Ветер, летящий с юга

       Не знаю, думал ли кто-то в этот день об уроках или все были слишком заняты обсуждением сомнительных новостей. Вечером, когда я вернулась из своей персональной работной комнаты, в гостиной было необычайно людно. — Ты знаешь, что теперь надо дружить с Лонгменом-Оутсом и держаться к нему поближе, а, малявка? — сграбастал меня за плечи звероватого вида парень. — Вик, отстань от ребенка, — прокричал (с бесконечной усталостью в голосе) с противоположного конца гостиной наш староста. Видимо, с таким вопросом парень приставал не только ко мне. — И вообще, заканчивайте эту пьесу. Я уже понял, что стал очень важным человеком, не надо запугивать моих первокурсников. — Как скажешь, друг. Как скажешь! Теперь все, как ты скажешь, — загоготал парень, отпуская меня. Я начала подозревать, что он не особо трезв. Прошмыгнув мимо шумных старшекурсников — если они под новости действительно распивают что-то крепче кефира, то деру отсюда, деру! — я нацелилась на Пинну. Если и был плюс проживания в общей спальне, так это возможность узнавать сплетни волшебного мира не вылезая из постели. — Привет, девочки. Что за праздник жизни у нас в гостиной? — Привет-привет, — отозвалась соседка, не обманув моих ожиданий, — шестой курс отрабатывал зачарование и как-то хитро наложил сокрытие на бутылки с огневиски. Даже волшебный зверек сэра коменданта ничего не заметил. Вот и празднуют сразу два события: удачное зачарование (это ж уровень ЖАБА!) и то, что мы находимся на лучшем факультете… Она замолчала, хитро щурясь и ожидая, когда попрошу ее продолжать или начну задавать уточняющие вопросы. — В этом утверждении что-то есть, конечно, но как с этим связан Оливер? — я не стала ее разочаровывать. Из-за полога своей кровати выглянула Мэйб: — Да напились они. Вот даже утренние новости сошли за повод порадоваться. Пинна укоризненно посмотрела на незваного комментатора. — В Британии только две семьи разводят волшебных животных. И учатся представители этих семей на Слизерине. Наш Оливер и Гилберт с седьмого курса. Но второй такая злобная бука, что к нему никто не пристает. Я не стала спрашивать, в чем смысл приставать к не-буке-Оливеру. Может Мэйб права и старшекурсникам уже любой повод продолжить вечеринку подойдет? А может они так стресс после сомнительных новостей снимают? — И чем занимаются семьи наших соучеников? — Гилберты разводят волшебных коров, — просветила меня Мэйб. — Сыр из их молока мирит врагов, успокаивает непослушных детей и объединяет семьи, забывшие родство. Если подать его к рождественскому столу, то год будет удачным. Рассказываю сама, чтобы ты не решила, что это очередные небылицы, которые так любит подслушивать из разговоров старших учеников Пинна. — И что, сыр… хм, работает? — я не смогла скрыть скепсис. Что-то не похожа Британия на страну, где нет врагов, а все семьи едины и счастливы. — Как ни странно, да, — засмеялась Мэйб. — Но вот беда, для его изготовления нужна еще и какая-то хитрая женская ворожба. Гилберты всего пару поколений торговали своим чудо-сыром, да и то втридорога, а потом у них почему-то перестали рождаться девочки. А ведьмам со стороны они семейные секреты не рассказывают. И получается, вроде и есть такой сыр, а вроде и сказки. У Гилбертов сейчас только одна старуха знает все секреты. Говорят, больше полутора сотен лет ей уже, но отказывается умирать, пока преемницу не дождется. — Сейчас они только молоком торгуют, холят своих драгоценных коров и злятся на весь свет, — влезла Пинна, пресекая попытки вести беседу без нее. — А молоко только немного здоровья добавляет, да веселит душу. Только что дорогое, а так ничего особенного. — Зато в старых домах любят покупать молоко именно у Гилбертов, — усмехнулась Мэйб. — У нас даже молоко и то волшебное? — тоже улыбнулась я. — А семья нашего старосты разводит овец, — зевая продолжила