Мне жаль всех тех, кто учится молчать, менять легко, как веера, щиты молчанья: за этими щитами — тишина, калейдоскоп безмолвий, там скользят немые тени чувств: презренье, мудрость, унижение, злорадство… Мне жаль старательных учеников, самозабвенно затягивающих петлю беззвучья. Ана Бландиана, «В глубокой тишине»
Мятые пергаментные свитки, поломанные и обкусанные перья, открытая чернильница, содержимое которой испарилось еще десятилетие назад, множество книг («О старых волшебниках» и «Трансфигуративное преимущество» оказались наименее безобидными на фоне Уайльда и Стивенсона), какая-то тряпка, измазанная мелом, сам мелок и маленькая меловая доска, корки хлеба, бинты в давно засохшей бурой крови, стопка фотографий и пара скрученных маггловских фотопленок — всё это Римус постарался аккуратно сгрести в охапку и перенести на кровать. Сириус насмешливо смотрел, как на пол посыпались просроченные ингредиенты для зелий в крошечных мешочках. — Твой метод уборки — паршивый. — Знаю, — Римус сморщился, устраняя грязь со столешницы при помощи чар. — Присаживайся, сейчас принесу чайник. — Уймись, — Блэк проковылял к кривому стулу и тяжело опустился на жесткое сиденье. — Вообще-то я не голоден. Но раз настаиваешь… — Рассказывай, куда ходил. — Ты, я вижу, буквально сгораешь от любопытства, — хмыкнул Сириус. — Сперва тащи сюда свои пресные лепешки. — Поменьше фамильярничай, я тоже устал и болен, — Люпин потер поясницу и сердито крякнул. — Какой-то сук, кажется, пытался протаранить мой бок. За ужином они больше молчали, кроме, разве что, редких «Акцио, соль» и «Люпин, что, как не в себя, кончай давиться», исходящих от Блэка. Римус ел торопливо: он желал как можно скорее узнать, где же спасенный заключенный провел несколько предрассветных часов. Кое-какие предположения всё же возникли, но он хотел услышать правду от Сириуса и теперь сверлил того глазами. Из головы никак не шла недавняя истерика школьного друга: Римус списал странное поведение горделивого и немного надменного (именно таким он помнил его) Блэка на тяжесть потрясений от событий последних двух дней. Плачущий Сириус выглядел настолько же странно, как, к примеру, Люциус Малфой, поющий рождественские гимны. «Не мог же нарочно разыграть эту сцену? Уловка? Чепуха! Но что ему понадобилось от клерика, который и так на его стороне? Вряд ли есть что-то более незаконное, чем их идея уничтожить запасы Сомы. И Отец…» Люпин ни разу не видел Дамблдора после того, как Орден Четырех Струн утвердил свою власть. Тогда всем стало известно, что бывший директор Школы чародейства и волшебства решил отойти от дел. Римус понимал, что, хоть Дамблдор и создал новую идеологию, магическим сообществом Великобритании управляет Фадж. Клерик высшего уровня вообще сомневался, что Альбус находится в Англии. Каждое утро в Министерстве начиналось с бестелесного голоса, что эхом раскатывался по атриуму: «Здравствуйте, маги и чародейки, гоблины и эльфы. Наступил новый день...» Неизменные приветствия Дамблдора стали для всех хлебом насущным. День начинался с речи Отца, ею же и заканчивался. По большим праздникам голос седовласого волшебника вещал чуть более торжественно, чем обычно, но сам он никогда не появлялся в Министерстве лично. Артур однажды заметил, что старец наверняка лежит на песчаном пляже, нежась на топчане в лучах полуденного солнца с бокалом огневиски в руках. Но все уважали Дамблдора! Никто не посмел бы подозревать в чем-либо такого выдающегося человека. Отец сберег магическое сообщество, не дал войне с Волдемортом расколоть Европу на два лагеря: чистокровных