Hope World

Намджун и не заметил, как жизненный уклад медленно, но верно начал меняться. Скорее всего, это началось с их первой встречи. На кой-черт он поперся в тот магазин, хотя прекрасно знал, что на работе может стрельнуть пару сигарет у охраны? Да, не любимые с ментолом, но все же. И заметил он своего блондинчика сразу. От него так и разило сексом и сигаретным дымом. Любимым сигаретным дымом. А ещё он забавно высовывал кончик языка, пытаясь дотянуться до нижней полки с целой горой продуктов в руках. Пыхтел, но не сдавался. О, а когда он заговорил… Действительно воробушек, который готов заклевать любого, кто косо взглянет или подойдёт. Один фак вслед машине чего стоил. Хотя если честно, Намджун никогда прежде не окатывал из лужи прохожих, но тут просто не смог себя остановить. Отомстил за дерзость и рассмеялся, увидев реакцию. Юнги показался забавным. По сути, ещё тогда можно было заподозрить в нем омегу. Что-то чувствовалось в нем такое, что не поддавалось объяснению. Да и сейчас не поддаётся. Из всех виденных омег именно та, что предназначалась Намджуну, выбивалась из стереотипа. Ни привычной нежности, трепетности и ранимости. Лишь стальной стержень и шипы, как у кактуса. Как ни коснись — поранишься. А теперь, после разговора с Сокджином, удалось взглянуть со стороны. Вспомнить все немного под другим углом, возобновить детали. Что-то неизменно ускользало, но общая картинка вырисовывалась вполне себе неприятная. Намджун ошибался. Возможно, с самого начала. Потому что Юнги изначально — другой. Встреченные в коридорах омежки, которых вели на осмотр, с очаровательным животиком или без, все как один выглядели на удивление одинаково. Ни положенной радости, трепета. Только опущенные уголки губ и затравленный взгляд, стоит только привлечь внимание. Вместо счастья ожидания рождения ребёнка — страх и отчуждение. Максимум заботы и комфорта отнял нечто более важное. Очередное открытие подточило прежде совершенный образ идеального будущего. Ещё пара таких аргументов и рухнет абсолютно все, погребая под грудой камней надежду на то, что мир станет чуточку светлее, и все усилия рано или поздно окупятся. Неужели все напрасно? В поиске ответа ноги сами привели к комнате с номером шестьсот тридцать семь. Сидевшие за мониторами охранники вытянулись по струнке. Военная выправка. Хосок тщательно отбирал своих ребят: сильные, безэмоциональные, исполнительные. Раньше это казалось лучшим выбором. Но если что-то случится, они так и будут смотреть? Чимина, омегу Хо, который оказался тому неожиданно важным, вот не уберегли. А сколько таких случаев еще было? Никто просто не замечал, пока не коснулось одного из управляющей верхушки.  — Как он? — вопрос вышел сам по себе. Альфы переглянулись, явно не ожидая подобного вопроса. Хотели уже задать встречный, из вежливости, но Намджун их прервал. — Я в порядке.  — Он не ел с прошлого утра, а так в целом больше не буянит. Слишком похуистичная интонация показалась оскорбительной. Хотя простые охранники и не должны особо заботиться об охраняемых объектах. Для этого врачи есть. Один, правда, уволился с полчаса назад, а другим, есть такое подозрение, точно также наплевать. Всегда ли так было? Намджун взял ключ со стойки и подошёл к нужной двери. Но застыл нерешительно, когда оставалось всего лишь провернуть до щелчка и зайти. Понял вдруг, что по сути нечего ему там делать. А тянет. Противное отдаленное чувство вины, наверное. Хотя с чего бы ему чувствовать себя виноватым? Он уже год руководит отделом, и показатели значительно выросли. Значит, делает все правильно. Правда, до появления Юнги не сталкивался с работой при непосредственном контакте с омегами. Не видел того, чем он на самом деле занимается. Знал поверхностно, но этот коридор с комнатами до этого ни разу не посещал. Благородная цель, ярым лозунгом жизни, осталась. Она и подтолкнула преодолеть странный ступор и войти. Приглушённый свет расчерчивал тенями силуэт на постели. Поблёскивал на цепях и металлических застежках, опоясывающих запястья и щиколотки. Они тянулись к специальным креплениям на стене. Регулируемая длина позволяла перемещаться по кровати. Иллюзия возможной свободы.  — Позлорадствовать пришёл? Голос глухой и сиплый, едва различимый. Подойдя ближе, Намджун присел на самый краешек матраса, рука, потянувшаяся к спутанным прядям на макушке, замерла в паре сантиметров. Юнги словно почувствовал это, отодвигаясь дальше к стене. Он походил на свернувшийся комочек, запакованный в простыню. Только прикованные конечности не позволяли уменьшиться в размерах гораздо больше. Намджун так и не смог ничего сказать, продолжая рассматривать всего омежку. Небольшого количества света хватало, чтобы заметить отросшие корни, плавную, выступающую линию сгорбленного позвоночника и тонкие художественно эстетичные пальцы, запутавшиеся в волосах. А еще кончик ушка с парой сережек, оголенный изгиб шеи с оставшейся парой засосов. Намджун и не помнил, как их оставил.  — Если ты ждешь извинений, то не дождешься. Проваливай, — Юнги видимо надоела затянувшаяся тишина. Даже оглянулся мимолетно, чтобы удостовериться, что не ошибся и перед ним действительно тот, о ком подумал. Да и разве можно ошибиться, полагаясь на обоняние. Их ароматы ни с чем не спутаешь. Каждый — особенный друг для друга. Генетика, все-таки. — Я серьезно, пиздуй отсюда. Что-то нет желания подставлять тебе задницу, уж прости.  — Я не для этого пришел. А вот после этой фразы Юнги развернулся вполоборота. Звон тонких цепочек заставил обоих поморщиться. Но омега, тем не менее, окинул оценивающим взглядом и остановился на глазах. В них застыло какое-то странное выражение. Юнги не видел его еще ни разу. Априори ничего хорошего он не ждал. Напрягся, не зная, что может последовать за этим тихим голосом и мирной позой. Он все еще ждал наказания за свой поступок. Покоцал своего альфу, что аж вон бинты снова в крови. Такое ведь не прощают. Не здесь уж точно. Намджун заметил, как насторожился омежка. А ведь он ничего еще не сделал. И не собирался. Он его пугает? Реакция говорила сама за себя. Сокджин оказался прав. Как и всегда, впрочем.  — Я просто поговорить хотел. Юнги усмехнулся. Злорадно, едко. Только в глазах этой усмешки не было. Там была боль.  — Вот только не надо мне снова заливать, какая я тварь неблагодарная, раз в ноги тебе не кланяюсь и не прошу трахать меня чаще. Дабы сошло божье благословение и одарило меня ребеночком красивеньким, которого ты сольешь прекрасной семейке, на благо всеобщего будущего, — смех прерывистый, искусственный. Болезненный даже. — Уходи, Намджун. Прошу. Альфа остался, опуская взгляд и хмуря брови. Задумался над чем-то своим. Возможно, строил очередную праведную тираду и цепочку обвинений. Он найдет кучу аргументов, подкрепленных его любимой статистикой, чтобы доказать свою правоту. Только Юнги устал от этого цирка. Они просто не слышат друг друга. Между ними такая глухая стена, которую, просто почиркав ножичком по коже, не уберешь. Да и омега вчера не старался сильно уж задеть. Поцарапал неглубоко, чтобы привлечь внимание и дать шанс уйти. Выполнил свою часть договора и надеялся, что не напрасно. Вестей от Сокджина не было. Вздохнув, Юнги отвернулся снова к стене, меняя положение затекших рук.  — Ты не кушал. Опять голодовка? Странное тепло в голосе сильно смахивало на искреннюю заботу. Снова какая-то игра? А смысл? Как же Юнги устал. А пробыл здесь всего несколько дней. Кажется. Он уже потерял счет времени.  — Ох прости, свиноматку же откармливать положено, но что-то аппетит пропал.  — Прекрати, — вдруг мягко попросил Намджун. И эта мягкость пугала. Юнги не понимал, что происходит. Следил искоса и вздрогнул, когда почувствовал, как альфа заваливается на постель, прижимаясь спиной к спине. — Не называй себя так.  — Что, слух коробит? Или правда глазищи колет? Язвительность перешла на уровень самозащиты. Намджун улыбнулся как-то грустно и не решился дотронуться напрямую. Ощущал лишь тепло спиной и представлял реакцию Юнги. Наверняка хмурит брови, пытается отодвинуться. Но длина цепочек не позволит, как и собственно стена перед носом. Холодный расчет на получение дозы взаимодействия. Юнги это понял и больше не рыпался, чтобы не навлечь непрошеные касания, от которых не получится отмахнуться, будучи прикованным к гребаной кровати.  — Если ты вдруг забеременеешь, — неуверенно начал Намджун и тут же отметил, как мгновенно напряглась спина омеги. — И если тебе предоставится выбор, ты оставишь ребенка?  — Нет, — Юнги не задумался ни на секунду. Даже голос не дрогнул, а вот у Намджуна дыхание сперло, и тупой нож пролез под ребра. Нарочито медленно, позволяя прочувствовать все оттенки боли. Альфа отодвинулся слишком резко и поднялся. Перевернул омегу к себе лицом и уставился прямо в глаза.  — Почему? — он уже предчувствовал ответ. Видел по взгляду и ожидал, как приговора. Юнги решил ответить максимально искренне. Понял на подсознательном уровне, что возможно это последняя попытка достучаться.  — Ты его отберешь. Отдашь неизвестно кому. А если это будет омежка, то он еще и вернется сюда, — ни слезинки, ни всхлипа. Суровая правда, которую можно будет оплакать позднее, когда неизбежное случится. — А если альфа и пойдет в тебя, будет также управлять судьбами людей, разграничивая по половому признаку. И я не знаю, что хуже, — робкая улыбка отдает горечью. — Лучше быть бесплодным, отмучаться на каталке в этой вашей лаборатории и подохнуть спокойно, зная, что не оставил частицу себя повторять никчемную судьбу. Намджун долго всматривался в бледное, немного исхудавшее лицо и не находил ни одного намека на былую дерзость. Колючий взгляд и острый язык, который так зацепил при первой встрече, сменились какой-то предрешенностью. Словно это не тот человек, который еще вчера прижимал нож к горлу, требуя отпустить его. Не тот человек, который так яростно обливал грязью, еще только попав в эту комнату, лишь бы сохранить свою гордость и достоинство, не подставляться едва знакомому альфе. Не тот человек, который забавно высовывает кончик языка, доставая продукты с нижних полок и удерживая покупки в руках. Юнги просто смирился.  — Уйди. Пожалуйста, — омега устало прикрыл глаза, уже и не думая отворачиваться. — Давай, ты выебешь меня в другой раз. Окей? Долю издевки в интонации значительно превысила искренняя просьба. Намджун согласился. Это самая малость, что он может сделать.  — Только покушай хотя бы вечером. Хорошо? — бросил напоследок и прикрыл за собой дверь. Дожидаться ответа глупо. Лимит доверительной беседы исчерпан после всего одного вопроса и слишком тяжелого ответа. Намджун не помнил, как он положил ключ на место, что сказал ребятам из охраны и здоровался ли со встречными сотрудниками. Он долго переваривал слова Юнги, размусоливал каждое слово и с каждым разом осознавал, что тот действительно долго думал над этим и дошел до единственного ответа сам. Наверное, все омеги, находящиеся в этих стенах приходили рано или поздно к таким же выводам. От этого и страх в глазах уже забеременевших. И отчаяние у тех, кто ждет второй полоски, проживая день ото дня в диком негативном коктейле эмоций. Неудивительно, что Сокджин оказался прав. Ведь он работал вот с ними. Потерявшимися в своих страхах и умирающими от собственной глухой боли. Сколько раз он слышал эти слова о «счастье» бесплодия? А скольким помог потом восстановиться? Скольких потерял? Примерно на этой мысли, вздрогнув, Намджун понял, что почти дошел до собственного кабинета. А еще явственно осознал, что хочет открыть давно подаренную кем-то бутылку вискаря. Вот только в кабинете его ждал неприятный сюрприз.  — Солнышко, вот ты где, — Енхва сидела прямо на столе, изящно закинув одну ножку на другую, отчего из-под подола юбки вылезли кружевные резинки черных чулков. Медицинский халат расстегнут, открывая соблазнительный вид на третий размер. Все, как любит Намджун. Но сейчас от этого тошнит. Излишняя пошлость противопоставлялась мягкой, но обжигающей страсти предназначенной омежки. Явный победитель определен еще до состязания. Только пьедестал почета, как и награда за первое место Юнги нахрен не сдалась. Да и глупо сравнивать. У Намджуна нет на это никакого права. Он так запутался в самом себе, что лезть в дебри чужих душ еще слишком рано. Виски. Нужен виски. Альфа уже почти достал заветную бутылочку, как вдруг сзади прижалось горячее тело, остро отточенные коготки царапнули по груди, а жаркое дыхание опалило ушко.  — Поиграй со своей кисой, Джун-и. Она очень соскучилась, — неуемные пальчики скользнули по животу ниже, цепляя бляшку ремня. Но Намджун остановил, не позволяя расстегнуть.  — Прости, я немного не в настроении. Енхва на удивление не стала приставать. Наоборот безропотно оставила в покое, позволяя плюхнуться в кресло в компании бутылки и стакана, поправила на себе халат, застегивая все пуговички. Даже улыбнулась. Словно это не она только что пыталась соблазнить мужчину.  — Прощу, если позволишь мне забрать одну омежку из твоего отдела. У тебя есть один, который уже не может выполнять свою функцию и пользу тебе явно не принесет, — уже видя нахмуренные брови и явный отказ, она умильно надула губки и заканючила, как ребенок, хотя была старше Намджуна: — Ну, пожалуйста! У меня новые интерны и ординаторы в лаборатории, а учить основам уже не на ком. Прекрасно понимая, что умолять и выпрашивать Енхва будет еще долго, Намджун вздохнул. Желание побыть одному превысило здравый смысл.  — Ладно, давай свой бланк, подпишу. Радостно пискнув, Енхва подскочила к столу и положила перед альфой стандартный бланк перевода. Пока еще совершенно пустой. Намджун удивленно приподнял брови и посмотрел на приплясывающую от нетерпения женщину. Заметив этот взгляд, она лишь обезоруживающе пожала плечами:  — Я же не знала, что ты так легко согласишься. Потом заполню. В висках ломило от перегруженной посторонними размышлениями работы мозга, взгляд постоянно спотыкался о бутылку, а еще противный привкус во рту и не думал исчезать. Откровенно паршивое самочувствие вкупе с дикой усталостью позволили поставить подпись, нарушив главный из жизненных принципов — не подписывать не читая. Впрочем, о каких принципах может идти речь, когда мозг вот-вот взорвется и хочется убрать лишних свидетелей начала собственного алкоголизма. Енхва радостно улыбнулась и даже чмокнула в щеку на прощание. Намджун только и успел поморщиться от приторного запаха парфюма и жирного блеска, отпечатавшегося на щеке. Кажется, он просто дико устал и все вернется на круги своя, если позволить себе немного отдохнуть. Время. Ему нужно время, чтобы подумать, чтобы принять правду и вернуться к прежней жизни. Ему нравилось жить идеями, верить в то, что делаешь. Это казалось лучше постоянного возвращения к прошлому, где столкновение с болью неизбежно. В конце концов, он уже привык к своей жизни и ломать принципы всего лишь из-за пары брошенных фраз не станет. Переживет эту странную реакцию на обыкновенный набор букв и вернется к работе. А к Юнги больше не будет ходить, чтобы не бередить свежие раны. Да и тот просил же уйти. Намджун и уйдет. Но сегодня — отдых. Первый за несколько лет спокойный денек. И последний. Потому что этот момент обозначился переломным. Но Намджун не мог знать, что именно тогда, злорадно усмехаясь, Енхва быстро заполняла строчки бланка, едва ли не на ходу. Что никаких интернов и ординаторов не было. И что спустя сутки в сети появится интересный ролик, постепенно набирающий популярность и разворачивающий нехилое возмущение населения. События набирали обороты, и изменить хоть что-то при всем желании уже не получилось бы.