Эксперимент с отдалёнными последствиями

Махом сбросив халат, влажный, прохладный и пахнущий Востоком Шерлок проскальзывает под одеяло и обвивается вокруг. Он обнажён и возбуждён. Очень. Но оба не делают ничего — какое-то время неподвижно лежат, обнявшись, на боку, соприкасаясь лбами. — Я, кажется, всё ещё пьян, — проведя кончиком носа по его щеке, шепчет Джон, чувствуя, что тоже дошёл до готовности, но опасаясь, что не сможет должным образом сделать всё сегодня. Опасения иррациональные: у него пока ещё не было… таких проблем. — Я тоже. Можно просто… — начинает гладить спину Джона кончиками пальцев, проникая под футболку. — Сними. — Да, — стянув лишний предмет одежды и начиная тоже легонько прикасаться к спине и плечам Шерлока, предлагает: — А давай… давай поговорим. Хочу узнать о тебе что-нибудь… сокровенное. Такое, о чём я и не подозреваю… Я тоже могу поделиться чем-то взамен, но не представляю, что для тебя может быть во мне тайной. — Ошибаешься: я не всё о тебе знаю. — О… ладно. Говори сначала ты. — Я в детстве боялся высоты. — Да ну? — Это началось после того, как Майкрофт затащил меня на крышу четырёхэтажного дома — показать город с высоты. Мне было шесть лет. — Он, что же, пугал тебя специально?! — Нет. Он поставил меня на парапет и очень крепко держал. Я посмотрел вниз. Автомобили были как игрушечные. Один мужчина сел на ступеньки дома напротив — он был такой крошечный. Я тебе потом покажу это место, — пальцы Шерлока проникают глубоко в мышцы и прикладывают приличное усилие, воздействуя на разные точки. Это наслаждение не хуже секса, думает Джон, пытаясь изобразить подобие зеркальных действий на спине талантливого массажиста, непроизвольно прижимаясь теснее. Возбуждение обоих не спадает, разделённое только слоем ткани единственного не снятого предмета гардероба. Но они разговаривают и ласкают друг друга совсем не так, как диктует такая ситуация, — и это упоительно интимно. — Ты боялся, что Майкрофт тебя не удержит? — Нет! Я точно знал, что даже если начну дёргаться или… ураган будет пытаться вырвать меня у него из рук, он не даст мне упасть. Я испугался, что окажусь в таком месте без Майкрофта и упаду сам. Это сложно объяснить. Что прыгну вниз, заиграюсь… Я знаю, это обычный человеческий страх. Ещё страшнее было то, что мне хотелось проверить, смогу ли я сделать это без него. И успеет ли он каким-то чудесным образом мне помочь, если не смогу. Этот двоякий страх был настолько силён, что я начал избегать высоты вообще. А потом, когда мне было одиннадцать, победило желание испытать себя. И я начал тайком пробираться на крыши. Каждую секунду боролся со страхом. Один раз чуть не сорвался. И Майкрофт не оказался в тот момент рядом никаким чудесным образом. — Господи… Ты поэтому продолжал испытывать его терпение по-другому? — Не совсем так. После этого я понял, что сам не должен дать себе упасть. И довольно быстро этому научился. Я имею в виду только крыши, конечно, — Шерлок печально усмехается, Джон понимающе кивает. — А потом я встретил тебя и понял ещё кое-что: я не должен дать упасть тебе. — О… Ну… и я тоже. — А совсем недавно я осознал ещё больше: я не должен дать упасть никому из вас, — пытаясь как-то по-особенному размять правую лопатку Джона, Шерлок непроизвольно ищет более удобное положение в совместных объятиях, вызывая трение между ними и тихие стоны обоих. — А сейчас ты имеешь в виду не только крыши? — оторваться от последовавшего за нарастающей близостью поцелуя удаётся не сразу. — Да. Более того: я знаю, что сделаю