ксенофобов и магглов с их защитниками. Может, услышь шпион Темного Лорда пророчество о Гарри чуть раньше, война окончилась бы значительно быстрее. Фениксовцы, авроры Министерства, Пожиратели смерти... Стычки и сражения измотали каждого, но особенно тяжело приходилось мародерам и их друзьям. Доркас Медоуз погибла на глазах Римуса. Пожиратели прокрались в дом Марлин и уничтожили, безжалостно вырезали всю ее семью... Весной восемьдесят второго года Люпин просыпался каждую ночь, каждую проклятую ночь, задыхаясь и цепляясь пальцами за одеяло. Все его воспоминания об этих людях вернулись, но он чувствовал лишь боль и мрачное удовлетворение. Он не желал забывать. Петтигрю как Хранитель тайны недолго держал рот на замке — он был слишком напуган, ожидая разоблачения и расплаты то от одного господина, то от другого. В апреле Темному Лорду стало известно о местоположении убежища Джеймса и Лили. Волдеморт жаждал убить Поттеров лично. Каково же было изумление его последователей, когда произошло то самое знаменательное событие! Петтигрю почти сразу же был схвачен аврорами как один из свидетелей. Он норовил сбежать, приняв анимагическую форму, но Люпин успел предупредить некоторых членов Ордена о том, что Хвост — незарегистрированный анимаг. Суд приговорил последнего к казни как повинного в смерти родителей малыша Гарри. Сейчас Римус вспомнил, как задержали и затем отпустили Сириуса... Блэк пробыл на свободе лишь несколько дней. Ровно столько, сколько было нужно, чтоб сходить на могилу Поттеров... прежде чем Люпин явился к нему домой с тем подлым обыском: накачанный Сомой и совершенно одуревший от отчаяния. Он скучал по Гарри. Вспоминая каждое мгновение, что он провел с маленьким гриффиндорцем, Римус чувствовал, как болезненно сжимается сердце. «Обрадуется ли парнишка, освободившись от действия Сомы? Что сын Джеймса Поттера скажет отчиму и как встретит крестного? И Альбус… — раздумья вновь вернулись к Дамблдору. — Сейчас Отец тот еще дамоклов меч: пока не вмешивается, но вдруг появится, когда начнутся беспорядки? Влетит в Министерство, сверкая очами, и поразит нас с Блэком одним взмахом волшебной палочки…» Люпин поморщился, надкусывая рисовую лепешку. — Заткнись. — Что?! — от неожиданности Римус подскочил на стуле, тут же охнув от боли в боку. — Твои мысли ужасно громкие, я не могу спокойно есть, — Блэк кинул на Люпина долгий взгляд. — Такой шумный… — Хм, не знаю, как ты можешь улавливать мои мысли, не владея легилименцией, но хочу тебя предупредить: я не успокоюсь, пока не услышу от тебя достойных объяснений и подробного рассказа обо всем, что меня интересует. — Всё такой же дотошный, мистер Гриффиндорский Староста. Потерпи немного. Кстати, мне нужны от тебя некоторые справки. Скажи-ка, клерик высшего уровня, есть ли способ изобличить эмоционального преступника? Какие-то особые приметы, кроме романов Хаксли под подушкой? — Конечно, есть. Римус согнул правую руку, держа ее на уровне груди, и, откашлявшись, произнес: — «Полный справочник должностных инструкций члена Ордена Четырех Струн», пожалуйста. Блэк ошарашенно смотрел, как вокруг Люпина заклубилось облачко прозрачного дыма. Через пару мгновений на сгибе локтя клерика покоился толщенный фолиант в черной коже, гладкой и блестящей, без единого изъяна. — Мерлиновы кальсоны, ты просто пафосный негодяй, — выдохнул Блэк. — Что за книженция? — Почему ты так груб со мной? Фу, обижаешь… страница пятьсот тридцать, параграф два, — произнес Люпин, склоняясь к черной обложке. Листы зашуршали, мелькая быстро, точно переворачиваемые ловкой невидимой