Пинна. — Когда-то это были самые обычные овцы, но добрые соседи несколько лет жили в тех холмах, где предки Оливера пасли стада. [1] Гуляя по кругам волшебного народца и жуя там траву и грибы, овечки стали волшебными. Потом добрые соседи ушли, круги исчезли, но ягнята у овец продолжают рождаться с золотистой шерсткой. — Родословная овец Лонгмена-Оутса длиннее и интереснее, чем родословная большинства британских волшебников, — прокомментировала Мэйб. — А чем эти овцы так ценны, кроме цвета шкуры? — Шотландские волшебники ткут свои пледы только из шерсти волшебных овец. Может быть, традиция, а может, так они приобретают какие-то волшебные свойства, о которых посторонним не рассказывают. Раньше на рождение первенца дарили одеяльце из такой шерсти. И путеводную нить прядут из нее. — У моей бабушки есть мантия из этой шерсти, — добавила Пинна. — Она ее всегда в лес надевает, говорит, так все волшебные создания принимают ее за свою. — Но овцы — это не только шерсть, но и овечий сыр, молоко и мясо. Вот наши болваны и смеются, что с Оливером нужно дружить. Еще усерднее, чем обычно. — А что, больше никто из магов ни животных не разводит, ни зерно не выращивает? В газете что-то про горцев писали и сделанные ими продукты. — Неа, из британских магов больше никто. А горцы порядочными британскими магами не считаются. Дикие ж совсем. Чуть получше великанов. Хорошо хоть лица не разрисовывают. Они-то конечно что-то там у себя растят, но вряд ли много — это ж высокогорье, бедная земля. Раньше и у нас было — и обычных коров разводили, и поля возделывали. Но уже давно этим не занимаются. Разве что какие хозяйки птицу держат. Проще у маглов купить или у волшебников с континента. Да еще из колоний не только товары для зельеваров везут, но и продукты. Это мне троюродный брат рассказывал, он работает в Канадской торговой компании. — А те семьи, которым не на что покупать? — вероломно подкинула я вопрос, делая себе зарубку, при случае разузнать о горцах. Мейб только фыркнула. — Кто-то рыболовствует, кроликов и оленей из лесов приманивает, — пожала плечами Пинна. — Или собирают дикий горошек и клубни фей. Это такая трава с сытными сладковатыми корешками, растет только в волшебных холмах или зачарованных лесах. В Аппер-Фледжли живет старуха, которая всегда-всегда ходит с корзинкой, полной этих клубней. Страшная, жуть. Мантия лоскутами порванная, руки костлявые. Говорят, сумасшедшая. Но с голоду не умирает. В комнату вернулась Хепзиба и Пинна переключилась на нее. Я же переоделась, влезла под одеяло и задумалась. Если мне не показалось, а мне не показалось, то статья иронично намекала, что экспроприировать приглянувшиеся товары в неволшебных продуктовых лавках, как это делалось раньше, больше не выйдет. Интересно, какой процент добропорядочных ведьмочек-домохозяек экономии семейного бюджета для обирали магловских бакалейщиков и зеленщиков? А те самые торговые компании, которые возят товары из колоний, для лучшего баланса не ополовинивают ли склады беспечных маглов? Теоретически, магу очень сложно умереть с голоду и живя абсолютно честно: вскопать магией огород дело нескольких минут, уверена, борьба с сорняками тоже не проблема, как и уборка и хранение. Но сам местный менталитет… Есть же ничего не замечающие маглы, у которых и так можно прийти и взять… Нет, я понимаю, что такой «честный отъем» должен как-то пресекаться министерством. Смотрят же за тем, чтобы неволшебников не проклинали и не заколдовывали. Но если стянуть с прилавка курицу под заклинанием отвлечения внимания, то следов для авроров и не останется. Да и на каждую ворованную курицу авроров не напасешься. Эх, жаль, я не героиня магического мира, чтобы меня на лето приглашали к себе местные волшебники. А то поглядела бы на всю эту кухню изнутри. *** Я смотрела на лежащую передо мной переплетенную плотной кожей тетрадь и