Черный Цвет Ночи

Слухи расползлись по больнице довольно быстро, хоть главного они и не содержали. Медсёстры пересказывали друг другу сплетни, спрятавшись в подсобках или за стойкой регистратуры и последняя версия звучала так: на Адриана Агреста напал Чёрный Кот, похитил его и покалечил. Юноша пробыл в плену целую неделю, и врачи беспокоятся за его жизнь. А ещё модель теперь долго не появится на плакатах, потому что Кот оставил на нём свою метку — следы когтей на лице, которые грозят стать шрамами. Габриэль Агрест этими фактами был так сильно раздосадован, что вызвал специалистов по пластике из других стран, чтобы его сын мог принять участие в осеннем показе коллекции отца. Модельер этих слухов так и не узнал. Он отказывался верить в диагнозы местных врачей. И потому не слушал их. Когда на пороге палаты появился больничный психолог, Агрест-старший удивился. На вопрос, что здесь забыл шарлатан, психолог пожал плечами. — К вам лезть во время «отрицания», я даже не собираюсь. А вот с юношей поговорить должен. Если он действительно систематически подвергался пыткам со стороны экс-героя, то это может разрушить его личность, его «Я». К тому же я хочу попробовать его подготовить к тому, что его ожидает. Габриэль схватил врача за грудки и притянул к себе. Вперив свой взгляд психологу в лицо, дизайнер тихо прорычал ему пару фраз. — Только попробуй солгать моему сыну! Адриан не умирает! Ты понял меня?! Врач безразлично похлопал мужчину по рукам, прося отпустить. Равнодушие ко всему тоже может стать защитой от внешнего мира. Когда отрешаешься от чужих проблем — твое сердце черствеет, что, разумеется, плохо. Но когда тебе приходится встречаться с кошмарами каждый день и пропускать их через себя, черствость и бессердечность позволяет холодным рассудком оглядеть ситуацию и выявить проблему. Потому многие врачи и становятся циниками. — Понял. Вы не верите. Ваше право. Не верьте дальше. Пока вы отрицаете те факты, что уже есть — вы теряете время. У вас то его ещё достаточно. А у Адриана? — мужчина хладнокровно смотрел на модельера. Тот разжал кулаки, выпуская воротник врача из рук. Этот человек осадил Агреста, не смущаясь ни статусом, ни положением, ни огромным телохранителем, что были у Габриэля. Вздохнув и поправив халат, психолог посмотрел на собеседника с толикой сочувствия и сбавил тон. — Может, лучше проведёте его с толком? К примеру — поговорите с сыном. Слышал, вы стали затворником и юноша с вами почти не видится. Самое время это исправить. Особенно, если предварительные результаты подтвердятся. Скоро сюда придёт полиция, они тоже, хотят его допросить. Так что я хотел бы его подготовить к этой встрече. Хотя бы морально. Коснувшись плеча Агреста-старшего, врач выкроил из закромов своей души ободряющую улыбку и прошёл в палату. Можно было, конечно, обойтись с модельером и полегче, как никак у человека горе на пороге. Предположительное, потому что пока никто не мог сказать точно, почему и отчего умирал подросток. Доктор не хотел бы чтобы после перепроверки данных подтвердились бы догадки его коллег. Потому говорить с блондином на тему смерти считал решением поспешным. Но у него уныло засосало под ложечкой и дурное настроение, с которым он шёл и из-за которого на самом деле сорвался на Габриэля, вернулось. Доктор Феллон подумал, что может стоит зайти в другой раз. Вот только психологическое состояние юноши, с учётом всех событий, казалось ему опасным. Прогоняя в голове факты, которые он уже знал об Адриане, мужчина готовился к худшему. Зайдя же в комнату, врач остановился, натолкнувшись на неуверенную улыбку, застывшую на лице подростка. — Здравствуйте. Вы что-то хотели? — Агрест-младший чуть склонил голову, то ли приветствуя, то ли в жесте недоумения. — Кхм. Да, здравствуй, Адриан. Меня зовут доктор Феллон. Я хотел бы с тобой поговорить… — Конечно, доктор, — юноша