Ветер, летящий с юга

       С комнатой решила познакомиться не откладывая. Пообедала, поболтала с одноклассницами и с самым беззаботным видом отправилась гулять по Хогвартсу. Слонялась по разным этажам, засовывала нос в незапертые помещения и пустые классы, оглядывалась с видом туристки, даже побеседовала с несколькими портретами. На седьмом этаже прошлась мимо кабинета Галатеи Мэрисот, заглянула в класс защиты и поглазела в окна. В общем, сделала все, чтобы и возможным наблюдателям, и портретам, и даже чтецу мыслей весь мой вояж казался совершеннейшей случайностью. И вот восьмой этаж, вот они, тролли. Прохожу мимо и старательно думаю о том, что будет летом, как хочется это пережить, и как нужна защита. Защита! Закладываю вираж до окна, так же, как и на всех предыдущих этажах, пялюсь по сторонам, но думаю только о том, что мало кому из хогвартских учеников удастся понять мое отчаяние. Бомбардировка еще раз? Я до сих пор помню, как сгорала, моментально распадаясь пеплом, сестра. Нет. Еще раз — это слишком. Я уже один раз так умерла. Мне, черт возьми, нужны эти книги. Они мне нужны. И еще вираж, на этот раз зажмурившись. Мне нужны книги по защитной магии. Очень! Когда я открыла глаза, до того гладкая стена кокетливо поблескивала полированным деревом массивной двери. Неужели получилось? У меня даже рука немного тряслась, пока я ее открывала. Внутри обнаружился стол с двумя лампами по краям; письменные принадлежности были аккуратно разложены, приглашая сразу начать работу. Кроме стены с камином, все остальные были заставлены книжными шкафами. К одному из них была приставлена элегантная лесенка. С потолка свисала большая люстра со множеством свечей, делая комнату очень светлой, несмотря на отсутствие окон. Я вошла и закрыла за собой дверь. Книг было очень много и если в первый момент меня это обрадовало, то теперь я чувствовала разочарование и бессилие. Я же не чемпион по скорочтению, обладающий вдобавок абсолютной памятью… Как мне разобраться с этой горой литературы, как успеть хотя бы просмотреть их, не то что выучить что-то полезное? Комната-по-требованию предложила мне слишком многое, и я очень сомневаюсь, что, если ее попросить оставить только доступные одиннадцатилетке книги, она что-то уберет из ассортимента. Мне придется как-то выкручиваться самостоятельно. Я принялась осматривать стеллажи: слава богу, хотя бы сгруппировано. По крайней мере, «Защита, даруемая добровольной жертвой», «Жертвенный охраняющий круг» и «Враг умерщвленный: защита жилища» стояли вместе. Хогвартс, а ты затейник. Прям, как раз для одиннадцатилетней девочки книжки выбрал. Хоть выходи в коридор, да пробуй заново… Но с учетом того, что когда у комнаты просили крестраж, она предоставила весь захламленный за века ангар для проведения инвентаризации, то и мне не светит получить скромную стопочку книжек. Я сняла мантию, чтобы не потеть, и стала снимать с полок и откладывать все, что казалось мне абсолютно неподходящим. Так я хотя бы получу более точное представление о количестве книг, с которыми мне придется работать. Остаток дня прошел грустно: я читала заголовок, оглавление, если такое было, несколько абзацев от начала и несколько абзацев из середины. Таким образом отделяла «условно годное» от «условно негодного». Может быть, вариант с человеческим жертвоприношением и являлся в моем случае (когда маг слабый, ничего не умеет, а защита нужна очень серьезная) самым простым и эффективным решением, но для меня этот способ был неприемлем. О, дело не в моральных терзаниях, скорее в том, что после того, как я принесу в жертву миссис Коул или кого-то из милых приютских деток, в Хогвартс меня вряд ли пустят, зато пустят в другое известное казенное заведение... Если без зубоскальства — детей я убивать не готова, даже спасая свой собственный зад, а парочки маньяков, которых не жалко, под рукой нет. Надо искать что-то менее радикальное. Книги были разные: какие-то отпугивали меня кровожадностью, какие-то были написаны на