Hope World

Нежиться в объятиях можно часами, растягивая удовольствие по максимуму. Чтобы потом ночью вспоминать подаренное мимолетное тепло и упиваться сладкими воспоминаниями. Неприхотливая последовательность действий вошла в привычку, приобретая подтекст текущего смысла жизни. Чимин мог плавиться в этих ласковых руках и умирать под громкую и говорящую за себя тишину. Ни один вопрос в этих стенах не получил полноценного ответа. Ни одна сказанная цепочка фраз, не подтвердилась поступком. Воздух пропитался ложью и маревом иллюзий, из которых глупые омежки воздвигают песчаные замки, намереваясь ютиться с комфортом. До поры до времени Чимин тоже был таким. Слепо верил каждому слову, полагаясь на шумно стучащее сердечко, которое заходилось каждый раз, стоило почувствовать один единственный аромат мускатного ореха. Он обволакивал каждый раз, наравне с приятным тембром и теплом соприкосновения тел. Наслаждаться порочной связью мешали наручники и неизменная повязка на глазах. Альфа приходил всегда бесшумно, набрасывая на полусонного омегу шелковую ткань и завязывая узлом на затылке. Приковывал руки и ноги, словно тот собирался сбежать. И никакие уговоры и аргументы не помогали. Альфа хотел сохранить себя втайне, приходя каждый раз в разное время и доставляя неизмеримое удовольствие одним лишь жарким дыханием в затылок и неторопливой прелюдией. Поистине чудом удалось узнать имя, нежась под боком после очередного оргазма. Хосок нехотя признался, что они истинные, выводя это слово узорами по шикарному бедру, которое сам же на себя и закинул. Разговор никогда не заходил глубже простых комплиментов и пошлых фразочек, когда воздух выбивают из легких ритмичные толчки в жадно хлюпающую дырочку. Это настораживало и наводило на неприятные мысли, которые после встречи с Юнги плотно укоренились на подкорке, вихрем поднимая едва унявшуюся пыль тревоги. Именно поэтому, Чимин решил попытать удачу, пока отведенный срок не закончен и не пришло время расстаться.  — Скажи, а я тебе нравлюсь? — робкий вопрос сорвался прежде, чем удалось оформить голос в оболочку показного бездушия. Но увы, этот навык был гораздо лучше развит у Юнги. Даже дошел до уровня автоматизма, а вот Чимину в пору теряться в собственной неумелой лжи самому себе. Ведь безразличием здесь никогда и не пахло. За спиной шумно вздохнули, прикусывая кожу на плече и толкаясь до упора.  — У тебя еще есть силы разговаривать? — шепнул в ответ Хосок, принимаясь активно втрахивать в смятые простыни распятое на постели тело. Что-то екнуло внутри. Это уже далеко не тот ответ, который хотелось бы услышать. Выпрашивать откровенную ложь, уже не имеет смысла. Смысл потерялся где-то между стонами. Ногти впились в ладони до кровоточащих полукружий, сцеживая крохотные капли и размазывая по влажной коже. Запястья снова истерты в кровь, лодыжки ноют, а в носу подозрительно щиплет. Словно почувствовав эти изменения Хосок сменил темп на небрежно-неторопливый. Заскользил ладонями по изящно выгнутой пояснице, накрыл аккуратный небольшой член, надавливая на головку большим пальцем.  — Котенок, ты такой ласковый, — очередной лестный комплимент, который едкой патокой с долей яда лился в уши. Еще одна похвала, сказанная с расчетом на ожидаемую реакцию. Но Чимин не урчал довольно, выгибаясь еще сильнее. Он словно стал немного меньше, продолжая подмахивать и толкаться в ласкавшую руку, но не было громких стонов и ярого трепета. Из занятий предполагаемой любовью соитие обратилось безличностным сексом. Лишь кончив, и терпеливо подождав, когда сперма заполнит изнутри, Чимин смог связно подумать. И с содроганием понял, что собственное имя никогда не звучало в этой комнате. Даже содрогаясь в оргазме, Хосок прикусывал губы и просто мычал или называл котенком. Неприятная догадка кольнула острым испуганным ежиком. Хосок просто не знал его имени. Или не хотел никогда запоминать, заменяя клишированным пушистым четвероногим. Глаза заслезились. Почему-то правда открывается только сейчас, когда уже пройден рубеж безразличия. Натянув штаны, Хосок опустился рядом, отстегивая наручники и осторожно растирая занемевшие конечности. А потом лег рядом, притягивая в объятия, но никогда не позволял снять повязку с глаз. Раньше это казалось какой-то пикантной деталью, сейчас обратилось отвратительным страхом.  — Зачем ты приходишь? — задал волнующий вопрос, уже чувствуя, что скоро снова останется один.  — А ты хочешь, чтобы приходил кто-то другой? Опять увиливание от ответа. Мастерски, ничего не скажешь. Но правда, витающая уже поблизости — протяни руку и непременно поймаешь за хвост, давила на горло, мешая свободно дышать. Кажется, только что начали рушиться песочные замки, погребая под тоннами песка задыхающегося омежку.  — Раньше приходили другие. Почему? — еще один волнующий вопрос без надежды на правдивый ответ. Ласковые пальцы, расчерчивающие плечо запнулись, перекраивая идеальный рисунок бездумной кляксой.  — Я был занят поиском одного человека. Поэтому не смог придти сразу. Черным по белому — отдал поиграться другим, пока самому было не до секса с предназначенным. Чимин сжался до крохотного комочка, скапливая разрывающие глотку крики где-то внутри, его прорвет чуть позже, сейчас следует доиграть до конца.  — Ты всегда… в меня… — договорить такую пошлость открыто, язык отсох бы. Они ведь почти незнакомы. Глупо, конечно, думать об этом только сейчас, при этом подставляя зад ежедневно. Но все же. — Не боишься, что я залечу? Хосок мягко отстранил от себя, поднимаясь. Словно у них как в тюрьме было лишь строго отведенное время на встречу. Уже предчувствуя ответ, Чимин резко сорвал с глаз повязку до того, как альфа снова исчезнет, оставив после себя только разбитые ожидания и умопомрачительный запах. Глаза заслезились от резкого света, но омега упорно рассматривал застывшего в шоке парня. Красивый. Идеальное телосложение, черты лица. Он был как раз тем, о ком можно грезить перед сном. Чимин непременно бы возвел его в собственный идеал.  — Или тебе только это от меня и нужно? — голос дрогнул, выдавая накопившиеся эмоции. Хосок словно очнулся, уже иначе рассматривая парня перед собой. По сути, они видели вот так открыто друг друга впервые. Нет, по видеокамерам, Хо конечно смотрел иногда, пытаясь понять, почему именно этот изнеженный комочек предоставила ему природа. Рассмотрел поверхностно еще до личной встречи и глубже всматриваться желанием не горел. Принципы и идеи Намджуна передались, наверно, воздушно-капельным, потому что осознание определенной неправильности только теперь осело тусклым отвратительным налетом, едва встретился взглядом с потускневшими и блестящими от слез глазами. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты, судорожно пытаясь припомнить имя. Он его не помнил. И сбежал, боясь собственной реакции на скользнувшую по щеке соленую каплю. Черные кошки скребли по легким от осознания, что сам виной этим слезам. А Чимин все-таки завопил, пряча крик в повидавшей виды подушке. Так больно ему не было, даже когда его вывозили из их с Юнги квартиры. А видеть отчаяние в родных глазах — то еще «удовольствие». А тут просто прорвало. Громкие рыдания сменялись всхлипами и давали новый круг, переходя от обиды на альфу и несправедливость мироздания на откровенную жалость к себе. Чимин никогда не был таким сильным как Юнги. Он тянулся ко всему теплому и мурлыкал доверчиво, как заправский кот. Не ожидал, что пригреть могут ради выгоды. Что кажущаяся забота обернется лишь вынужденной мерой. А было ли здесь хоть что-то искреннее помимо ошеломительных оргазмов? Хоть что-то пряталось за безумным сердцебиением и сорванным дыханием? Ничего. Слезы кончились ближе к утру, но покрасневшие и опухшие глаза отказывались закрываться. Да и сон не шел. Время утратило значение, ограничиваясь лишь рамками