***
Гажил устало поморщился и зевнул себе в ладонь. Работа с архивом нереально утомляет, но это является обязательной частью любого следователя: проверять старые дела и искать зацепки в новых. Но как такового желания сидеть и что-то черкать в отчёте не было, отнюдь. В особенности, какой месяц подряд ломать голову над делом бывшей Хартфилии, в котором, по сути, приходится складывать картинку из трёх маленьких кусочков, когда нужно отыскать ещё тысячу. Роуг крутился где-то за спиной и слишком громко сдвигал старые коробки. Пыль летела в стороны густыми клубками, из-за чего Редфокс какой раз прочистил горло хриплым кашлем. Чени что-то бормотал себе под нос, раскладывая документацию по номерам и буквам. Гажил недовольно бурчал, лишний раз пропуская просьбу шуметь немного тише. — Гажил, что думаешь по поводу Хартфилии? Лаксус разделил дело между ними двумя, так как посчитал, что для подобных масштабов одного следователя мало. Пусть и решение Дреяра хотелось оспорить и доказать, что табличка на дверях личного кабинета может принадлежать только одному, идти против главного духу пока не хватало. Но, благо, Роуг располагает к себе, пусть он нерешительный и недальнозоркий в каких-то аспектах их общей работы. Чени неконфликтный и на какие-то заслуги не претендует, при этом иногда раздражает молчаливостью и постоянными недоговорками. В общем, гармония достоинств и недостатков в одном флаконе, чего уж там. — Ничего. Абсолютно. Впервые я просто жду каких-то подарочков от этого упыря. Гажил раздражённо сжал переносицу, щурясь от неприятных воспоминаний недавнего выговора от Лаксуса. С момента нападения прошёл практически год, сдвигов никаких, а вот список подозреваемых увеличивается, основываясь на каких-то заковырках и предположениях — чётких аргументов впарить кому-то срок не было. А хотелось бы поставить печатку «раскрыто», выпить таблетку от головы и отлежаться дома несколько дней в тишине и спокойствии. И никаких тебе проблем с семьёй Драгнил. — Может, это кто-то из близкого круга? Супруг пострадавшей явно не на легальном бизнесе раньше зарабатывал, разве нет? Редфокс осекся, но виду не подал. Роуг продолжал все тщательно укладывать по полкам, иногда прерываясь на сопровождающую всю это письменную отчётность: что есть, чего нет, что стоит отнести на нижний этаж, а что стоит поднять и перепроверить. Гажил напрягся и бросил подозрительный взгляд в сторону Чени, но паренек был занят одной увесистой коробкой с переклеенным номерным знаком. Он, видимо, пытался отследить последний зарегистрированный номер по базе в планшете, поэтому решительно отдирал наклейку от наклейки. — О чем ты? Прикинуться незнающим — прямой путь к растолкованию. Гажил прекрасно обознан обо всех тонкостях прошлого Нацу, потому что самолично пытался усадить его в камеру и хорошенько допросить, но Роуг Чени — зелёное яблочко в саду полиции. Откуда он может знать о чем-то, чему уже пора засчитывать первый десяток лет? — Разве ты не знаешь? Парень прервался и волнительно переглянулся с напарником. Гажил не подавал виду, только недоумённо изогнул бровь и нахмурился. Чени явно ощущал себя в замешательстве, так как наверняка был уверен в том, что Редфокс знает о недавно поступившей информации, но, похоже, ошибся. — Не знаю о чем? — Я навел справки, узнал, что Нацу Драгнил вполне сойдет за местного мафиози. Думал, ты в курсе. Гажил качнул головой в сторону и задумался, как Роуг додумался «навести справки» и где, собственно, эту засекреченную информацию он откопал. Нацу в статусе «вне подозрения», так как его уголовная деятельность закончилась еще года четыре назад. Неужто Чени задумывается о том, чтобы вписать в список подозреваемых имя того, кто имеет вполне себе железное алиби? Или у него появилась куда серьезнее теория насчет Драгнила? В таком случае, лучше вытрясти из «напарника» все его догадки и увести их в другое русло. — Впервые слышу. Думаешь, он может оказаться тем, кого мы ищем? Редфокс ухмыльнулся, приписывая этому жесту расслабляющий подтекст, но Роуг только сильнее напрягся и задумался о появившихся несостыковках. Он смышлёный, но слишком далёкий от реальных предположений насчет криминала. Пусть это и было тем самым тормозящим недостатком, сейчас это спасительная шлюпка для Нацу, в первую очередь. — Вполне возможно. Я читал, что на его