осторожно кивнул, стараясь не делать лишних движений и не теряя улыбки. — О чем вы хотели бы поговорить? Мужчина прошёл по комнате и, передвинув кресло поближе, уселся рядом с кроватью пациента. Догадки, которых было столь много, порождали всё новые версии. Что с пареньком сейчас происходит? Худший из вариантов… Кошмары, постоянно повторяющиеся и воспроизводящие жуткие события. Амнезия. Постоянное ощущение угрозы. Сопоставление случайных происшествий, мест и событий с травмирующими воспоминаниями. Панические атаки… Доктор Феллон надеялся, что всего этого у юноши нет. Иначе остаток своих дней Агрест-младший проведёт, погребя сознание под тонной химии. — Я хотел бы поговорить о тебе… Как ты себя чувствуешь? — мужчина решил сначала завязать беседу. Тот факт, что Адриан спокойно шёл на контакт, уверено встречался взглядом, улыбался, разговаривал, что у него не было проблем с неконтролируемой яростью, депрессией и всепоглощающим страхом… Всё это давало надежду, что не всё так плохо. Вот только врач чувствовал, что что-то не так. Словно парень лишь играл заученную роль. — Ха? Не волнуйтесь, доктор Феллон. Раны заживают хорошо, и сегодня я лучше понимаю происходящее. Так что, думаю, разговор я выдержу. «Я не это имел в виду» — подумал мужчина, сверля взглядом блондина и пытаясь рассмотреть мельчайшие детали. Тот вёл себя так, как будто ничего не произошло. Отрицание у Агрестов являлось формой традиционной семейной реакции на проблему? Закрыть глаза, избегать мысли о больном, игнорировать происходящее и всё придёт в норму? Врач покачал головой, поджав губы. — Я не совсем об этом. Впрочем, если ты не хочешь говорить о своём состоянии — я подожду. До тех пор, пока ты не будешь готов. Давай попробуем поговорить о чём-нибудь другом. Расскажи мне, о чём ты сейчас думаешь? Адриан пожал плечами, отчего его улыбка дрогнула, став кривоватой. Парень выдохнул сквозь сжатые зубы и чуть повернулся, чтобы устроиться поудобнее и спина беспокоила меньше. Вновь подняв помутневший взгляд на доктора, юноша улыбнулся шире. — Что если буду продолжать в том же духе — завтра болеть будет сильнее. Феллон не мог не хмыкнуть в ответ на столь точное описание ситуации. Если пациент будет напрягать израненную спину, та будет заживать очень долго. По какой-то причине блондин отказывался лежать на животе, раз за разом опираясь на спину, словно наказывал себя. Или как если бы боль давала ему возможность сохранять сознание. Самое большее, на что удалось уговорить юношу — преимущественно лежать на боку. Разумеется, с той стороны, где рёбра были целы. Адриан легко согласился, не вступая в спор. Мысль о том, что парень может за что-то себя наказывать, мелькнула в голове доктора, но пока поводов для её подтверждения не нашлось. Незаметно для мужчины в палату вернулся Габриэль, тихо проскользнув и расположившись около стены. Понял врач, что они не одни лишь в тот момент, когда его пациент, скользнув напряжённым взглядом, чуть кивнул, приветствуя родителя, и тут же отвернулся. Его лицо почти сразу расслабилось, и улыбка, дрогнувшая на мгновение, вновь стабилизировалась. — Хорошо подмечено, Адриан. Рад, что чувство юмора тебя не покинуло, — преувеличенно бодро ответил Феллон на комментарий подростка. — Мы все надеемся, что тебе станет лучше, так что, пожалуйста, не напрягай себя. Тебе нужно хорошо питаться, набираться сил и много отдыхать. К слову об этом… Как тебе спалось? Снилось что-нибудь? Первый пробный выстрел. Сейчас психолог всматривался в лицо Агреста-младшего так внимательно, как только мог. Стоило бы тому хоть немного дёрнутся, слегка моргнуть, отвести взгляд на мгновение — Феллон бы заметил это. Реакция, даже подавленная, должна была подсказать. Но юноша лишь снова покачал головой, как показалось врачу — с крошечной толикой облегчением. — Нет, доктор. Выспался я отменно. Сегодня — спал без сновидений. Может даже снам нужны выходные? Слушая голос пациента, врач пытался определить, что именно не давало ему покоя. Тот был… нормальным. Обычный подросток-спортсмен, который оказался в больнице с чем-то, что казалось ему пустяковым. Как если бы он не был изранен и его держали в заточении, а просто упал с лестницы, получив парочку ушибов. Может чуть серьёзнее чем ушибы, но это была явно не речь того, кого пытали. Феллон решил, что нужно постепенно подбираться ближе к самой сути, за которой он и пришёл сюда. — Вот как? Понятно… Скажи, а в последнее время тебе не снилось чего-то нового? Может чего-то очень… как бы сказать… страшного? — Что вы, месье Феллон, — Адриан улыбнулся ещё шире, оголяя зубы в столь широкой усмешке, что ещё чуть-чуть и та выглядела бы болезненной. — Всё как всегда. Всё те же сны что и обычно. Такие же яркие, насыщенные и живые, как и прежде. Меня действительно пугает именно то, какие они реальные. Словно я и вправду переживаю всё это наяву. Ха-ха-ха-кха-кха-кху-кхак-кх… Блондин засмеялся странным смехом, словно последняя фраза была окончанием его любимого анекдота. Смех же почти незамедлительно превратился в кашель, от которого тело юноши переломило пополам и вот уже Агрест-младший скрючившись сжимался на койке. Феллон с Габриэлем почти одновременно оказались рядом пытаясь определить, как можно помочь подростку. Блондин остановил их, подняв руку, как если бы просил не подходить. Доктор успел заметить, что это движение было каким-то неправильным. И что ему померещились излишне длинные ногти на этой руке. Возможно из-за худобы, дрогнувшего освещения и напряженности ситуации. Отец мальчика вперил холодный взгляд в психолога. — Довольны? Поговорили? Так идите со своими вопросами прочь! И позовите настоящего врача! Вы не видите, моему сыну плохо! — Кха-кха… Успок…койся, папа. Я просто поперхнулся. Я пока могу ещё говорить. Ты ведь понимаешь это, да? — Адриан отдышался и вновь сел спокойно. Голос звучал хрипловато. У Агреста-старшего свело скулы и комната наполнилась скрипом зубов. Дверь палаты на мгновение приоткрылась. Телохранитель модельера осторожно заглянул внутрь, всполошённый криками. Всё трое бросили на амбала взгляды. Сжигающий в своей ярости взгляд человека, готовый убить на месте, с толикой насмешки в уголках глаз. Отрешённый, с толикой испуга, того, кто в мыслях был совсем не здесь. И ещё один — недоуменный, с толикой безумия. Оказавшись под таким набором, мужчина нервно поежился, и, кратко кивнув, вернулся в коридор, закрыв за собой дверь. — Адриан, ты должен отды… — Да ладно тебе, отец. Когда у меня ещё будет кхе-кхе возможность так поговорить? — юноша бросил на него странный взгляд, отмахиваясь как от его заботы. — Не так много шансов на обычное человеческое общение… Можно воды? В горле пересохло… Дизайнер все ещё пытающийся увидеть правду за словами сына, некоторое время глупо смотрел перед собой. После чего обречённо мотнул головой и направился к столику, где был кувшин. Доктор Феллон следил за этой сценкой, делая мысленные пометки. Пожалуй, зря он решил откладывать разговор с месье Агрестом. То, что выглядит твёрже камня — иногда только так выглядит. — Если ты уверен, что всё ещё готов продолжать… — Уверен, доктор. Спрашивайте. — Хорошо, расскажи мне чуть больше о своих снах. Врач подумал, что наверняка обнаружит подсказку в содержании сновидений подростка. Возможно, мальчик-модель спрятал воспоминания о пугающих его событиях, объявив их сном? Даже если и так все сны имеют свои корни. И если тебе плохо во снах, значит и в реальности не все так гладко. — Что тебе снилось в последний раз? Адриан прикрыл глаза. Губы, искривлённые в усмешке, дрогнули, когда он, вроде как расслабленно, откинулся на спину. Руки рефлекторно сжали простыни от боли. Доктор Феллон покачал головой. Какое неосторожное