую чашку. — Нет. То есть… Наверное. Блять, я имел в виду, без тебя не начну. Впервые Онегин замешкался. Вова внезапно взглянул ему прямо в глаза, и у ошарашенного Евгения прямо вся почва из-под ног ушла. Этот взгляд был таким до боли родным, таким до боли влюбленным, серьезным и печальным, что ему захотелось прижать это хрупкое тело к себе, согреть и никогда не отпускать от себя. Жене действительно было жаль, что все так вышло. Что он так поступил с Володей. Ведь мальчик этого не заслужил, совсем нет. — Жень, — предупреждающим тоном заговорил Вова, отодвигая от себя чашку. Так, словно хотел сейчас уйти. Онегин, сам того не понимая, схватил его за руку, немного перегнувшись через стол, будто действительно не хотел отпускать. Господи, Женя просто больше не выдержит дней в таких сильных душевных метаниях. Володя вздрогнул всем телом, открыл рот и побледнел, но руку не вырвал, только лишь сжал ее в кулак. Онегин накрыл мягкую ладонь своей. — Пожалуйста, Володь. Всем без тебя плохо, — уверяющим шепотом заумолял Женя, ловя на себе смущенный взгляд мальчика. Умиление снова током пробежало по телу, покалывая в самых кончиках пальцев. Володя замялся, закусил губу, уставился в стол задумчивым взглядом. — «Всем» — это значит, и тебе тоже? — осторожно спросил он. У Жени как от сердца отлегло. Он одобряюще сжал руку Ленского, разгибая его пальцы и легко поглаживая их. Ладонь Ленского капельку подрагивала, и Онегину невыносимо сильно хотелось унять эту трепетную умилительную дрожь. Лишь бы Вове снова стало хорошо. Лишь бы все вернулось на круги своя. Лишь бы Женя снова смог приходить на пары и видеть сосредоточенное румяное личико, горящие интересом глаза, вдохновенные пылкие речи; шутливую злость на то, что Женя совершенно не учится, на то, что тепло не одевается, на то, что прогуливает постоянно. Онегин хотел, чтобы Вова простил его. Не уезжал ни в какую там Германию, мало ли что с ним случится там, в чужой стране! — Да. Мне тоже плохо без тебя, — кивает Онегин, хотя мог бы сто раз сказать Володе, какой же тот на самом деле замечательный, — Давай останемся друзьями? Ленский резко выдергивает руку. Прячет ладошки в длинных рукавах свитера, снова опускает глаза и сжимает губы. Волосы спадают на его лоб, закрывая обозрение. Женя недоволен собой. Но поправиться не может. — Давай, — тихо отвечает Вова, и его мягкий аккуратный голос заглушается старой композицией, разлетевшейся по Старбаксу. Онегин облегченно улыбается, отхлебывает кофе и вздыхает. — Но я все еще люблю тебя. Эти слова снова заставляют замереть всем внутренностям и перестать функционировать на какое-то время. Женя сжимает губы и вспоминает свою мать. Она очень расстроится.