рукой. Блэк посмотрел на бывшего сокурсника со странной нежностью и заметил: — Твоя страсть ко всяким научным изысканиям и упорядоченным поискам знаний пробуждает во мне ностальгию. Я бы даже сказал, что скучаю по тем временам, когда мы были детьми. — А я — нет, — отрезал Римус. — Разве что ты не был таким сухарем. А теперь слушай. Блэк отложил чайную ложку и притих. Вначале Римус зачитал общие положения о том, кто такой эмоциональный преступник в глазах общества, а затем перешел к практическим советам по определению оного. Блэк хмыкнул, явно представляя, что он сказал бы волшебнику, который попытался бы задержать его и проверить с подобной книжкой в руках. — Кажется, ваши методы борьбы с негодяями вроде меня стали более продуманными. — Не перебивай. «Пункт 3. Заклинания. Аффектус Инвиньет — чары, помогающие отследить проявления чувств и эмоций. Данное заклинание не дает четких характеристик всего спектра эмоций, но предоставляет основную информацию о подозреваемом волшебнике. Подробные указания…». Так-так-так, это можно пропустить. Тут также упомянута легилименция, но среди клериков довольно мало магов, способных читать мысли. — Конечно, для такого нужно обладать эмпатией. Хоть в зародыше… Одной магической силы недостаточно, — нахмурился Блэк. Он уже окончил ужин и теперь набивал табаком трубку. — А что помимо чар? — Остальные способы более прозаичны. Самый простой из них стар как мир. Допрос. Главная его задача — вызвать у допрашиваемого какие-нибудь болезненные или, наоборот, радостные воспоминания, что-то, что выведет из равновесия. Существует еще один метод подобного рода. Думаю, о нем и заикаться не стоит. — Что так? Говори уж. — Назовем его… э-э-э… телесный контакт. Некоторые задержанные волшебники раскололись на этом. Клерики куда более хладнокровны, чем большинство повстанцев, думаю, ты об этом догадываешься. — И многих задержанных волшебников тебе пришлось поцеловать в ходе судебного заседания, Римус Люпин? — зло оскалился Блэк. — Звучит неплохо. — Звучит отвратительно, к счастью, я — мастер вести беседы. До поцелуев дело не дошло, — скулы Римуса покрылись бордовыми пятнами. — К чему тебе все эти сведения? — Научи меня чарам Аффектус Инвиньет. Возможно, они мне пригодятся. Кстати, сегодня ночью меня пытался поцеловать Грозный Глаз. Правда, вначале чуть не грохнул, приняв за клерика под обороткой… — Мерлин, Сириус! — Но потом связал и начал вопить, что я — наглое и бесстыжее существо и не имею права зваться гриффиндорцем. И что я совершенно бестолковый, и аврор бы из меня вышел, как пуля из говна… — Сириус! — Но в конце концов он поверил, что я — Сириус Орион Блэк, эмоциональный преступник в бегах. Мы довольно долго трепали языками… занимательная вышла беседа, не то что с тобою во Дворце Правосудия. — Черт возьми, Сириус! — Твою мантикору налево, Лунатик, хорош перебивать! — Как ты рискнул сунуться к Грюму?! Как вообще нашел его, откуда узнал… — Раз в месяц нам приносили газеты. За почти десять лет мне не попалось ни одной статьи, где бы упоминался Аластор или его подвиги. Это натолкнуло меня на некоторые размышления… Я также не видел и некролога, что означало лишь одно: старый говнюк жив и находится на стороне проигравших. Знаешь ли ты, Люпин, что он — главарь мятежников? — Ох, я лишь догадывался… Сириус, я сам не был уверен, что он живой! Не вру. — Я и не говорю, что врешь. Успокойся, чудак. Так вот, кое-что из Грюмова рассказа показалось мне весьма занятным. Он уверен, будто Дамблдор мог оставить «противоядие» против собственного авторитарного строя. Кажется, мы можем