не могла поверить своим глазам. «О древесных духах-защитниках» значилось на первой странице, но это не был трактат или учебник, это был дневник ведьмы. Ведьмы, которая пережила встречу с охотниками и священником-магом, им помогавшим. Ведьмы, которая знала, как мне обезопасить себя. Меня даже дрожь пробила, а пальцы неуверенно гладили страницы. Какие-то слова или обороты я не понимала, язык немного отличался от современного, но общий смысл читался прекрасно. Женщина подробно описала саму охоту, произошедшую в начале восемнадцатого века, и то, каким образом спаслась. Более того, она завещала всем своим ученикам и всем, читающим эту книгу, продолжать славное дело братания с деревьями. Потому приводила очень подробные инструкции. История Мэри Лэнг была затейливой. Она родилась в бедной деревеньке, мать ее умерла, рожая второго ребенка, отца через пару лет в грозу убило молнией. Осталась одна бабка, но без мужских рук пожилой женщине с хозяйством было не справиться, помогать соседи не спешили, и скоро она «засохла», может быть, от голода умерла, маленькая Мэри тогда мало понимала. Когда деревенские бабку похоронили и принялись выяснять, что есть Мэри — лишний рот или лишние рабочие руки, явилась старуха, которую в деревне иначе как ведьмой и не называли и забрала девочку с собой. Жила ведьма около тисовой рощи, стоящей, поговаривали, еще со времен друидов. Схватить старуху и вырубить-выжечь богомерзкое место не раз приезжали охотники на ведьм, охотники за удачей, солдаты, просто работяги-лесорубы и даже священники. Но ведьму так ни разу и не нашли, а рощу почему-то не срубили. Деревенские, от греха, предпочитали делать вид, что ни рощи, ни ведьмы рядом просто нет. Иногда даже трусливо подкладывали на тропинку, ведущую в ту сторону, продукты, чтобы ведьма сама не дай бог не пожаловала. Почтенная волшебница, забравшая девочку, представилась тетушкой Ни. В Хогвартсе она никогда не училась, но в свое время достаточно побродила по Шотландии, обучаясь у разных магов и колдунов. А потом набрела на чудесное место, где в обычных, неволшебных, деревьях жили разумные духи. Некоторые из них были такими старыми, что могли говорить на человеческом языке. Они научили тетушку Ни, как пробуждать в растениях таких духов. Конечно, в волшебном растении духу проще родиться, да и вырастают они более сильными, но тисы — деревья необычные, а уж старые тисы не уступают иной волшебной флоре. Мэри было восемь лет, когда по всем правилам посадили ее дерево: закопали в корни золото, кошачью шерсть, меловую крошку, обрызгав все это кровью девочки. [2] На следующую луну в молоденьком тисе, только только начавшем приживаться после пересадки, появился дух. Когда девочка выросла и захотела уйти из рощи, чтобы увидеть Британию и чудеса, в ней происходящие, подросший дух заволновался. Он еще не умел говорить, но как-то смог объясниться. Дух хотел, чтобы она смешала со своей кровью меловую муку и оставила ее под корнями дерева на двенадцать дней. Мэри не стала спорить, раздобыла мела, размолола его и ссыпала в кожаный мешочек. Через двенадцать дней она его выкопала и отправилась в путь, так до конца и не поняв, что хотел сказать дух ее дерева, во время прощания все время показывающий ей круг. Долго ли, коротко ли (это из другой истории, но по смыслу подходит) бродила Мэри, обошла Англию и Шотландию, увидела больше ужасов, чем чудес, но и чудес немало. И собрала шестерых сирот, которых теперь вела в рощу к тетушке Ни. Во-первых, не вмешайся в их судьбу молодая ведьма, и участь малышей была бы незавидна (из богатого дома или от любящих родных она никого не крала), во-вторых, мисс Лэнг мечталось, что детки вырастут и распространят по миру ушедшее друидическое знание, чего так хотела наставница. И все бы ничего, если бы на след этого кочевого детского сада не наткнулся церковник, наделенный