Черный Цвет Ночи

Девушка помогала матери сортировать вещи. Что-то нужно было оставить здесь, а что-то — взять с собой. Переезд это долгий процесс. И потому начать нужно было как можно раньше. Чтобы успеть поставить точку. Темно-синий свитер. Вязанный. Том получил его от дочери в качестве подарка. Маринетт сидела на табуретке, теребя в руках колкую ткань. Пустой взгляд, блуждая, прошёлся по пекарне. Сложно было поверить, что это блеклое место раньше было таким. За окном порыв ветра сорвал с места грязный обрывок истоптанной газеты и бросил её прочь. Старая статья, в которой пестовался подвиг героини в красном. Прошлое, что уносится вдаль, под насупленным взглядом хмурых небес. Рано или поздно каждая глава жизни подходит к концу. Чаще всего это не зависит от желания человека. Потому как всему отмерен свой срок. Его можно оттянуть, делясь своим собственным временем, силами и жизнью, вливая их словно дополнительную меру в песочные часы, которыми орудует судьба. Но это не всегда позволено. Иногда конец наступает неожиданно, не давая времени подготовиться. И человек оказывается выброшенным прочь, безо всяких ориентиров и знаний о том, что будет дальше. Брюнетка опустила взгляд, проведя пальцем по шерстяному свитеру. Алья и Нино хотели им помочь. Они заходили с самого утра, чтобы проведать девушку. Тогда-то Сабин и поделилась с ними этой новостью. На репортёршу было жалко смотреть. Новость выбила её из колеи. Её молодой человек держался не лучше. Алья пыталась отговорить мать подруги от этого шага. Пыталась поговорить с Маринетт, призывая встать на их сторону. Но та лишь молчала, опуская глаза. Нино, ошарашено качавший головой, осторожно сжал ладонь блогерши. И вместо уговоров обнял брюнетку. Его девушка тяжело вздохнула. И, пихнув диджея в бок, требуя подвинуться, присоединилась к объятиям. Это было неожиданно тепло. Друзья вкладывали все свое сердце, все свои чувства в эти объятия. Маринетт почувствовала, как по щеке прокатилась влага. Хоть она так и не смогла сказать им, как ей тяжело и как больно, но друзья поняли. Настоящим чувствам не нужны слова. Девушка вспомнила этот эпизод, произошедший утром, всё ещё ощущая мягкое пламя, которое теплилось в пустоте души. Раздавшийся звук из-за окна привлек внимание брюнетки. За окном стоял человек, на чьей голове творился самый настоящий бардак, раскрашенный в синие цвета. Почти такой же, как и в сердце Маринетт. Вот только её цвета были слишком блеклыми и других тонов. Осторожно, отложив свитер в сторону, девушка подошла к стеклянной преграде, что отгораживала её от внешнего мира и замерла в нерешительности. Аккуратно, словно боясь спугнуть, юноша по ту сторону окна помахал ладонью. Маринетт сдержанно кивнула и медленно открыла створки, впуская ветер и запах улиц внутрь. — Привет. Я тут… — парень неуверенно замялся. — Могу я войти? В глазах читалась обеспокоенность и неприкрытое сочувствие. Девушка неуверенно заёрзала и, отведя взгляд, шагнула назад, опустив руки и упрятав дрожащие пальцы в сжатые ладони. Лука, пришедший её навестить, вновь открыл было рот, но так и не сказал ничего. Оглядевшись по сторонам, юноша залез на подоконник и несмело посмотрел на Маринетт. Гитарный чехол качнулся за его спиной, когда он сел на той самой границе внутреннего и внешнего, что имел дом. А после… Пальцы медленно прошлись по натянутым струнам, извлекая тихую мелодию. Густой обволакивающий звук, редко прерываемый выстрелами напряжённых нот. Звучание, что тихо струилась, набирала силу, грозясь оборваться в любое мгновение. Дуновение тяжелой мелодии сменилось звуком тронутым верой. Так зарождается рассвет, продираясь сквозь колючие тернии туманной ночи. Так рвётся ветер, что пытались поймать и заточить навечно. Так разгорается пламя, упрямо противящееся невзгодам. И вместе с тем музыкант добавил в звучание мелодии нежность и какую-то хрупкость. Тонкое стекло души, что не ломается, даже если сбросить его с утёса на острые камни. Ноты, сменяли друг друга, делая музыку лишь увереннее с каждым мгновением. Лука вплетал в это звучание одну за другой мелодии других, укрепляя основной звук, помогая ему расцвести подобно цветку. И вот уже готовый сорваться в вечное безмолвие звук, поддерживаемый и оберегаемый, отогретый и объятый нотами — парит. Всё плохо. Было плохо. Лука хотел рассказать, что все они чувствовали это. И хотят ей помочь. Что они знают, как сложно брюнетке. Что они волнуются за неё. И готовы поддержать. Что они верят в неё. И чувствуют, как она борется внутри своей души. Всё ещё не сломленная. Только он не знал. Что там — пусто. Он смотрел в её глаза и не замечал этого. И потому Маринетт чувствовала фальшь в этих нотах. Когда же музыка закончилась, Лука ещё какое-то время молча сидел. — Знаешь… Когда мне плохо — есть кое-что что помогает мне. Найти себя. Вот, возьми, — юноша достал из кармана какую-то бумажку и протянул её брюнетке. Та медленно перевела взгляд на руку Луки, но не сдвинулась с места. — Это — билет на паром. Я буду рад, если ты придёшь. Парень ещё некоторое время просидел вот так. Лишь когда он понял, что девушка не собирается брать его подарок или, вернее, не может этого по какой-то причине сделать, ему пришлось отступить. Он оставил билет на подоконнике, прежде чем уйти. — Приходи. Пожалуйста. А мне пора… меня уже должно быть ищут. Я ведь сбежал, никому ничего не сказав… Юноша виновато улыбнулся и, перехватив гриф гитары, на ходу принялся убирать его. Маринетт смотрела ему вслед. Лишь после того, как он ушёл, девушка пошевелилась. Она пыталась понять, показалось ли ей это или нет. То, что сказал Лука напоследок… Совпадение? Случайность? Её пальцы коснулись отложенного в сторону свитера. Есть то, что нужно было взять с собой. И что-то, что нужно было оставить здесь. Нужно было поставить точку. Во многих вопросах.