счету не только наркотики, но и постоянная смена партнеров, при том, что конкурентов практически не было. — У него алиби, забыл? — Был бы я при таких возможностях, не стал бы самостоятельно пачкать руки. Роуг действительно зацепился за кое-что, что вполне могло обеспечить Нацу подозрение и прямую дорогу в камеру допроса. Судя по тому, при каких обстоятельствах был заключен брак между Люси и Драгнилом, теория об «уборке конкурентов» имеет место быть. По крайней мере, так бы подумал Гажил, если бы не знал, что уже успел сделать Нацу для того, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Драгнил клялся, что в жизни не вернётся к Кобре, но пошёл на сделку ради Люси. Он снова бросил перчатку вызова преступникам, похищая посредника, но, опять-таки, ради Люси. Считать его причастным? Судя по его истории, можно, если не учитывать доступные только узкому кругу лиц факты. Роуг же не знает об этом, поэтому и талдычит подобною несуразицу. Нужно направить его в другую степь, пока не поздно. — А как же братишка? Вторжение в частную территорию, попытка изнасилования, покушение на убийство, порча имущества? — Я не списывал его со счетов, просто выставляю приоритеты. Драгнил, безусловно, должен входить в список подозреваемых. — Основываясь на его прошлом? — Ты его защищаешь? — Нет, требую от тебя чётких аргументов. Чени запнулся, но, похоже, ненадолго. Гажил узнал этот взгляд — тот самый, принадлежащий молодому офицеру Редфоксу, расследующему свое первое дело. Роуг –вылитая копия Гажила в далёкой молодости. Он действительно подаёт надежды, но пытается впутываться в нечто, куда впутываться опасно, пусть и не сознательно. — Джуд Харфтилия был конкурентом Драгнила, разве нет? Потом скорая свадьба, амнезия потерпевшей и смерть её отца — притом, что между всем этим достаточно короткий промежуток времени. Похоже, что кто-то просто решил прибрать к рукам чей-то бизнес. — Хартфилия страдал кардиологией, это вполне естественно в таком возрасте. — А что, если Люси Хартфилию специально не убили? Амнезия всего лишь вынужденная мера, чтобы отвести подозрения? — Ты перегибаешь палку. Редфокс нахмурился и скорчил гневную гримасу — та, что принадлежит «злому полицейскому» при допросе особо опасных преступников. Пусть они с Роугом в какой-то степени и с большой натяжкой «друзья», Чени не в той должности, чтобы бекать и мекать. И, похоже, он прекрасно понимает свою уязвимость, поэтому моментально заткнулся. Но ему определенно есть, что сказать. — Если бы я нашёл доказательства, что Драгнил может быть причастен к нападению, ты бы не препятствовал его аресту? — На данный момент, у тебя ничего нет. Ты прекрасно знаешь, что не имеешь право предъявить кому-то подозрение без вещественных доказательств. Гажил противно фыркнул, ощущая, как внутри вскипает праведный гнев. Это касалось не только Нацу, но и всех остальных — виновных и невиновных. Чени перегибает палку, ссылаясь на доводы чуть ли не десятилетней давности, нежели на торчащие перед носом. Роуг виновато скосил взгляд и выложил из коробки с многочисленными наклейками документы на рассмотрение. Обычно, старые дела действительно перебрасывают в общем реестре под разной нумерацией и только потом что-то там помечают и переклеивают, подобный случай не первый, но является первой необходимостью на данный момент. — Ты не можешь отрицать, что эта теория — самая огромная зацепка за последние прошедшие два месяца. — Это теория, но не зацепка, Роуг. Редфокс поднялся с места резко, глухо отодвинув стул назад. Чени не дернулся и упорно пытался фокусироваться на каких-то данных в планшете. Гажил подошел к нему вплотную и грубо хлопнул ладонью по полке, принуждая напарника встретиться взглядами. — Ты под моим руководством, не забывай. Мужчина возвысился над Роугом, угрожая последнему разъярённым взглядом. Его оплошность была в том, что он поддержал разговор о Хартфилии. Чени не глупый, поймет, что Нацу под протекцией Гажила — теперь это слишком очевидно, но, по крайней мере, Роуг не додумается впарить Драгнилу подозрение. Он ведь не пойдет против напарника? Он же не до такой степени болеет сраной справедливостью? — И не советую тебе самодельничать у меня за спиной. Это чревато последствиями. Редфокс выдохнул разгорячившийся воздух прямо в лицо Роугу, но парень не дрогнул, только сильнее поджал