выиграть, не развязывая войны. Но как узнать, что за сведения нужны? Где их искать? Не представляю... — Расскажи что-нибудь еще, Сириус, — Люпин подался вперед, чувствуя радостное возбуждение. Не так давно он сам был ревностным приверженцем системы Дамблдора, поддерживал власть Ордена, восхищался находчивостью и волшебной силой Отца… что происходит с ним теперь? Неужели он собирается пошатнуть устои, сложившиеся в магическом сообществе за без малого десять лет? — Люпин, могу ли я тебе доверять? Я бы хотел убедиться, что ты — не засланный шпион, — Сириус склонился над столом, его глаза превратились в две узкие щелочки, напряженное выражение лица не выдавало мыслей, но Римус сразу почуял подвох. — Пошел к дьяволу, Сириус, ты можешь быть серьезным?! Прости за каламбур… Люпин оттолкнул школьного товарища, сердито шипя. Блэк хмыкнул, засветил на конце волшебной палочки Римуса огонек и раскурил трубку. — Ладно. Хочешь серьезной игры? Получишь. Сядь поудобнее, холерик тщедушный, а не то со стула упадешь. Итак… Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор... мертв.Ѻ
Алиса лежала, глядя в потолок. Белые стены и белые квадратики кафеля на полу, постельное белье, чуть пахнущее хлоркой, и серый шерстяной плед, окутывающий ноги… она знала, что теперь на двери охранные чары. Комната была такой пустой, что, пожелай Алиса совершить самоубийство, пришлось бы откусить собственный язык и подавиться им. Обстановка палаты не позволяла придумать ничего более доступного и менее болезненного. Но Алиса Долгопупс не желала умирать, как думали окружающие: медсестры, лечащий колдомедик, негодяй Римус Люпин, бросивший ее совсем одну… Она ждала, что клерик придет снова, но вчера, отправляясь на прогулку в сопровождении молоденькой волшебницы в белом халатике, услышала перешептывания эльфов-уборщиков. Острый слух всегда причинял массу неудобств, но сейчас пришелся кстати. «Ох, сбежал опасный преступник… Минни знает, что с ним был клерик...» «А Пруди мамушкой клянется, что клерик-волшебник носит фамилию Люпин. Пруди не врет, правда-правда… значит ли это...» Эльфийки заметили, что за ними наблюдает подопечная того самого клерика, и тотчас же аппарировали прочь с громким писком. Сердце Алисы ушло в пятки. Вдруг Римус пострадает? Преступник взял его в заложники? Но что, если мистер Люпин, клерик высшего уровня, сам помог заключенному сбежать? И кто этот загадочный узник? В свежей утренней газете не было ни слова. И пациентка больницы Святого Мунго пришла в замешательство, когда дверь ее палаты отворилась и вошел… Северус Снегг. — Вы… — дыхание перехватило, уж больно неуместным показалось колдунье его появление. Миссис Долгопупс знала, что он — новый директор Школы с тех самых пор, как Дамблдор выжил из ума и занялся политической деятельностью. Ей приносили разные книги по новейшей истории и старые газеты. Все их Алиса прочла от корки до корки. Ее буквально охватило бешенство, но она сдерживалась изо всех сил: верила, что сможет бежать. Мечтала покинуть больницу и готовилась стать паинькой, если потребуется. Она должна воссоединиться с сыном! Пусть гадкий Люпин думает что угодно, но помирать она не собирается! — Добрый день, миссис Долгопупс, — голос Снегга звучал холодно и отстраненно, но в то же время — немного покровительственно. — Могу ли я войти и побеседовать с вами? — Вы уже вошли… раз так, то садитесь, сэр. Он придвинул к постели единственный стул, опустился на него и вытянулся в струнку. «Хоть сутулиться перестал… чертов зельевар», — Северус никогда ей не нравился. Она не понимала, как Лили