Черный Цвет Ночи

Кукла сидела на больничной койке, пустым взглядом созерцая ровную поверхность двери. Психолог был прав. Всем нужно общение. С родственными душами. Нужна поддержка. От тех, в кого веришь. Даже если прежде твои ожидания обманули — надежда слишком живучая сущность, чтобы её убить так просто. Человека и тот умирает проще. Он ведь такой хрупкий, на самом деле. Кукла теперь знала это. Стоит расслабиться, стоит на мгновение дать волю усталости — и вот уже изломанное тело больше не удерживает в себе дыхание жизни. Душа, отделённая от тела может вернуться, только если есть за что бороться. И если есть ещё во что верить. Заслышав шаги, манекен встрепенулся, но почти сразу пришло осознание. Не то. Не те шаги. Слишком вялая походка. Как если бы кто-то влачил свое тело через патоку. Кто-то, кто не хотел быть здесь. Но должен был. Кукла прекрасно понимала эти чувства. Разделяла их. Она и сама испытывала что-то похожее. Те шаги, которые ожидала игрушка, чьи нити были обрезаны, звучали по другому. Уверенные. Резкие. Бескомпромиссные. Властные. Взгляд ухватил за окном мрачные тучи, что надвигались всё ближе. Свинцовые облака накрыли город надежным щитом, вставая между людьми и солнечным светом. Его место тоже было там. Именно там, где кто-то должен был быть похожим на эти облака. Если они защищали от света, то кто-то должен был защитить людей от тьмы, что несли тучи. Потому что так было правильно. Кукла должна была поступать правильно. Пока ещё помнила — как это. Странный сон, что приснился, обрывками сквозил в сознании, выскальзывая и уплывая прочь. На этот раз… На этот раз это был не тот обычный кошмар. Все было по-другому. Хуже. Манекен человека, привычно надевая улыбку на лицо, когда открылась дверь, постарался прогнать этот сон. По какой причине он так его пугал? Кукла не хотела этого знать. — М… Вижу ты пришел в себя, да? — доктор Феллон старался придать голосу бодрость. Получалось плохо. В руке он держал планшет с записями. Почти все они были перечёркнуты. — У тебя ничего не болит? — Нет. Разве что грудь. — Улыбка слегка померкла. Инстинктивное движение ладони, которая прошлась по рёбрам. — Не уверен, что было вчера, но скажите тем, кто это сделал, чтобы в следующий раз шли на танцпол. Ещё одних таких плясок, думаю, я могу и не выдержать, а там места побольше. Мужчина, запнувшийся прежде, чем успел заговорить, пару мгновений неуверенно смотрел на пациента, прежде чем неловко рассмеяться. Пальцы смяли уголок листа, прикреплённого к планшету, и психолог отвёл глаза. Во рту резко пересохло. Сейчас Феллон действовал по своей собственной инициативе. Это шло вразрез с рядом законов. Это противоречило всему, что ему вдалбливали в голову долгие годы. Он не имел права говорить этому человеку правду. Но он так же не имел права молчать. Почему же отец его пациента так и не нашёл сил поговорить с ним? Почему именно он должен был… — Мистер Феллон. — Мужчина наткнулся на абсолютно спокойный взгляд и ободряющую улыбку. — Всё в порядке. Сколько? Психолог сглотнул. Интонации. Манера постановки вопроса. Спокойствие. Один в один. И совершенно отличные друг от друга. Прочистив горло, мужчина хотел было отшутиться. Отделаться встречным вопросом. Сбежать. И не смог. Ему пришлось спрятаться от двух прожигающих насквозь изумруда, что смотрели ему прямо в душу. Подняв планшет, он укрылся за ним, как за щитом, и принялся бормотать. — Я не… Мы пока не знаем точно… — Не надо. — Кукла покачала головой и добавила в улыбку дружелюбности. — Я ведь просто спросил — сколько? -… — Феллон внутренне сжался. Собрав всё мужество в кулак, он опустил планшет вниз. На листе в углу была зачёркнута семёрка и выведен знак вопроса. Взглянув прямо в глаза пациента он признал поражение. И всё же не смог. Психолог не выдержал тяжелого взгляда и уставился на свои ботинки. — Неделя. Ложь. — Что же… Полагаю это будут весьма… долгие семь дней. Мужчина отметил странный факт. Кашель исчез. Вместо него появились паузы, как если бы говорившему не хватало воздуха чтобы закончить предложение. Или силы. Зачем он соврал? Большинство врачей, что изучили историю болезни, если можно так назвать то недоразумение, что удалось собрать за эти дни, сошлись во мнении. Пара дней. Вопрос был в том, будет ли это один или всё же два дня. Кризис был неминуем, и оставалось только гадать, что откажет первым. Дыхательная система? Кровеносная? Печень? Если бы они только знали, чего ждать… Но тело пациента, словно вторя за кем-то, выкидывало новые фокусы, нанося удары оттуда, откуда не ждали. — А, да… Теперь, когда это больше не нужно — можете их отключить? — Манекен устало кивнул на аппаратуру, что без