губы. Он не отступит, пойдёт дальше и будет рыть глубже. Но Гажил громко заявил о том, что тенью следует за Чени, должно подействовать. Где-то за углом прозвучал короткий звонок. Начался обеденный перерыв, а значит, пора закончить разговор и пригласить напарника перекусить гамбургером в ближайшем кафе. Коллеги, отсиживающиеся в соседних отделах архива, постепенно выходили группами, шум в коридорах нарастал. Больше нет смысла буравить друг друга злобными взглядами. Роуг взвинчено выдохнул, принимая временное поражение в молчаливых гляделках. Парень подумывал, что зря поделился внезапно возникшей теорией с Гажилом, раз уж тот слишком бурно и радикально отреагировал. Теперь от него не отвертишься, что поделать. Чени прихватил планшет, откинутую на край стола папку с остальной бумажной работой и поспешил выйти из архива. — Ты идешь? — Я позже подойду. Редфокс выглядел угрюмым, в особенности, пугал его хмурый взгляд с редко пробегающей тенью на лице. Гажил всегда первый идёт в кафе, чтобы перекусить с коллегами и прихватить с собой чашку кофе, но в этот раз уже всем своим видом показывал, мол, «не в этот раз». Роуг не хотел портить с ним отношения только из-за трёх аспектов. Они напарники, коллеги и у Гажила в отделении железный авторитет. Никто никогда не додумается переться против него, в любом случае, нужно оставаться с ним либо на нейтральной ноте, либо на приемлемо-хорошей. К тому же, лучшей тактикой на данный момент будет просто кивнуть и уйти. Чтобы лишний раз не провоцировать конфликт интересов. Роуг так и собирался поступить, пока Гажил, громко откашлявшись, не привлек его внимание. — Закажи мне как обычно. Редфокс ухмылялся в стиле «как обычно» — добродушно и по-отцовски, — отчего Чени облегченно выдохнул застрявшие в горле сожаления и, ответив улыбкой, скрылся за увесистой дверью архива. Медленно, ухмылка Гажила, как и самая обычная фальшь, сползла с губ. Мужчина, буравя двери, всё ещё прокручивал отрывки их недолгого разговора. Да, он сгладил углы между ними, но это не значит, что Редфокс теперь не будет осторожничать рядом с Роугом. Этот малый способен на многое, но ещё не умеет выставлять приоритеты: что стоит трогать, что нет. Стоило ему пройтись вперед, как под ботинками что-то зашуршало, словно смятая бумага. Гажил тут же среагировал на торчащий под стеллажом помятый и перепачканный грязью кусок бумажки. Следователь присел на корточки и попытался вытащить замеченную вещичку, но, от неосторожности, бумага отлетела глубже, ближе к плинтусу. Цыкнув про себя, Гажил с рыком попытался обойти стеллаж и как-то достать интригующую записку, но та, словно провоцируя, выглядывала возле стены на расстоянии больше метра — достать пальцем или линейкой нереально. Там точно написаны какие-то числа, знакомые до встряски всей памяти и чесотки в ладонях. Плюнув и размявшись, мужчина попытался приподнять препятствующий стеллаж и отодвинуть его немного в сторону. Ухватился за полки и подтужился; вышло не сразу, но мебель помаленьку приподымалась. Гажил пыхтел и громко сопел через нос, мысленно отчитывая себя за не регулярное поддержание физической формы. Стеллаж качнулся и тут же верхняя коробка с грохотом и шелестом разлетевшейся бумаги приземлилась на пол в форме какой-то порванной и смятой лепешки. Редфокс отчаянно застонал и пожелал раскашеварить собственное лицо в какой-то стенке. Опустив стеллаж со всей возможной аккуратностью, Гажил заворчал себе под нос, пока не забыл цель всего этого огромного фиаско. Пришлось снова опуститься на корточки и с максимальной осторожностью протискивать руку вовнутрь. Записка, с подогнутым и перепачканным следом подошвы углом, опиралась на плинтус. Мужчина потянулся и кончиками пальцев поддел бумагу, аккуратно и постепенно вылавливая её из кучи пыли и паутины — там, однозначно, очень долго не убирались. Самая обычная бумага, сложенная в неровный прямоугольник — ничего примечательного. Гажил не успел прикинуть мысль, что эта записка могла походить на улику, так как это отделение полиции, архив, к которому доступ имеет лишь некоторые. Но он тут же успел в очередной раз мысленно шлепнуть себя по щекам, когда, развернув смятую бумагу, увидел бросающиеся в глаза засохшие брызги крови и кривой, дрожащий почерк, выводящий ехавшие по диагонали цифры и буквы.№4553657
Триада девяти.