Поттер могла дружить с кем-то настолько раздражающим и желчным. — Фрэнк был мягким, ласковым и сильным, он никогда не опустился бы до выходок, что позволял себе в Школе Снегг… Так, не думать о Фрэнке!» Мужчина будничным тоном сообщил ей, что Люпин нарушил закон, сбежав вместе с Блэком, и их обоих ждет смертная казнь — поцелуй дементора. Поэтому теперь он, Северус Снегг собственной персоной, станет приходить к ней, осуществляя действия, предписанные программой реабилитации. «Вряд ли этот двуликий Янус поможет мне реабилитироваться, скорее, доведет до нервного срыва. Может, это им и нужно?» Беседа, больше похожая на монолог зельевара-директора, не продлилась долго. Снегг ушел, пообещав навестить ее еще. То было вчера. И вот сегодня он опять здесь. Приподнявшись на белоснежных подушках, пахнущих хлоркой и ничем более, Алиса натянула одеяло до подбородка и недовольно нахмурилась. Вчера директор показался ей странным… Хоть Алисе и было теперь тридцать два года, разум ее по-прежнему оставался разумом неопытной девушки. Она подозревала, что человек перед нею — не тот, за кого себя выдает. Поразительное чутье ученицы Аврората подсказывало: он опасен. Но чем же? Алиса не хотела видеть Снегга, но в то же время горела желанием разгадать его тайну. «А тайна есть, есть, не будь я Алиса Долгопупс, черт возьми!» — Добрый день, миссис. — Здравствуйте, господин директор. Как там мой мальчик? Вы видели его сегодня? Снегг едва заметно поморщился, что не ускользнуло от ее цепкого взгляда. «Неужели она воображает, что ее сынок-олух — единственный мой подопечный? Мне что, заняться нечем, кроме как за ним следить? Хотя, это было бы весьма кстати: от увальня Долгопупса только и ждешь, что очередного нелепого фиаско. Особенно в классе зельеварения.» Вслух же он сказал: — Думаю, благодаря действию Сомы, разум вашего сына зеркально чист и не замутнен. Его ничто не печалит… — И не радует, — закончила Алиса, перебив посетителя. — Итак, какова тема сегодняшней беседы? Северус вздрогнул, слегка изогнув брови. — Хм… дайте подумать… — О чем думать, разве у вас нет никаких предписаний? Вы — странный человек и волшебник, знаете ли. Обычно окружающие меня люди действуют так, точно они — маггловские робуты. — Роботы. И да, я — не из их числа. Сома, конечно, умиротворяет, но не отупляет, миссис Долгопупс. Сегодня я почитаю вам книгу. — Книгу? — женщина встрепенулась, опустила край одеяла и устроилась поудобнее, приготовившись слушать. — Пособие «Величие чар», написанное специально для волшебников, осваивающих невербальные заклинания нового типа. Будьте добры, сосредоточьтесь! — О-о-о… — колдунья разочарованно вздохнула. Слушать Снегга оказалось интереснее, чем она ожидала — новые знания могут пригодиться. Но куда занятнее было наблюдать за самим чудным магом. В душе Алисы зародилось смутное подозрение…Ѻ
Сириус лежал на животе, глядя на шумные часы. Маятник раскачивался взад-вперед, и его застекленное вместилище едва заметно подрагивало. Вначале Блэк жалел, что завел этого механического монстра, но теперь мерное тиканье стало даже привычным. «Хм, надо будет купить такие часы для собственного дома… потом, когда всё закончится. — Его дом… Блэк поджал губы. — Зачем только вспомнил об этом склепе на площади Гриммо! Ненавистное фамильное гнездышко Блэков! Обветшалый особняк наверняка уже на ладан дышит, если и вовсе не рухнул… а Кикимер, мерзкий эльф?! Мерлин всемогущий, хоть бы сбежал или, на худой конец, тапки склеил!» Анимаг заворчал, когда Люпин прижег порез на бледной коже чуть сильнее, чем требовалось для