неизвестных языках (даже было два иероглифичных), а какие-то я просто не могла понять. То есть, там было написано английским языком, но слова не складывались в текст и не обретали смысл, а что-то было настолько заумно, как будто писали про теплофизику, а не про прикладную магию. К вечеру я просмотрела примерно треть всех книг, внушительная часть из которых перекочевала с полок на пол. Я сложила отбракованное аккуратными стопками, вдруг придется к нему возвращаться. Голова и плечи гудели, глаза слипались. Мое детское тельце протестовало против труда в рабских условиях, да еще и без перерывов на обед. А обед (вечерний, английский) я пропустила. Пойду теперь на ночь пить молоко с печеньем да спать, в родную подземную нору. *** С утра я проснулась хмурой и неотдохнувшей. Ночью снились кошмары — реконструкция событий прошлой жизни с неприятными и неаппетитными подробностями. Перегруженный мозг мстил за вчерашнее издевательство над ним. Пока собиралась к завтраку, соседки расспрашивали, где это я вчера пропадала полдня. Минусы женского коллектива, пусть и малолетнего — все замечают и до всего есть дело. Сказала, что читала в пустом классе, бродила по Хогвартсу, с портретами знакомилась. В доказательство перечислила нескольких нарисованных обитателей замка, с кем вчера действительно познакомилась, и благополучно убежала, пока не завалили вопросами. День сегодня ожидался насыщенный: самый длинный для грамотных и самый халявный для грамоту осваивающих. Шесть занятий: заклинания, ТРОП и чары. Всего по два. Просто пир для ума, хотя мой призывает пойти и лечь спать и ни на какие пиры не отвлекаться. На заклинаниях к моему удовольствию нас действительно встретил Филиус Флитвик. Маленький, подвижный и восторженный. Я растаяла, как будто лично была с ним знакома и встретилась после долгой разлуки. Серьезно, очень приятно было его тут обнаружить. Тот же Дамблдор, хоть и был в сказке куда лучше описан, никаких сентиментальных чувств у меня почему-то не вызвал. Собрав себя в кучу, чтоб — не дай бог! — позорно не уснуть, стала слушать преподавателя. В отличии от многих, Филиус не рассказывал детям план занятий на год, он вообще подходил к своему предмету с завидной смекалкой. Профессор предложил нам придумать перечень самых полезных на наш взгляд заклинаний, а потом рассказать классу, почему мы так считаем. Он тоже расскажет нам свою версию и тоже пояснит, что к чему. Так как мы были только тесным слизеринским коллективом, управились быстро и никто не стеснялся. Я хотела сказать про заклинание починки, удаления пятен, очистки, замыкания и отмыкания замков, света, создания воды, кипячения и замораживания. А потом опомнилась, что на каникулах я колдовать не смогу, а в Хогвартсе мне ни чистящие, ни замораживающие, ни запирающие чары особо не нужны. Замораживать или варить тут ничего не надо — эльфы, убирать тоже не надо — эльфы, а простые запирающие чары любой ученик вскроет и не заметит, то есть, что с ними, что без них. Пришлось задуматься над вопросом всерьез. Получалось: свет (темновато в коридорах), «Фините инкантатем» (если кто меня заколдует), пара ответных заклятий, чтобы не спускать обидчикам, заклинание для ориентирования (если такое есть), «Репаро», согревающее и высушивающее… Ну и очистка — на всякий случай, обувь после прогулки очистить или пятно посреди дня убрать с формы. Дети подошли к вопросу с куда большей фантазией, за что собственно и люблю детей. Был даже вариант призыва призрачного слуги. Флитвик радовался любому ответу, даже моему, насквозь практичному. Сам он рассказал, что варианты для первоклассников должны отвечать трем критериям: простота, полезность и невозможность угробиться в процессе произнесения. Аспект безопасности очень важен, ведь часто первогодки тренируются самостоятельно. И надо, чтобы даже сорвавшееся или сработавшее не так заклинание не наносило серьезного вреда. Еще было бы хорошо, если бы заклинания развивали фантазию и гибкость запястий, с чем прекрасно справляется