Редфокс дернулся, прикинув, что цифры вполне могу сойти за номер какого-то дела. Ладно, кто-то искал какую-то папку с древним криминалом, случайно потерял бумажку и ушел восвояси. Вроде бы ничего подозрительного, но Гажил узнал это внутреннее покалывание — тогда, когда обычно сигналит его чуйка. Здесь определённо что-то не чисто, начиная от крови — или что еще это может быть — и почерка какого-нибудь психически неуравновешенного человека — другого объяснения манере письма он не нашел. В голове пролетела мысль, что поискать номер в базе или в реестре определенно стоит. Это маленькая бумажечка может быть подсказкой к чему-либо, да еще и эти слова — «триада девяти»? Неужто снова какие-то загадки? Мужчина припрятал записку в карман рубашки и тщательно проверил, застегнул ли он пуговицу. Отряхиваясь от каких-то смешанных впечатлений, он поспешил присесть и исправить собственный прокол. Дотягиваясь до каждой разбросанной бумаги, Гажил ненароком вчитывался в комментарий ведущего следователя на страницах, показания свидетелей, отчеты команды экспертов и результаты лаборатории. Убийство женщины 35-40 лет, значит? Он по несколько раз вглядывался в те же самые строки, пытаюсь построить в голове цепочку сюжета преступления. Редфокс, при всей его пунктуальности, перестал следить за временем, с каждым новонайденным листком погружаясь в слишком уж запутанное даже для него дело. Гажил встряхнул увесистую стопочку, прикрепил смятые фотографии места тела и места преступления, но тут же осекся. Не хватает только титульной странички со всей нужной информацией об убитой и, соответственно, её фотографией. Пока он шарился по каждому углу и закоулку, в голове крутился целый ребус. Женщину нашли служебные собаки во время приезда по какому-то заявлению о наркотиках в дальнем жилом районе западного округа, её тело торчало под ветками полусгнившего дерева в реке, но никто не заявлял о пропаже. Труп – полуразложившийся, но удалось доказать, что смерть наступила в следствии удара тупым предметом по голове и нескольким ножевым ранениям. Ничего необычного, для западной части города, чему удивляться? Но никаких фактов об изнасиловании? Одежда жертвы была при себе, как положено изодрана и окровавлена. Это и есть первая несостыковка, которая наверняка и сбила ведущих дело. Гажил замер на долю секунду, когда нащупал под стеллажом глянцевую поверхность слетевшей фотографии. Мужчина аккуратно вытащил фотографию и встряхнул её от пыли и каких-то приевшихся крошек и грязи.ЛЮСИ?