магией. [3] Началась загонная охота. Любое колдовство Мэри святоша словно чуял, идя по следу не хуже пса. Она уже пробовала и с палочкой и без палочки колдовать, но ничего не получилось. Женщину с детьми нашли и окружили. Спаслись они только потому, что кроме священника все были простыми людьми, не магами и не специалистами по ведьмам. Мэри напала, а священник в бою был не так силен, как в преследовании. Уйти удалось, но уже на второй день женщина заметила всадника, в котором опознала профессионального охотника на таких, как она. А вскоре и еще одного. Так как Мэри в те года была такой же глупой, простите, доброй, как Гарри Поттер, и во врагов кидала исключительно несмертельные заклятья, то оклемавшийся священник уверенно вел преследователей. Еще через день Мэри окончательно поняла — с детьми она не уйдет. Измученная ведьма уже еле ноги переставляла, тогда как погоня была зла и бодра. И кончилось бы все плохо и поучительно, если бы придремавшей на привале волшебнице не причудился дух, взволнованно призывающий очертить круг. Проснулась эта первооткрывательница методов Менделеева и сразу схватилась за чудом уцелевший в странствиях мешочек, очертила вокруг своей стоянки меловую линию. Когда линия замкнулась, возник дух ее дерева и принялся показывать, какие символы нужно изобразить внутри. Когда двенадцать простых рисунков были нанесены, он обвил свою непутевую сестру, да так и не отпускал. А потом и вовсе начал пухнуть и раздуваться. Обволок собой детей, да и вообще, словно стал плотнее и тяжелее. А когда появились преследователи и Мэри попыталась дернуться — сражаться или убегать, то зеленая дымка обрела уже вовсе не иллюзорный вес и придавила паникершу к земле. Преследователи не заметили ни круга, ни объятых ужасом беглецов. Более того, они словно и следы их потеряли. Для верности Мэри с будущими апостолами друидской магии просидели в круге до следующего дня. Дух их удерживать перестал, опять принял свой привычный размер и следовал за женщиной зеленой тенью. Что стало с мисс Лэнг после того, как она довела детвору до тисовой рощи и написала свой замечательный дневник, я не знала, как дневник оказался в Хогвартсе — тоже. Может быть сама Мэри или кто-то из детей когда-то добрался до школы, а может, заветная тетрадка попала сюда много позднее. Главное, ведьма подробно и тщательно записала все известные ей обряды, зарисовала защитный круг и приписала, что старшие духи сказали, такой защитит от стрелы, волшбы, злого взгляда и небесного огня. Непонятно, молния или метеорит подразумевается под последним, но духи уверяли, пока цело растение-вместилище, хранимый останется в безопасности, даже если камни вокруг оплавятся и потекут словно реки. Мне хотелось прыгать и визжать. Что это, если не идеальное для меня решение? Защита и никакой палочковой магии, подпадающей под Надзор, наоборот, сокрытие от магического слежения! Это ли не успех? Большой вопрос, почему всю Британию еще не засадили вместилищами таких духов-хранителей. Нет, с ними довольно сложно: один человек — одно дерево — один дух. Плюс, если дух родится вдали от своих, то как и человек, живущий без сородичей, ничему серьезному не научится, будет дикарем. А найти рощу с древними духами, способными обучить новорожденного — та еще задачка. Но даже дух-одиночка может освоить то, что описано в дневнике, а лет через сто-двести развиться достаточно для того, чтобы чего-то там и самому поизобретать. А это уже задел на новую друидическую рощу. Но такого почему-то нет. Вот и интересненько, почему? Пребывая не в себе на почве эйфории, я впервые пропустила время отбоя. До подземелий пришлось пробираться кратчайшей дорогой, перебежками от тени до тени, то и дело прислушиваться, не раздаются ли шаги дежурных, не шуршат ли мантии, не скрипят ли открывающиеся двери. Удача, улыбнувшаяся мне с дневником Мэри Лэнг, не оставила