это. — Вот что, Шерлок… — Джон смаргивает предательскую слезу, — значит, по традициям планеты, название которой я не произнесу даже после года тренировок, тебе не следует больше пить вино. Оставь это занятие недозрелым юношам. — Пить вино — и правда глупо, — он последовательно целует сантиметр за сантиметром на левой щеке Джона, в перерывах между касаниями ласково улыбаясь, — я собирался устроить тебе ночь безудержного секса, а вместо этого могу уснуть в любую секунду… Поэтому теперь расскажи ты. Я спрошу о том, чего не знаю. Помнишь план Майкрофта с инсценировкой… — Да. — Ты смог бы… хоть как-нибудь… простить мне такое? — Да, — отодвигается, приподнимаясь на локте. — Не прикидывайся. Ты ведь уже задавал этот вопрос в другой форме. Всё ещё не понял? Да, я простил бы тебя. Но не уверен, что смог бы пережить… сам процесс. — Зачем я… Джон… Я не прикидываюсь, я действительно... Пожалуйста… не думай об этом, как я только… я бы не смог… — он прерывисто дышит, ресницы дрожат, а в голосе надрывается какая-то струнка. — Ну с чего ты плакать опять… мы же даже ещё не… — Я не плачу… я… — он закрывает глаза. — Иди ко мне в руку, вот так, — освободившись наконец от белья, Джон захватывает член потерявшегося собеседника в кольцо своих пальцев. — Двигайся. Ну же, я держу, — второй рукой он жёстко фиксирует Шерлока поперёк лопаток. И тот подчиняется и начинает совершать скользящие движения, сначала неуверенно, исследуя ответное давление, но, убедившись, что оно достаточное, переходит на рваные рывки бёдрами. Джон нажимает кончиком языка на его нижнюю губу, вынуждая впустить его внутрь, и полностью завладевает дыханием Шерлока, чувствуя его нарастающую дрожь. Спохватывается. — Тише, остановись, тебе ведь некомфортно, всё слишком высохло… сейчас. Он соскальзывает вниз и увлажняет головку собственной слюной. — М… — остро реагируют сверху, — вернись обратно… пожалуйста. И стоит ему восстановить прежнюю позу, Шерлок перехватывает инициативу в поцелуе. Остаётся только позволять ему всё это: скользить языком во рту, членом — в сжатой ладони, пальцами — по спине Джона. Если подумать отстранённо, это забавно. А если почувствовать изнутри — необычайно воодушевляюще: заставить его открыться вот так, как будто мало задушевных разговоров, выставить напоказ ещё и потребности тела — и активно демонстрировать их. Шерлок двигается, требует, получает, высказывается на языке осязания. Но. Именно Джон держит, не давая сбиться, и именно он сначала не позволяет всему этому закончиться слишком рано и невыразительно, переместив пальцы вниз и сжав их сильнее, млея от понимающей ответной реакции — прерванного поцелуя и внимательного ожидающего взгляда, — а потом, в самом конце, вмешивается, добавляя ощущений наработанными движениями кистью. И именно Джон не выпускает потерявшее чувство пространства тело, когда Шерлока скручивает затянутой волной, целует в висок, гладит по волосам, устраивает к себе на грудь, укутывая одеялом… Очнувшись, тело протестующе мычит и тянет руки к члену Джона, а наткнувшись на попытку мягко пресечь эти действия, вступает в маленькую нежную потасовку и всё-таки отвоёвывает себе возможность устроиться пальцами у него в промежности, потрясающе умело и невесомо лаская яички, пока Джон делает всё остальное сам, изо всех сил прижав свободной рукой Шерлока к своему боку, чтобы избежать какой-нибудь ещё его несанкционированной активности и затягивания процесса. Не хочется ничего нового и способного чрезмерно затянуться: сон уже нависает над сознанием, ожидая