простая «Левиоса». К тому же, застенчиво признал Флитвик, учиться ей весело. Под конец, когда все наболтались и насмеялись, мы легко освоили «Люмос» и «Нокс» и были отпущены на все четыре стороны. Я решила не идти в выручай-комнату, а направить свои стопы в обычную библиотеку и подумать над заклинаниями, которые неплохо было бы выучить. Для этого нужна была какая-нибудь обзорная книжка, не наш справочник всего-всего. Он объемный, там действительно заклинания на все случае жизни, но в этот раз мне надо что-то конкретное, с уже выбранными заклинаниями, с описаниями и тонкостями использования. Пообщавшись с суровым библиотекарем, я стала счастливой обладательницей таких карманных справочников: «Бытовая магия: 20 самых полезных заклинаний для разумного волшебника», «Золотой стандарт волшебства: заклинания, которые выдают в вас блестящего волшебника», «Колдуй нестандартно: эффективные и оригинальные заклятья, незаслуженно забытые», «Заклятый враг: удиви противника на дуэли или вне ее». Все книги были выносные, так что буду постепенно листать в спальне или у камина в гостиной. *** — Собрались, маленькие негодники? — проскрежетала старуха, древняя, как Стоунхендж. Нет серьезно, ведьма из детской книжки, да и только: сама — сморщенная, седая грива — дыбом, взгляд — недобрый. Занятия, не иначе как для единства образа, проходили в подземельях. — Меня зовут Селестина Саймин-Хэг. — Класс зашушукал, кто-то засмеялся. — Да-да, пишется именно как карга. [1] Собственно, когда-то это было прозвищем. Я родилась еще в те времена, когда клички становились родовыми именами. Кто не способен звать меня профессор Саймин-Хэг и при этом не издавать глупого хихиканья, может обращаться ко мне дама Селестина. Я возведена в рыцарское достоинство, поэтому такое обращение вполне уместно. Класс снова зашушукал и заохал. — Тихо. Полоскать мои старые кости будете у себя в гостиных, сейчас слушайте меня. Мы с вами будем изучать проклятия. Это стыдливо поименовано ТРОП — теория распознавания и определения проклятий. Поднялась рука, и уже знакомый мне гриффиндорец, Стоун, опять ринулся на амбразуру: — Но ведь проклятия — это темная магия, она запрещена, ее никто не применяет. Зачем нам надо изучать проклятия, пусть и в теории? — О, темная магия запрещена, это несомненно, — мерзко захихикала профессор. — Но разве от этого она перестала применяться? Или же, все проклятое за века сразу после принятия закона чудесным образом очистилось? Старуха еще раз мерзко захихикала и закашлялась. Слизеринцы сидели гордые и снисходительно посматривали на своих красно-золотых соучеников, мол, они-то в таких детских пояснениях не нуждаются. — Если есть разрушители проклятий, значит должны быть и проклятия, — продолжила преподавательница, когда восстановила дыхание. — Так пастушья собака предполагает наличие отары неподалеку. К тому же, подумайте, какова вероятность встретиться с проклятым человеком, получить проклятый предмет или оказаться в проклятом месте, если наше нетерпимое и трусливое Министерство разрешает мне преподавать одиннадцатилеткам? О, крючкотворам пришлось признать, что не учить вас куда опаснее, чем подпустить к вам меня. [2] Надо же, сколько желчи. Что-то мне подсказывает, профессор Саймин-Хэг и профессор Мэрисот находят общие темы для разговора. Прямо не школа, а кружок радикалов. Надолго отвлечься у меня не получилось, старая ведьма продолжала: — Начнем сегодняшний урок мы с магловской сказки. Про спящую принцессу. Кто-нибудь знает эту историю? Поднялись несколько рук. — Вы, мисс, кратко поведайте нам, в чем там суть. И представьтесь, — кивнула ведьма на ученицу с факультета львов. Поттер и Грейнджер еще не родились, а факультет Годрика все равно чуть ли не на каждом уроке в центре внимания. — Меня зовут Кассандрой Флинни, мэм. У короля и королевы родилась дочка. Всех пригласили на праздник, кроме злой колдуньи, — тут девочка как-то застенчиво посмотрела на ведьму. — Но она все равно пришла. Она очень обиделась, что