меня и сейчас — до родного змеиного логова я добралась, так никому и не попавшись. На следующее утро мои соседки не могли не отметить мое вчерашнее отсутствие и чрезмерно довольный вид с утра. — Мальчик? — любопытно блеснула глазами Пинна. — Майская коробка? — куда более алчно осведомилась Мэйб. — Майская коробка? — глупо переспросила я. — Раньше было принято перед выпуском прятать что-нибудь ценное или любопытное, ну, как привет для следующего поколения. Говорят, так подражали основателям, оставившим в замке для своих потомков какие-то подарки. Обычно это делали в мае, перед экзаменами. Отсюда и название. Но сейчас почти ничего не находят: старые уже нашли, а в прошлом веке традиция увяла, — вещала соседка, пока все мы собирались, и под конец лукавым тоном протянула, — так что? — Тут и такое бывает? — искренне удивилась я. — Эх, значит, не нашла. А ведь был шанс! Ты же все время гуляешь по заброшенным классам и заросшим вековой паутиной коридорам! — Неправда, в Хогвартсе регулярно убираются, паутине максимум лет двадцать, — улыбнулась я. Настроение было солнечное-солнечное, даже холод в душевой его не омрачил. — Так значит, ты с кем-то гуляла? — приставала ко мне Пинна по дороге в Большой зал. — А что, в одиннадцать уже интересуются мальчиками? — спросила я. — Шутишь? — фыркнула девчонка. Я только бровь приподняла. — Нет, ты слишком довольная, — за завтраком Пинна все не унималась, — чувствую, было что-то интересное. — Ешь свою фасоль, — закатила я глаза, — пока она тебе тост не размочила. Сегодня по расписанию были теория магии и зелья, то есть, ничего интересного. Хорошо хоть день короткий и дырка в середине расписания: можно будет до обеда заскочить в выручай-комнату, еще раз все посмотреть, а после зельеварения засесть в библиотеке, потроша справочники и энциклопедии по ботанике. По итогам дня я поняла следующее: травологию придется полюбить; нужно достать хороший мел; нужно лучше искать в хлам-комнате, потому как кроме нее у меня нет источников золота, а оно нужно и на сам обряд, и на покупку мела. Нужно было подумать, как скорректировать свое расписание, сколько времени отдать изучению растений, а сколько раскопкам и поискам. До этого момента деньги как таковые мне не были нужны. Ну да, был момент, когда я переживала насчет школьных сборов и серьезно беспокоилась о финансах, но уже после поступления тема звонких монет потеряла остроту. Зачем бы они мне были нужны? Купить еду? Так кормят. Даже в приюте. Конфеты? Вот же необходимость! Купить книги? А то мне читать нечего в Хогвартсе! Купить вещи? Так попечители спонсируют. А я не страдаю бессмысленной гордостью или болезненным самолюбием — даже будь у меня капиталы, я бы предпочла их не тратить, раз и так оденут. Магические ингредиенты? Опять же, я оборотное в туалетах не варю, мне стандартных школьных хватает. Получается, деньги нужны были скорее как страховка на непредвиденный случай или задел на будущее — не пешком же с узелком я потом в Африку пойду? А международные перемещения недешевы. Но в связи с древосажательством золото понадобилось здесь и сейчас. Продавать редкие находки я не хотела: и адекватных цен пока не знала (надуют-с!), и не была уверена в безвредности вещей. Ту же мантию, найденную в первый день раскопок, можно было продать, как материну, если бы она была без волшебных «добавок». Но их существование я пока не умею определять! Если яркая хламида проклята или с чем-то нехорошим — понятно, но, к сожалению, и если она заколдована «хорошим» — тоже приятного мало. Придется или точно определять, что за чары/заклинания на ней, чтобы перечислить покупателю, или придумывать убедительную версию, почему я не знаю, что за колдунство на маминой вещи. Мне кажется, убедительно отовраться будет сложно, больно уж ситуация глупая получается: мы с родительницей пользовались сами-не-знаем-чем. А если