лечения. — Тшшш… спокойно, Блэк, хороший пес. — Пошел к дьяволу, это постарались твои когти, между прочим. — Я помню, иначе в жизни бы не стал лечить такого привередливого и высокомерного засранца. Ты, Сириус, воображаешь, что все кругом тебе должны! Просто полежи смирно и не дергайся. — Я ожидал, новость о смерти старикашки тебя удивит. Скажи, среди вас, клериков, ползли слушки о том, что Отец — всего лишь миф, часть рекламной кампании Министерства? — О таком говорить опасно. Пара мыслей у меня, конечно же, была... Да какое это теперь имеет значение? Добрая часть мировых маггловских религий основана на обожествлении несуществующих либо давно умерших личностей и явлений. — Так ты у нас еще и теолог, мистер Люпин. Занятно. Что будем делать? — Ждать, — пожал плечами бывший клерик. — Но не слишком долго. Артура после суда отправят в Азкабан, а я не хочу, чтоб он пострадал по моей вине еще больше. И Гарри… Еще интересно, что за странные видения меня посещали. И ты что-то говорил об Омуте памяти… не желаешь объясниться? Я тогда был невменяем и мало что понял. Блэк повернул голову в черных с проседью кудрях, косясь на старого знакомого. — В таком случае, повторюсь. Ты знаешь, что такое думосброс? — Само собой. — У Дамблдора был подобный артефакт. Но пропал... прямо из директорского кабинета. Перед днем своего рождения ты внезапно стал очень странным, а спустя пару недель сообщил, что начал принимать Сому. Через месяц меня задержали в доме покойного дядюшки Альфарда. Да, ты и раньше говорил, что намереваешься использовать Омут… сболтнул как-то, что хочешь защитить некоторые из воспоминаний. Римус, кажется, в этом и есть ключ к разгадке. — Разгадке чего? — Всего, — недовольно отрезал мужчина, смешавшись. — Неужели не интересно? — Опасаюсь, что не смогу вспомнить, куда именно дел Омут. Если я действительно украл его из кабинета действующего директора Школы чародейства и волшебства, что само по себе довольно необычно... Сириус, представь только: я ворую что-то у Альбуса! Нелепость! — Мистер Заучка и Паинька спер думосброс… да уж! Но я склонен доверять своей памяти. О подобном ты бы не соврал. — Я не был заучкой! — Был-был, и еще каким… хе-хе-хе, — Блэк хрипло закашлялся, корчась от внезапной боли. — Так тебе и надо, злой ты, Блэк. И вообще, я хочу спать. Тебе нужно обмотаться чистой тканью, бинта нет… почему не одолжил у Грозного Глаза что-нибудь полезнее двух бутылок огневиски?! — Он дал бадьян и заживляющую мазь. — И огневиски! — Люпин… отвали. Они пререкались еще какое-то время, но этот спор Римуса не раздражал. В груди разлилось необыкновенное тепло. Он чувствовал себя лучше, намного лучше, чем за все последние годы жизни, вместе взятые. Цапаться с беспардонным и раздражительным Блэком нравилось куда больше, чем сидеть в белоснежном офисе, облаченному в серые брюки и серую мантию. Тело всё еще болело и голова слегка кружилась после недавнего обращения, но и это не казалось оборотню ужасным. Сириус неловкими движениями замотался в лоскуты, нарезанные из старых, но чистых простынь, погасил верхний свет и подсел к камину, а Люпин лег — он невероятно устал. Последние дни выдались такими напряженными и богатыми на события и новые впечатления! Смутная тревога, волнение, радость и нетерпение — всё это отступило. Люпин задремал. Сквозь сон он слышал, как читает у камина Блэк: медленно, вдумчиво, водя указательным пальцем по строчкам. Лишь похвала твоя и твой укор Моей отрадой будут и печалью, Для всех других я умер с этих пор И чувства оковал незримой сталью… Он уснул, убаюканным блэковским бормотанием.