про нее забыли или еще хуже, не позвали намеренно. И, когда все дарили подарки и говорили пожелания, тоже пожелала. Пожелала, чтобы девочка росла доброй и красивой и все ее любили, а в шестнадцать лет она бы уколола палец прялкой и умерла ко всеобщему горю. Но там была добрая колдунья и она изменила заклятье: принцесса не умрет, а только уснет. Так все и вышло. А потом пришел принц, он поцеловал принцессу и снял заклятье. — Чудесный пересказ, действительно, почти так маглы и рассказывают. А теперь посмотрим, как это выглядит со стороны волшебников: темная колдунья, несомненно сильная, накладывает на младенца смертельное проклятие. Обратите внимание, она не машет палочкой и не говорит на переиначенной латыни. Она произносит вслух свое пожелание и уже этим творит магию. Теперь рассмотрим вторую ведьму, тоже несомненно темную, но настроенную к королевской семье куда более благожелательно… — Профессор прервалась и посмотрела на Кассандру. — Не хотите ничего спросить, мисс Флинни? — П-почему темную? — возмущенно, как будто тут ее бабушку прилюдно опорочили, выдохнула девочка. — Потому, что ни одна светлая волшебница никогда не сможет перехватить чужое разворачивающееся проклятие и изменить его так сильно, по сути, отменив главную задачу. Кхе. Вот мы и определились, что темных ведьм было две. И вторая тоже не использовала латынь. Хотя, если верить слухам, эта палочкой таки помахала. Профессор Саймин-Хэг прочистила горло: ее опять начинал разбирать кашель. Похоже, старухе было сложно так много говорить. Моя соседка по парте брезгливо поморщилась. Гриффиндорцы, я подозревала, тоже не были в восторге от преподавателя. — Что показывает нам эта сказка? — Скрипела дальше ведьма. — Проклятие — это особая магия. Оно творится по своим законам, его можно снять, изменить или разрушить. Но почти никогда невозможно отразить. Проклятие действует не сразу, это не мгновенная магия, в отличии от заклинаний. Но и «финитой» оно не снимается. Она обвела аудиторию взглядом, проверяя прониклись мы или не прониклись. — Как бы ни хотелось Министерству закрыть глаза на все, что ему не нравится, оно вынуждено соглашаться, что в нашей с вами жизни проклятое встречается слишком часто, чтобы было возможно этого не замечать. Наша история была кровавой и жесткой, наши предки использовали очень разную магию, и многое из нашего прошлого все еще существенно влияет на день сегодняшний. У любого старого чистокровного рода найдется пара проклятых вещиц. — Класс завозился и зашушукал. — Не нужно ни негодовать, ни отрицать, — насмешливо прокомментировала возню ведьма. — Это наследие семьи, это надо понимать и принимать. Кто-то хочет избавиться от таких осколков прошлого и либо нанимает специалиста, чтобы снять проклятие, либо находит покупателя. Кто-то бережно хранит проклятые артефакты наряду с фамильными реликвиями. Кто-то стыдится такого наследства, а кто-то использует. Интересно, почему во времена Поттера этот предмет из программы убрали? Все проклятое за время войны с Реддлом уничтожили и изъяли? — Смысл в том, что вы должны уметь распознавать, выявлять и классифицировать проклятия, если столкнетесь с таковыми. Это то, чему я должна вас научить, чтобы вы смогли выжить и понять, с чем имеете дело, а не просто погибнуть от «неопознанной темной магии». Вы должны научиться отличать, когда человек проклят, а когда под заклятием. Вы должны научиться отличать, когда предмет проклят, а когда зачарован. Вы должны научиться понимать, когда вас просто обругали, а когда прокляли. Класс особого воодушевления не проявлял, но ведьму это как будто не смущало. — Первые два года учебы мы посвятим вербальным проклятиям, закрепленным или незакрепленным, с условиями или без, смертным или вредоносным. До конца урока мы слушали, что, когда старушка проклинает богатого хама «чтоб тебе самому медяки выпрашивать» или когда завистливая соседка проклинает скотину, читая длинный наговор — это в обоих случаях проклятия, только разного вида. Что «чтоб