устали снимала показатели. — Э-э-э… Не думаю, что это разумно. — Феллон напрягся. В голосе юноши не было резкости. Только усталость. Он сдался? — Да ладно вам. Данных вы уже насобирали более, чем достаточно. А я плохо переношу оковы. Мужчина почувствовал что-то странное. То, как это было произнесено — создавало впечатление, что парень избавится от опоясывающих его датчиков в любом случае. Сейчас он, по крайней мере, был под присмотром. И спрашивал разрешения. — Месье, ну подумайте сами, ну что со мной может случиться? — Кукла не сдавалась, выдавливая насмешку. — В худшем случае я умру просто чуть раньше. Феллона передёрнуло. Очевидно было, что подросток просто не понимает. Он не принимал сам факт нависшей над ним смерти. Отрицал её возможность. Смерть это то, что случается не с нами. С кем угодно другим, но только не… — Если хотите — я могу дать вам своё слово, — улыбка почти пропала, оставшись в уголках глаз. — Обещаю, месье Феллон. Я не умру в этой больнице. — Это не то, что может обещать кто-либо… — И всё же… — Черты лица куклы чуть ожесточились, принимая выражение кого-то, чья фамилия была Блэк и кого никогда не существовало. Пока не существовало. И не будет существовать в этом мире. Расплывающийся образ в сознании исчезал вместе с остатками сна. — Я привык держать своё слово. Прошу вас. Они только мешают. Психолог закрыл глаза и сглотнул. Лучшее, что он мог сделать — сбежать. Отговориться тем, что собирается согласовать это с главным врачом и отцом подростка. А после этого прислать пару медсестёр, чтобы ввели пареньку седативные препараты, чтобы его усыпить. Мужчина представил, как он это делает. Как блондин, понимающий, что происходит, качает головой в своём излюбленном жесте. С улыбкой. Проклятой понимающей улыбкой. С одним единственным граммом осуждения. И засыпает. Подросток умрёт во сне. Тихо. Без боли и страданий. Без борьбы. Потому что чья-то «доброта» лишит его этой возможности. Спокойные зелёные глаза фарфоровой куклы пробивали внутренние заслоны души. Они давили. Внутренняя сила, собранность, достоинство. И за всем этим — жгучая, ледяная, хищная злая насмешка-провокация. За которой таится обжигающая ярость. Жажда разрушения. Дикая неконтролируемая энергия. Глубже которой только пустота. Абсолютная пустота, что сминает всё и в которой исчезает всё. Феллон попрощался со своей карьерой. И принялся отключать шумевшую аппаратуру. Сигнал тут же достиг сестринского поста. Предвосхищая это — мужчина направился к двери и распахнул её аккурат перед рвущимися внутрь санитарами. Те ошарашено смотрели на спокойного врача и улыбающегося блондина за его спиной. — Всё в порядке. — Феллон услышал свой собственный голос, как если бы он был чужим и принадлежал кому-то ещё. — Под мою ответственность. — Но… Э-э-э… — Под мою ответственность, — с нажимом повторил психолог, после чего аккуратно закрыл дверь. Он поступил так, потому что хотел добиться доверия. Мужчина повторил это про себя несколько раз, но внутренний зритель не поверил и сморщился, как если бы учуял запах чего-то тухлого. Он поступил так вовсе не по этой причине. Просто у него не было выбора. Юноша не сдался. Умирая, он сохранял в себе пугающую силу. Он сметал сопротивление других одним взглядом, разрушая уверенность в правильности действий. То, что было правильно для всех — для него было лишь обузой. Меньше суток назад блондин не мог закончить и фразы без того, чтобы закашляться кровью. Полдня назад у него остановилось сердце. И вот он сидит, как ни в чём не бывало и шутит. ЗНАЯ, что произошло. И зная последствия. Феллон почувствовал, как холодок прокатился по спине. Отрицание. Действительно ли его пациент отрицал смерть? Или же… Он принял её? Мог ли он черпать силы смеяться из этого понимания? — Спасибо, месье Феллон. — Голос подростка вырвал психолога из мрачных размышлений. — Вы весьма любезны. Блондин принялся отлеплять датчики, аккуратно развешивая их вокруг себя. Действовал он медленно, с каким-то внутренним достоинством и стараясь не делать резких движений. Он не торопился. И не пытался поторопить смерть. Просто бесконечные провода его раздражали. Мешали ему. Ограничивали. И он от них избавился. — Не настолько, насколько ты вежлив. — Мужчина сглотнул неприятный комок и попытался зло пошутить, чтобы прогнать это мерзкое ощущение. — Если бы кто-то спешил занять твое место в жизни, ты наверняка бы вежливо извинился бы и пропустил его вперёд себя, да? Юноша чуть повернул голову и с минуту молчал, прежде чем расплыться в жутковатой улыбке. — Ну, если бы нашелся кто-то, кто чрезвычайно опаздывал в Ад, спеша на свидание со Смертью, то, разумеется, я бы уступил ему дорогу.