В ту самую секунду, когда Редфокс, глотая ртом воздух, пытался вслепую нащупать спинку стула, вглядывался в практически идентичное лицо Люси Драгнил, в голове всё перемешалось в кашу. Девушка выглядела молодо, но фотография однозначно не прошлогодняя, даже близко по времени не стоит. Ничего примечательного во внешности, но однозначно стоило сравнить фотографии двух практически одинаковых жертв. Но отличие между ними всё-таки было: одна жива, другая нет. Гажил уселся за стул и тут же выхватил выглядывающий титульный лист — он всё время был тут? Находясь под каким-то эффектом, любые вопросы — даже самые глупые — звучали в голове как-то по-филосовски сложно. Следователь не разглядывая достал из пакета папку с делом Хартфилии — в последнее время, он носится с ней постоянно, боясь упустить момент, когда какая-то догадка решит внезапно нагрянуть — и тут же раскрыл на вводной части. Скрепив дело «неизвестной» вместе, Редфокс усердно сравнил мельчайшие детали не только внешности, но и описания. Эшли отличалась более сдержанной и неуверенной улыбкой и каким-то притемнённым пятном на шее, Люси же выглядела так, как её обычно публиковали на обложках — пафосно и самоуверенно. Все остальное полностью сходилось, даже рост, вес и группа крови. Девушка, опознанная, как некая Эшли — спустя-то полгода — умерла при достаточно загадочных обстоятельствах. В кармане папки уныло выглядывал листик с комментарием от патологоанатома и потертый талон на выдачу найденных вещдоков. В комментарии прилагалась схема какого-то рисунка на спине и рядом список возможных инструментов, чем этот рисунок «выгравировали». Начиная от отвертки, заканчивая долото и стамеской — выбор огромный. Мужчина крутил в пальцах рисунок, но кроме какой-то палочки и икса ничего не увидел — насколько криво и слитно было написано. Неужто убийца решил попрактиковаться на живых холстах? Да и что этот символ вообще значит? Какой-то древний язык? Руна? Или разыгравшееся воображение? Гажил уныло простонал, схватившись за затылок — и снова какой-то бред! Судя по отчету ведущего следователя, дело нераскрыто, а значит, процент того, что этот урод еще свободно ходит по улицам вполне себе больше пятидесяти. Пять лет прошло. Редфокс прекрасно знает биографию семьи Хартфилия, даже если бы это была дальняя родственница, такой схожести просто не бывает. Люси практически копия своей матери, но Лейла скончалась в больнице от сердечного приступа за год до убийства этой Эшли. Тогда кто это? Очередные последствия верности браку, но теперь со стороны Лейлы? Судя по сохраненным записям Люси до трагедии, Лейла не была замечена в подобных конфузах. Стоит ли приберечь номер этого дела и потом к нему вернуться, преждевременно проконсультировавшись у Драгнила?Хотя, чем Нацу тут поможет? Покивает, мол, «понятия не имею, я в это время другим занимался»?
Гажил удрученно выдохнул, сложив обе папки друг против друга, в надежде, что это натолкнет его на какую-то идею. Мужчина пересматривался то с одним лицом, то с другим и действительно не мог понять, что творится у него в голове. Помимо каких-то логических предположений и теорий, Редфокс вздрагивал каждый раз, когда ловил себя на этом жутком ощущении… Будто бы перед тобой только один человек.***