движение! То, что парень не кричит, давя в себе желание, говорило о его семейных отношениях многое. Мужчина не удержался от презрительно-укоризненных мыслей в сторону Габриэля. Неужели юноша так сильно боится отца, что не может позволить себе даже вскрикнуть в его присутствии? Он настолько забитый его образом «того самого Агреста»? Хочет соответствовать? Или не хочет в его глазах оказаться слабаком? Разговор с модельером будет долгим. Уточнить какие порядки у них в семье. Как многое он позволяет подростку? Не бьёт ли он часом сына, вымещая на нём злость… За этими размышлениями Феллон упустил тот момент, когда Агрест-младший открыл глаза, наконец-то сумевший справится с тем, что рвалось наружу. Сейчас не время выпускать наружу свою другую сторону. И не место. — О-о-ох… Простите, отвлёкся. Что мне снится? Да право слово — ничего необычного. Родные места. Ну, то есть — ставшие родными. Мой дом. Этот огромный особняк. Дру… Да, друзья. Дорогие мне люди. Мы с ними говорим, беседуем. Точнее больше говорят они, поясняя свои взгляды. Я не могу понять того, что они говорят, но слушаю. Это тяжело, когда не можешь понять… Мои одноклассники, подруга детства, школьные друзья, те, кому я доверил бы всё что угодно. Понимаете? Всё. Девушка, с которой меня многое связывает. О которой я беспокоюсь. Которая понимает меня. Она та, которая всегда… И ещё одна девушка. Которую… я люблю. И в которую верю. Адриан дернулся и плавным движением коснулся щеки. Улыбка юноши изменилась. Если прежде она была идеальна, отлично смотрясь даже на оцарапанном лице, то сейчас на губах блондина расположилась неуверенная, робкая и печальная улыбка. Обречённая. Но она вместе с тем словно бы была наполнена каким-то внутренним светом. Доктор Феллон почувствовал прорыв. Между его пациентом и этой некой девушкой что-то произошло? Врач решил позднее вернуться к этому разговору и постепенно выудить из подростка правду. Странно было то, что блондин так спокойно признавался в своей любви. Как если бы делал это уже сотни раз. Среди подростков это было редкостью, так открыто говорить о любви. Обычно её стесняются, скрывают, прячут. Но не в этот раз. Теперь у мужчины хотя бы была ниточка к настоящему Адриану. Немного поразмыслив мужчина сам себе кивнул. Не одна. Две. Улыбка смягчилась уже тогда. В подростковом возрасте нормально любить. И любить двоих — тоже нормально. Нормально получать новый опыт, испытывать то, что прежде никогда не испытывал. Нормально ошибаться, принимая увлечение за влюбленность, а влюблённость за любовь. Нормально возводить любовь в абсолют. «Любовь всей жизни» — это обычно. И даже хорошо. Когда несколько раз обожжёшься на таких громких словах — может даже поумнеешь и перестанешь смотреть только лишь на красивую обёртку, найдя то, что на самом деле важно. — Ещё мне снился отец. В моем сне мы говорим. Не так как обычно. Хотя, в последнее время, пожалуй, именно так мы и говорили. И мама. Я очень тоскую по ней, знаете? — прежняя улыбка с трудом удержалась на лице. Юноша перевёл спокойный взгляд на своего отца и тот сглотнул. — Мы оба. Прости, папа. — Ты… сынок, за что ты просишь прощения? — Я сделал тебе больно. Но, надеюсь, однажды у нас ещё будет время поговорить. Без посторонних. Простите, месье Феллон, но это личное дело семьи Агрестов. На эту вечеринку откровений ваш входной билет врача не действует. Психолог сделал себе ещё одну мысленную пометку, пока блондин, отгородившийся шуткой, отпивал из стакана. Поначалу у Адриана рука дрожала, но тот, справившийся, видимо со слабостью, унял дрожь. Вполне обычный сон, как посмотреть на первый взгляд. Нет поводов для сильных беспокойств. Дрожь больше походила на реакцию измученного тела, чем на проявление израненной души, поэтому Феллон не предал этому значения. — Что же ещё? А, да… а ещё мне снился Чёрный Кот. Вернее то, чем он стал теперь.