только спада напряжения. — Я люблю тебя, — твёрдо, как будто спуская курок, говорит Шерлок. И огромный тяжёлый занавес резко падает, отделяя нечто невразумительное от чего-то непомерного и очевидного… И то и другое тут же растворяется в неосознанности. Позорно не получается выпутаться из сна и достойно отреагировать на эти слова. *** А утро уже ну совсем по-настоящему весеннее. Джон спускается по лестнице в отличном расположении духа, но открывшаяся перед ним картина моментом убивает весь настрой: Шерлок расположился за столом, а на коленях у него сидит Молли Хупер. Она грызёт огромное тёмно-красное яблоко, и оба они смеются, разглядывая что-то на экране. Девушка в наушниках, а вот второй участник этой идиллии упорно не замечает ничего вокруг. Прошмыгнув на кухню, Джон обнаруживает там Питера Смита, занятого сооружением гигантских сэндвичей. — Доброе утро! — оживляется тот. — Извини, Шерлок разбудил меня сегодня, он был так любезен, что даже по телефону спросил разрешения прийти в гости, а не просто вломился в мой дом. Но я подумал, что ты не обрадуешься его исчезновению. У тебя же отпуск. И вот… мы можем сходить куда-нибудь все вместе. — Что за грёбаный трындец происходит в моей гостиной? — вполголоса, но с достаточно красноречивой интонацией спрашивает Джон, для верности жестом указав на сладкую парочку. — Они же там тискаются! — А… это… слушай, ты же знаешь, что будет, если пальцем провести Шерлоку поперёк ладони? — он машет над своей рукой кончиком ножа, наглядно изображая описываемый жест. Вот именно конкретно этого Джон не знает, но, провались оно всё пропадом, догадывается. — И?! — Ну, у Молли… такая же особенность… — Но тогда ведь тем более! — От меня не убудет, — отмахивается Питер, возвращаясь к нарезанию огурца. — А как насчёт меня?! — Джон угрожающе надвигается на незваного гостя. Крем глаза заметив этот манёвр, доктор Смит отбрасывает нож в сторону и раздражённо вытирает руки бумажным полотенцем: — Послушай, что, по-твоему, всё вокруг — чёрно-белое? Люди не могут просто быть ласковыми друг с другом, не посягая на твою самооценку? Ты собирался позавтракать, так? Я, например, приготовил тебе завтрак. Попросишь Шерлока ударить меня за это по лицу? В ответ на это Джон хватает Питера за грудки и резко встряхивает: — Какого чёрта ты здесь читаешь всем морали? Ты ведь и Молли уже изъездил все мозги, я прав? Не слишком ли поспешно ты потащил её под венец? — Во-первых, я знаю, что ты левша, вдобавок я сильнее любого обычного человека, — умудрившись сложить руки на груди прямо из-под этого захвата, комментирует Питер. — Так что у тебя нет никакого перевеса. Можешь мне просто врезать — драться я с тобой не буду. Во-вторых, меня совсем не впечатляет… всё, что проистекает из твоих заявлений и о Молли, и обо мне. Я могу убраться из твоего дома прямо сейчас. Но она — моя девушка, это хоть понятно? — он переходит на неожиданно внушительное рычание. — А всё вот это вот — на два световых года вокруг тебя — моя территория. Джон разжимает руки и поворачивается к Питеру спиной, упираясь кулаками в стол. Шерлок и Молли очень натурально делают вид, что ничего не заметили, продолжая пялиться в экран. Через несколько минут звенящей тишины Смит начинает очень мягко: — Извини… я… — Твоя? Не думаю. Этот дом — моя территория. И то, что касается Шерлока, — не оборачиваясь, прерывает его Джон, — тоже. И, может быть, кое-что ещё. Я подумаю. Остальное можешь оставить себе и командовать там. Рядом со мной — нет. Резко развернувшись, он уточняет, с