Люси резко вскочила с постели, стоило ей ощутить противную тяжесть в ногах. Коленки не сгибались, но внезапно схватившая боль ощущалась достаточно чётко и невыносимо. Хартфилия пыталась подогнуть ноги под себя, но тело никак не реагировало. Вот тут по лопаткам прошёлся мороз. Девушка, перепугано глотая воздух, попыталась ущипнуть себя за бедра, но хоть с усилием, хоть без: результат был одинаковым. В палату спешно зашел доктор Фернандес и волнительно переглянулся с Люси. Он ходил с пятки, поэтому шаги были достаточно тяжелыми, глубокими и громкими — его походка самая узнаваемая во всей больнице. Но Хартфилия, отчаянно долбя кулаками ноги, была слишком занятой мыслью о том, что, сколько не пытайся заставить пошевелить хоть пальчиком — в ответ тишина. Жерар попытался перехватить её руки, но девушка, зашипев, отдернула запястья и тут же осеклась, стоило ей встретиться с ним взглядом. — Доктор Фернандес? — Успокойся, не калечь себя. Люси нервно выдохнула и спрятала испуганный взгляд в отдёрнутом крае одеяла. Хартфилия увлеченно жевала губы и чувствовала себя в замешательстве. Она ничего не помнит, кроме резкого броска назад и болезненной встречи лица со стеклом. Ни что было до, ни что было после — ещё один пробел в и так искалеченной памяти. Но сейчас это было тем пробелом, на восполнение которого не хватало ни сил, ни желания. — Что со мной? — Ничего такого, что могло бы считаться опасным, поверь. Он присел рядом и придирчиво поправил пуговицы около воротника на больничном халате. Мужчина встряхнул стопочку бумаг на коленках и принялся увлечённо пролистывать эту кипу, пока не наткнулся на скреплённых три листка с приклеенной фотографией на титулке. — Я не чувствую ног. Люси с опаской и дрожью в голосе наспех выдохнула эту фразу, лишь бы не растягивать время перед вынесением приговора. Вставшая перед ней проблема выглядела внушительно, потому что Хартфилия действительно начала паниковать, когда в пятый раз попыталась поднять ноги. Это считается «неопасным»? — Последствия новых препаратов. У тебя небольшие ушибы коленных чашечек и щиколотки, вполне нормальное явление при авариях. — Я попала в аварию? Он нервно переглянулся с ней, будто бы и вовсе не ожидал подобного вопроса «в упор». Люси, болезненно проглотив оставшиеся комментарии, прокашлялась. Жерар не моргал, но не выглядел шокированным, скорее, недоуменным. — Ты ведь помнишь… — Да, я всё помню, но не момент аварии, Доктор. Фернандес снова углубился в свои бумаги, прежде чем что-нибудь ответить. Скорее, это было отвлекающее движение, позволяющее подумать чуть больше, чем несколько секунд. Но Люси подобная пауза не устраивала. Произошла авария и, судя по всему, достаточно серьезная, раз уж какие-то там препараты насколько притупляют чувство боли. Вынужденная мера? — Что произошло? Врач молчал, только шуршал бумагами и иногда долго вчитывался в графики, целые исписанные страницы и какие-то цифры. Складывалось впечатление, что сейчас должна говорить лишь Люси, а он — как врач из другой категории — обязан только кивать и приговаривать «продолжай-продолжай». Но Хартфилия не на приеме у психотерапевта. — Ты попала в серьёзную аварию, но отделалась лишь ушибами, лёгкими повреждениями и испугом. — А остальные? — Я не владею подобной информацией, Люси. Внутри девушки плясало любопытство на грани истерики. Авария серьёзная, Хартфилия успела припомнить, как лежала где-то между пассажирским сиденьем и багажником, но, при всем этом, на обшивке крыше в салоне машины. Авто визжало равномерно с перерывами, вокруг валялись вырванные остатки запчастей, стекла и чего-то схожего с пережёванным мясом. Люси прокряхтела от резко ударившей боли в висках то ли от вскрутившей голову картины обшарпанных сидений вместо потолка, то ли от сильного удара головой ранее. Перед её лицом лежала оторванная рука одного из охранников. В прямом смысле, с посиневшими пальцами, застившими в выкрученной неестественной позе. Она действительно была реальной, жуткой и пугающей до дрожи в костях. Девушка, хватая ртом воздух, с трудом смогла выползти через окно хоть наполовину, прежде чем отключиться и упасть лицом на локоть. Люси прекрасно запомнила момент, когда она пытается отряхнуть ладошки от впившегося в кожу битого стекла, за которое она только что хваталась, лишь бы вылезти. В горле застрял воздух, стоило Люси припомнить события перед опасной поездкой.Нацу.