ты сдох» может уморить не хуже редчайшего яда. Что можно проклясть, пока обидчик не одумается или пока семь поколений его потомков не хлебнут горя. Предмет был теоретическим, здесь нас не учили что-то делать, нужно было только слушать. Мне очень нравилось, хотя кто-то явно скучал, а пара гриффиндорцев пыхтела от возмущения, что их светлые головы пытаются замарать знаниями о темной магии. *** Чары встретили нас совсем другой атмосферой: светлая комната, развевающиеся занавески, красавица-учительница и стоящий у окна граммофон, как манифест магловского влияния. На грифельной доске было выведено: «Профессор Лидия МакЭвой». Сама женщина была воплощенная мужская погибель — идеальная кожа, густо подведенные глаза, накрашенные алым губы, волосы, уложенные волной, и лакированные туфли на каблуках, кокетливо выглядывающие из-под мантии. Для волшебного мира — опасно провокационный вид. По крайней мере, во время похода по магазинам я ничего подобного не видала. Пока мы рассаживались, профессор прямо-таки лучилась улыбкой, и, как только все заняли места и перестали шуршать, начала вступительную речь: — Сегодня вы начнете изучение удивительного способа колдовать, я бы сказала, искусства. На трансфигурации вас учат превращать одни предметы в другие, на зельеварения готовить зелья. А кто может сказать, чему вас учат на заклинаниях? Дети зашушукались, обсуждая, шутит над ними преподавательница или нет. — Колдовать? — произнес Элиот, сидящий впереди и в честь этого демонстрирующий мне свою в очередной раз немытую и нечесаную макушку. — Заклинаниям, мэм? — неуверенно сказала девочки с факультета барсуков, и вокруг раздались смешки. — Колдовать вас учат на всех упомянутых предметах. Магл, даже используя те же ингредиенты, что и вы, зелье приготовить не сможет. На зельеварении вы именно что колдуете. На заклинаниях вас учат, как это ни забавно, именно заклинаниям: творить магию определенным образом, используя готовые формулы. ЗОТИ является ни чем иным, как частным случаем такого способа колдовства. А вот чары, хотя и могут показаться очень схожими с заклинаниями, отличаются от них столь же сильно, как зельеварение. Она сделала рукой странный, манящий жест и в ее пальцах возник длинный мундштук с уже зажженной сигаретой. [3] Затянувшись и выпустив дым, который стал, как живой, виться вокруг, ведьма продолжила: — Чары можно творить так же, как заклинания — используя палочку и готовую формулу. А можно, не используя ни формулы, ни даже палочку. — Она еще раз со вкусом затянулась и ласково улыбнулась аудитории. — Что же такое чары? Аудитория настороженно молчала. Мальчики были еще маловаты, чтобы попадать под женское очарование. Сейчас своим видом барсуков профессор скорее пугала, а слизеринцев обескураживала. — Чары — это всегда магия, изменяющая свойства предмета. Если вы накладываете заклинание левитации на книгу, книга не становится летающей. Это по-прежнему обычная книга, только на нее наложено заклинание. Если вы зачаровываете книгу, то, пока действуют чары, это — летающая книга. Не тот предмет, что был до, а совсем новый, измененный. — А в чем разница, мэм? — медленно растягивая слова, спросила моя соседка по комнате, Хэпзиба Гамп. Девочка судорожно сжимала и разжимала кулаки, голос ее был неестественно высоким, да и манера речи была совсем не та, к которой я успела привыкнуть за эти дни. — Вы знаете, кто такой нюхлер, мисс Гамп? — Да, мэм, это волшебное существо, которое может находить клады, — Хэпзиба говорила все также медленно, но тон становился все пренебрежительнее. — Можно наложить на собаку заклинание, которое позволит ей находить клады, так, как это делает нюхлер. Перенести свойства с него на собаку. Сделает ли это собаку волшебным существом? — преподавательница улыбалась и водила мундштуком по губам. — Конечно, нет. А разве, если мы зачаруем собаку, будет не так? — с вызовом протянула девочка. Только я успела подумать, что гриффиндорцы устраивают выступления на занятиях, как королевой