вызовом глядя Питеру прямо в глаза: — Достаточно ясно? — Да. Предельно ясно, — в его глазах мелькает что-то похожее на восхищение. — Мы тогда сейчас… — Вы остаётесь на завтрак — а потом мы все вместе сходим куда-нибудь. — Джон… — самозабвенно выдыхает Шерлок, материализовавшийся за спиной. — Разобрались? — смеётся Молли, утаскивая с тарелки сэндвич. — Да. А теперь разберёмся с вами! Почему вы тискаетесь? Она краснеет и опускает глаза. — Это я виноват, Джон, — тихо говорит Шерлок. — Ну пожалуйста… — Я, что, мало к тебе прикасаюсь?.. Ох, господи… Ясно с вами всё... Ладно. Только не вздумайте целоваться, иначе, Шерлок, можешь сразу насовсем переезжать к Питеру и наслаждаться там всеми прелестями извращённых инопланетных нравов. — Нет у нас никаких извращённых нравов, по сравнению с вашими уж точно… — обижается доктор Смит. *** Питер затаскивает их сначала в Планетарий, где осыпает всё, что видит, множеством разнообразных комментариев, и Джон беспокоится, что доктора Смита примут за городского сумасшедшего, но тот шёпотом успокаивает: — Не волнуйся, они просто уже знают, что я сумасшедший: мы часто заходили сюда с Джейкобом, благо недалеко. — Значит, Уэбстер действительно живёт здесь и Шерлок ошибся? — Ага. — Это дело — мой полный провал, — невозмутимо вставляет Шерлок, перегнувшись через кресло Молли. — Было бы о чём беспокоиться… мои провалы имеют планетарные масштабы… *** А потом они идут в пиццерию, где все, исключая Джона, ведут себя совершенно как дети, а он ощущает себя воспитателем небольшой детсадовской группы, то и дело упрашивая кого-то не показывать пальцем на посетителей, не комментировать их на весь зал, не хохотать как дикие гиены и не падать со стульев. В конце концов он вытирает Шерлоку лицо салфеткой и за руку тащит его к выходу, а Питер и Молли гонятся за ними вприпрыжку. *** А в самом конце вечера они вчетвером возвращаются на Бейкер-стрит и до полуночи смотрят «Джеймса Бонда» из 1960-х, которого, оказывается, обожает Питер, а Шерлок почему-то не на шутку захвачен происходящим на экране и даже не отпускает ехидных комментариев. Уходя, доктор Смит впервые не протягивает руку первым, и Джон широко улыбается ему, оценив этот... жест. *** — Иди-ка сюда, — говорит Джон, отвлекаясь от попытки выбрать несколько удачных фотографий за день, чтобы выложить их в соцсетях, когда во втором часу ночи Шерлок наконец падает на диван, перестав возиться с пачкой теоретических выкладок, оставленной ему пришельцем со словами «если ты считаешь себя химиком, начни вот с этого и скажи спасибо, что я изложил это в вашей системе обозначений и на английском языке». Он картинно надувает губы, но всё-таки поднимается и подходит к столу. Джон моментально хватает его за левое запястье и проводит пальцем по ладони наискосок. Шерлок резко вдыхает, вздрагивая, и ярко зарумянивается. Проверив пульс и совершенно наглым образом потрогав… всё остальное, Джон не знает, рассердиться или рассмеяться. — И как Питер об этом узнал? — Провёл эксперимент, — пожимает плечами. — И ты?.. — Не так бурно, но… отреагировал. — Ладно. Ничего не бойся и ответь мне честно: этот дяденька тебя где-нибудь ещё трогал? — Джон широко улыбается, радуясь своей шутке. Шерлок в ответ хихикает и качает головой. — Ну и что мне с тобой таким делать? — Ещё раз, — он протягивает вторую ладонь. — Я тоже, — просто крепко сжав обе его руки и притянув к своей груди, произносит Джон. — Я тоже люблю тебя, Шерлок. — Очень глупо с твоей стороны, как обычно. Но именно на это я и рассчитывал.