Он пошел разбираться куда-то, откуда он вытащил Хартфилию, причём хорошо вооружившись. И в момент его спешного ухода, девушка отчетливо почувствовала скрытую нотку прощания. И не обычного «пока», «увидимся», а прощания, словно он видел и говорил с ней в последний раз. Люси поняла это практически сразу, стоило ему захлопнуть двери перед ней, а понял ли это Нацу? Вопрос: зачем он туда пошел? Чтобы разобраться окончательно? Где в тот момент была Джувия, Грей? Почему он, оборвав абсолютно всё своей загадочной улыбкой, скрылся в здании непонятно зачем? Девушка задрожала и осунулась, стоило ей ощутить фантомные касания его губ. Словно жгучая пощёчина, оглушившая девушку до пропажи слуха. — Где Нацу? Хартфилия, несмотря на пробравший озноб и пекло глаз, с ледяным скрежетом в голосе, тихонько спросила доктора. Её голос звучал на грани истерики — глухо, с ужасом и горечью. Девушка не поднимала взгляд, но она слишком явно пыталась скрыть подобравшийся страх. Жерар молчал, потому что знал, что говорить подобное сразу после пробуждения — глупо. Она ещё не пришла в себя, действия препаратов калечили не восстановившуюся психику, любая провокация могла иметь непредсказуемые последствия. И это только первые три аргумента, почему не стоит посвящать Люси в детали «аварии». Что «первой», что второй. — Где Нацу? Девушка не унималась. Люси, выдавив из себя дрожащий писк, сжималась изнутри, словно переполненный воздухом воздушный шарик. Страх за Драгнила нарастал и набирал обороты, рисуя перед глазами самые страшные картинки. Ладошки, посинев, сжались от пробравшей судороги. — Где он?! Фернандес молчал, склонив голову. Он молчал, словно пытался избежать каких-то ответов и виновато косился на плинтус палаты. Врач встряхнул стопку бумаг на коленках, но сейчас это движение было бессмысленным. Складывалось впечатление, что этим шуршанием он пытался либо отвлечь её внимание, либо накинуть хоть пару аргументов для своего оправдания. — Где он?! Где Нацу?! Люси подскочила на месте, но тут же согнулась от внутреннего толчка назад. Она, поперхнувшись воздухом, свалилась на подушку и перевернулась на бок. Прошло больше двадцати секунд, прежде чем она смогла вдохнуть воздух, пытаясь не морщиться от боли во всём теле. Но Жерар не выглядел обеспокоенным, скорее, опечаленным или просто уставшим. Хартфилия прикрытыми глазами буравила его взглядом, будто бы он сейчас ударил её под ребра. — Тебе не стоит делать резких движений, Люси. Для твоего же скорейшего выздоровления. — Да плевать я хотела. Фернандес нервно выдохнул и расслабился в плечах, стоило ему кинуть взгляд в окно. Сейчас его умалчивание было огромной несправедливостью в отношении Люси. Если раньше он руководствовался якобы возможным подстрекательством от «посвящения», то сейчас его игра в молчанку и была самой опасной провокацией. Кто знает, что она может учудить, ради какой-то информации? — Он здесь, не беспокойся. — То, что он здесь — уже повод для беспокойства, разве нет? Люси ловко язвила и задевала всевозможные ниточки, ведущие к конфликту. Возможно, пыталась вывести его на эмоции и таким способом выудить информацию — путём словесной агрессии. Но только дурак поведётся на подобное, не в компетенции доктора Фернандеса, идти на поводу у кого-то. Хартфилия, приподнявшись на локтях, резко отбросила одеяло на пол и поползла к поручням у кровати. С помощью активных движений, она подвинулась к краю кровати и руками свесила ноги на пол. Жерар только наблюдал за её рвениями и делал привычный для его рабочей рутины анализ — рефлекторно. В голове ставились галочки, прочерки и, словно мыльные пузыри, пролетали теории: что, да как. Люси была очередным пациентом и сейчас демонстрировала свою непоколебимость, несмотря на очевидную боль и неспособность самостоятельно встать на ноги. Феномен, но не первый на его практике. — Я сама найду его. — Поползешь? — Если будет нужно. И какого-то сомнения в её словах не было, это ощущалось даже по стальной самоуверенности в словах. Не уверенность, а самоуверенность, потому что в чём-то подобном — практически невозможном с точки зрения медицины — уверенным быть нельзя. Но Люси, с тяжестью удерживаясь на поручнях, попыталась встать. Её локти вот-вот согнутся, а ладошки соскользнут с единственной удерживающей её в равновесии опоры. Хартфилия на то и носит двойную фамилию Хартфилия-Драгнил, чтобы попыхтеть и, наплевав на всё возможное и невозможное, уперто продолжать. Она дёрнулась, качнулась вперёд, и, как это было предсказуемо, упала на пол. С грохотом, айканьем и слышным хрустом в коленках.***