драмы решила стать ученица моего собственного факультета. — Если мы зачаруем собаку, то до тех пор, пока будут действовать чары, она будет волшебным существом. — А отменим чары, и собака снова станет обычной собакой. Вы нас только путаете. Как с летающей книгой. Которая становится нелетающей, стоит отменить магию. В чем разница, мисс МакЭвой? — обращение Хэпзиба произнесла чуть ли не по буквам и так, как будто это было общеизвестное ругательство. — Если и заклинание и чары можно снять? Разве есть разница? — Профессор. Вы, мисс Гамп, должны называть меня профессор. И разница принципиальная. Если мы зачаруем двух разнополых собак и они дадут потомство, что мы получим? — Щенков? — уничижительно скривилась Хэпзиба. Кулаки у нее больше не разжимались, теперь они были сжаты так, как будто их судорогой свело. — Волшебных существ. Если собака зачарована, она перестает быть собакой и становится волшебным существом. У нас было два волшебных существа, они дали потомство и теперь у нас оказалось… к примеру, шесть волшебных существ. Что будет, если мы снимем чары, мисс Гамп? — Шесть собак? — моя соседка старалась выглядеть насмешливой и циничной, но мне казалось, девочка готова с кулаками наброситься на все еще лучезарно улыбающуюся ведьму. — Почему же? — почти пропела профессор, постукивая мундштуком по своим красивым губам. — Мы ведь зачаровывали двух собак. И чары мы снимаем с двух. Остальные никогда не были зачарованы, они родились волшебными существами. — Вы хотите сказать что… — какой-то мальчик с Хаффлпаффа вскочил на ноги. — Именно. Только не обязательно так бурно реагировать, — прервала его преподавательница, жестом велевшая ему сесть на место. — Мы получим новый вид волшебных существ. И да, мисс Гамп, минус двадцать баллов за неуважение к преподавателю. — Профессор, но как же так, почему тогда этим никто не занимается? — не унимался хаффлпаффец. — Чем, разведением волшебных собак? — женщина с коротким смешком выпустила очередную порцию дыма. — Это мало кому нужно. Одни — не владеют чарами на достаточном уровне. Другие — не готовы тратить время и силы на выведение существ сомнительной ценности. Если же смотреть в ретроспективе истории, то есть основание полагать, что некоторые волшебные виды, существующие сегодня, появились на свет именно таким путем. Более того, треть всех волшебных лесов в Британии и Ирландии имеют доказанное происхождение от зачарованных лесов или рощ. Тут я явно различила всхлип. И, видимо, не я одна, потому как профессор нашла взглядом Хэпзибу и коротко распорядилась: — Мисс Гамп, отправляйтесь в Больничное крыло, возьмите там Умиротворяющего бальзама. Вы мешаете своим друзьям воспринимать мой урок. Девочка выскочила из аудитории, хлопнув дверью, а профессор начала говорить дальше, все такая же расслабленная и улыбающаяся. Я невольно задалась вопросом, а табак ли она курит? Хотя по запаху — табак. — В чарах выделяют два больших раздела: зачарование и чародейство. Зачарование — это закрепление чар на объекте. Зачаровать можно человека, животное, предмет или местность. Чародейство, — надпись «Чаро + действо» возникла на доске, — ни на чем не закрепляется. Пока вы совершаете действие, чары работают, как только вы прекращаете, чары рассеиваются. На доске образовалась новая надпись: "Зачарование (комплексное воздействие, указанная направленность, отменяющее условие)" — Кто-нибудь из вас слышал о гордости Гринготтса, Гибели воров? — некоторые согласно закивали, я тоже что-то такое припоминала. — Гибель воров — это водопад в подземельях гоблинского банка, вода которого зачарована так, что снимает все заклинания, разрушает все чары и отменяет действие всех зелий. Знаете ли вы заклинание, которое могло бы выполнить такую задачу? Такого нет. "Фините" действует только на простые заклятья. Каждое сложное требует строго определенного контрзаклятья. Не говоря уже про отсутствие заклинания, снимающего эффекты от зелий. Не знаю, сколько умельцев-зачарователей трудились для гоблинов