там какие-нибудь приворотные чары? Не-не-не, ну ее такую торговлю. В общем, нужно было золото. И хорошо, что немного. Добыть сразу много мне точно бы не удалось. Само ощущение нехватки финансов было необычным. Как-то я росла (оба раза) не зная их недостатка. Деньги всегда просто были. Когда там, в моем первом мире, началась война, я вообще перестала о них думать. Время до Хога было настолько сильно наполнено страхами и переживаниями, что именно денежные волнения ничем не выделялись. В итоге в школе я не относилась к складу спрятанных вещей с практичной серьезностью, скорее это было сродни кладоискательству: круто в процессе, волнительно, красивые цацки в конце, но для повседневной жизни маловажно. Главное — бесцензурные книги и шанс найти что-то уникальное. Если бы с начала года все мои ресурсы и помыслы были направлены на обогащение, я уверена, я бы уже придумала как и на чем зарабатывать даже такому зародышу мага, как я. Но финансы болтались где-то в конце моего списка приоритетов. Теперь я поняла, нужно будет всегда иметь пару монет за душой. *** До конца зимы моя школьная жизнь бежала по накатанной — я выучила наизусть все практические сведения из дневника, ежедневно по паре часов разбирала завалы спрятанного и регулярно в библиотеке и перед сном читала про волшебные растения. В сумме с уроками времени на блаженное безделье не оставалось вовсе. Я даже осунулась. Более того, на зельях с недосыпа задумалась и бухнула в котел вместо щепоти целую горсть перетертых когтей птицежаб. Зелье тут же радостно вспучилось бурой пеной, заливая все вокруг. Год не удалось закрыть в чистую — назначили отработку. Декан ко мне был настроен безразлично-благожелательно, поэтому дело ограничилось двумя вечерами подготовки ингредиентов. После такой своей оплошности нагрузки я себе сократила. Хотелось всегда быть в ясном уме. Стала вечерами сидеть в гостиной, болтать с Кристиной, листать «Пророк». А там бывали забавные вещи, например, на ту же злободневную тему продовольствия. Точнее, на тему того, что можно и нужно выращивать самостоятельно. Даже садоводческие заклинания печатались. И таблицы с датами, когда и что сажать. Еще появлялись первые статьи о нарушителях карточной системы. В основном, нарушали по мелочи: пытались купить что-то без карточек или больше нормы. Выделилась старушка-божий одуванчик, так приложившая несчастного лондонского мясника, что тому пришлось вызывать колдомедика — сами авроры справиться не могли, магл из астрала не выходил. Достопочтенная колдунья застенчиво улыбалась с колдографии, с таким детским недоумением поглядывая на авроров, словно не могла понять, почему мальчики так нелепо шутят. Она уверяла журналистов, что ни о каких запретах и слышать не слыхивала, а бекон совсем и не воровала, рассчиталась фунтами чин по чину. Но уже после того, как она выбрала товар и заплатила, невоспитанный мужчина начал ей хамить и, казалось, даже хотел ударить! Вот она и заколдовала его, чуть-чуть. А карточек никаких он у нее не спрашивал, нет. Сам нарушал, значит, торговал из-под полы! Вот так — и смешно, и грустно. Волшебный мир — страна чудес и единорога, ага. К концу февраля у меня окончательно созрел план. Оставалась малость — осуществить его. В выручай-комнате были найдены два серебряных сикля и мешочек меди и я отправилась выяснять, хватит ли мне добытого. Жертвой был избран Лонгмен-Оутс, как менее любопытный и более деликатный. На просьбу купить мне мела он только спросил «для колдовства?» И сказал, что тогда подойдет дуврский. Один сикль и немного меди у меня даже остались, а пухлый мешочек дробленого в мелкую крошку мела уже через два дня был припрятан в чемодан. Я потихоньку навычесывала со слизеринских котов знатный комок шерсти. Оставалось только золотишком разжиться. И дождаться весны и пробуждения природы, точнее, пробуждения Запретного леса.