принесенного пайка. Завтрак полетел с постели при неосторожном движении ноги. Прежде Чимин непременно бы извинился, а сейчас тратить свою искренность на бетонное безразличие расхотелось. Та же участь постигла и принесенный обед. Только уже специально. Может даже немного злорадно. А что, он был паинькой все это время. Покладистый питомец, который показывал характер разве что в первые несколько часов, кусаясь и царапаясь. Надоело. Чимин тоже человек и отношения к себе хочет взаимно человеческого. Когда дверь снова открылась, он ожидал увидеть там привычных парнишей переростков, приносивших еду. Но на пороге застрял Хосок. Буквально застрял, рассматривая разбитую посуду и перевернутый поднос. Даже дверь прикрыл не сразу, осторожно ступая по направлению к кровати. Будто зашел в клетку со змеей. Чимин хмыкнул, примеряя на себя это новое амплуа. Такой питомец уже не кажется покладистым и доверчивым, не правда? Смотреть и дальше на этот абсурд — уж увольте. Омега забился в дальний угол, заворачиваясь в тонкое покрывало с головой, оставив наружи только кончик носа. Юнги часто щелкал по нему, а потом целовал возмущенного друга и все надуманные обиды отпускали. Как же все-таки людям свойственно не ценить то, что имеют. Вся ценность осознается только в момент потери. Резко захотелось вернуться к Юнги. И пусть тот подкалывает, ерничает и дерзит, явно нарываясь на взбучку. Но он искренний. Он не обманывал. Никогда. Кровать прогнулась под чужим весом, напоминая, что в комнате Чимин, к сожалению, все еще не один.  — Почему ты не кушал? Смешно. И это первый вопрос, адресованный лично. Не риторический, в качестве увиливания от ответа. А кажется, даже действительно похожий на искренний интерес. Вот только желание отвечать на что-либо закончилось еще вчера после поворота замка за спиной сбежавшего альфы.  — Чимин-а, — осторожное касание плеча, а все тело прошибло током. Всего лишь собственное имя едва не сбило все настроенные за ночь ограждения.  — Так ты знаешь как зовут твою игрушку? Похвально, — все же не выдержал, сжимаясь еще сильнее. Колени прижаты к груди, а руки обхватывают плечи в стремлении стать незаметным. Кажется, помогло. Поглаживающая ладонь исчезла. Хосок вздохнул.  — Прости. Я всю ночь думал и… Что он там надумал, Чимин так и не узнал, потому что в дверь влетели амбалы.  — Шеф, у нас ЧП. Шесть три семь напал на главного.  — Вы, что без меня не можете обезвредить одну несчастную омежку? Чимин вздрогнул от властного командного голоса. Таким он его еще не слышал.  — У него нож. Намджун ранен.  — Блять, — Хосок подорвался с места, вылетая вместе с охранниками-шкафчиками. А потом вдруг вернулся, резко разворачивая кокон на постели и целуя в щечку. — Мы еще не договорили. Чимин успел моргнуть пару раз, а от альфы только и остался шлейф аромата, да обжигающий след поцелуя. Пробежавшись кончиками пальцев по щеке, он робко улыбнулся. Только улыбка вышла немного грустной. Слишком поздно. Поговорить они должны были вчера. Очередной гость был уже ожидаемым. Белый халат, шапочка, маска. Измененный до неузнаваемости для видеокамер и абсолютно точно угаданный по резкому озоновому аромату альфа. Сегодня был тот самый день икс.  — Я типо провожу осмотр, — прокомментировал Сокджин. Он дотянулся до запястий, обрабатывая свежие ранки и забинтовывая их аккуратно. Как бы невзначай в одну ладошку вложил упаковку каких-то таблеток. А во вторую шприц с ампулой. Переданные предметы перекочевали под наволочку подушки. — Сделай укол в бедро, как я тебе показывал, рассыпь несколько таблеток по полу, а остальные смой в унитаз. Инсценируем суицид. Перебинтовав еще и лодыжки, Сокджин удалился, бросив напоследок дежурное «не бойся». А страха и не было. Чимин аккуратно и легко вколол содержимое шприца, разбросал таблетки и не успел дойти до постели — свалился на пол. Влетевшие охранники, а за ними и медсестры констатировали остановку сердца.