и как долго, но сейчас вода Гибели воров работает, как целый комплекс мер. Для зачарования это очень характерно: одни чары частенько отвечают за все и сразу в рамках своей задачи. Сидящий передо мной Элиот довольно громко пробормотал: "Половину слов не понял", от чего я еле подавила улыбку. — Другое характерное свойство зачарования — это его заведомая направленность и адресность. Этим зачарование схоже с проклятием и не схоже с заклинанием. Шальное заклинание в пылу битвы может прилететь совсем не туда, куда его направлял маг. Но если вы начинаете зачаровывать собаку, вы никак не сможете зачаровать соседа. Точно так же нельзя пытаться проклясть корову, а проклясть дочку аптекаря. Чары и проклятия всегда находят своего изначального задуманного адресата. Я все аккуратно записывала и уже строила наполеоновские планы, а-ля зачарование, как основа магической селекции. Преподавательница курила (дым все так же клубился вокруг нее, прежде чем вылетать в окно) и вещала дальше: — Дама Селестина на первом занятии любит приводить в пример проклятую принцессу, которая уснула волшебным сном. Рассказывала она вам это? — Нестройный хор подтвердил, что так и было и профессор МакЭвой продолжила говорить. — Нас с вами интересует момент пробуждения. Принц, который определенно не был волшебником, поцеловал принцессу и разрушил волшебный сон. Знаете ли вы заклинание, которое мог бы снять магл? С проклятиями, не со всеми, но все же, такое случается. Чары снять может любой, хоть магл, хоть горный тролль, выполнивший условие. А отменяющее условие есть всегда — это один из основных принципов зачарования. По итогам уроков (Хэпзиба к нам так и не вернулась, кстати) я стала обладательницей прелюбопытнейшего конспекта. Писать было необязательно, но кое-что я просто не могла не чиркнуть себе на память и дальнейшее исследование. О зачаровании нам кроме определяющих характеристик больше ничего не рассказывали. Его мы будем изучать, долго и вдумчиво, но когда станем постарше. А в этом году познакомимся с общими принципами чар и займемся изучением чародейства. Чародейство — потенциально более сильное направление, но куда более сложное и требующее таланта. Простую магию действия может осуществить каждый (чем мы на уроках и займемся), но вот действительно выдающихся чародеек за всю историю Магической Британии было всего две. И обе в глубокой древности. Одна могла своим голосом чаровать целые армии. Ее воины обретали силу, скорость и невероятное воодушевление, а враги ощущали лишь ужас и отчаяние. Пока звучала ведьминская песнь, руки их слабели, а ноги прирастали к земле. Вторая колдунья могла чаровать само время и, послушное ее воле, оно замедляло или ускоряло свой бег. Что-то мне подсказывало (хотя нам ничего такого не сказали, конечно), что обе дамы кончили плохо. После занятий мы направились в Большой зал, где нас уже дожидалась нервная однокурсница. Спрашивать, в честь чего была выходка, не пришлось: мисс Гамп и сама жаждала поведать о мировой несправедливости. Точнее, что Лидия МакЭвой — та еще гадина, которую она ненавидит. Что из-за этой особы кузен Хэпзибы ушел из семьи, да и вообще, все говорят, что она вертихвостка. Я проглотила свои реплики про детское поведение. В конце концов, девочке было одиннадцать лет. Когда, если не сейчас, ей вести себя по-детски? Это всего лишь очередное свидетельство того, что со своими соседками мне подружиться, увы, не удастся: слишком большая разница в возрасте. *** Пятница пролетела тихо и незаметно. Настали два дня безделья. Мои одноклассники разбредались по клубам, выбирая себе занятия по душе, а заодно и компанию. Старшие шуршали пергаментами в гостиной или отправлялись учить уроки на улицу, чтобы насладиться теплыми солнечными днями. Я тоже клятвенно пообещала себе погулять как минимум пару часов, но сначала меня ждала комната, которая очень иронично ответила на мои требования, и много-много внеклассного чтения. Самая длинная неделя года, первая учебная, подходила к концу.