Люси оставили в палате ещё на несколько дней и приставили двух медсестёр, чтобы она не начала самостоятельные поиски Нацу. Как и было ожидаемо, девушка пыталась выпытать информацию у них, хоть обычным разговором, хоть агрессией и шантажом. Но Хартфилию ничего не останавливало, поэтому девушка категорически отказывалась от лечения и еды. Протесты игнорировались, но попытки заставить делать то, что нужно, силком не прекращались, пока медсёстры не додумались делать инъекции. Люси плохо спала последние два дня, и не от кошмаров или дикой головной боли — а от тревожной мысли, что где-то здесь лежит в куда худшем состоянии Нацу и ей позарез нужно увидеть его. Она пыталась обманом выкрасть карту-ключ у Жерара, пыталась проскользнуть через окно, так как выступы широкие и ведут прямиком к пожарной лестнице, даже пыталась оглушить медсестру и выскочить через двери. Но её останавливало то, что она досконально не знает, где Нацу лежит. Бегать и заглядывать в каждую палату — бессмысленно, так как его палата наверняка тоже под замком карточки. Достать её можно, только если добежать до регистратуры, а они уж точно ни в чём не сознаются. Так и пришлось Люси сидеть на койке и просто пялиться в какую-то бегающую призрачную тень на стене. И снова без стука в палату зашел Жерар, в этот раз в приподнятом настроении, видимо, что-то хорошее случилось. Фернандес не жаловал её улыбкой последние дни, чаще всего выговаривал и грозился «поставить в угол» или просто сменить лечащего врача. Но девушка, осознав, что тактика «плевка в лицо» не имеет никакого толку, просто игнорировала и отвечала по своей собственной надобности. Хартфилия хмыкнула и решила не придавать этому значения: какое кому дело, верно? Мужчина с каким-то давно забытым спокойствием и ласковой улыбкой присел на кровать. Люси дёрнулась и поджала под себя ноги и отсела подальше, демонстрируя чёткое нежелание общаться. В его поведении ничего не бывает просто так, здесь определённо есть какой-то понятный только «избранным» подтекст. — Как ты? Хартфилия с привычной незаинтересованностью пялилась на батарею, завлекая себя наспех сложенными вопросами-ребусами. Какой толк от врача, который утаивает правду от близких? Но какой-то ожидаемой реакции, как это было пару дней назад, от него не последовало. Жерар только громко откашлялся, кивнул медсёстрам и те, наспех упаковав свои баночки, скляночки и журналы с решенными кроссвордами, выпорхнули из палаты, щебеча о чём-то. — Составишь компанию? Люси брезгливо поморщилась, но ничего не ответила. Фернандес хохотнул и поднялся, отряхивая халат от несуществующих складок — он уж слишком трепетно относится к своему внешнему виду. Хартфилия надулась и ссутулилась, словно маленькая девочка, которой не купили пёстрый леденец. — Я дважды предлагать не буду, Люси, это в твоих же интересах. Что-то отдёрнуло девушку за плечо, и она бросила в сторону уходящего врача волнительный взгляд, все ещё колеблясь между выбором. Копошившееся внутри чувство подталкивало её подняться и следовать за врачом, не препираясь и не шепча под нос ругательства. Возможно, сейчас она увидит Нацу? Тихонько спрыгнув с кровати и наспех натянув кроссовки, девушка помчалась за Фернандесом, не удивляясь незапертой двери. Жерар ожидал её за поворотом, что-то громко и бурно обсуждая с подошедшей Эрзой. Скарлет показывала что-то, находящееся в красной папке, и, судя по движениям, вычёркивала там ручкой какие-то крестики. Люси, запыхавшись, подоспела к моменту, когда дверцы кабины разъехались и Фернандес, незаметно махнув ладонью в сторону укромной комнатки, прошёлся вовнутрь. Эрза не знает о её маленьком путешествии по больнице, раз уж мужчина всячески незаметно намекает Хартфилии, во время бурного обсуждения с женой? Люси, стиснув кулаки, волнительно осмотрела кабину и постепенно едущие вверх цифры на табло с каждым минувшим этажом. Ненавязчивая классическая музыка напрягала, так как не вписывалась в бурный поток медицинских терминов. Жерар пропустил фразу о том, что ему нужно оформить выписку для 406 и 187 палаты, от чего Хартфилия осеклась. 187 — её палата. Первая сотня — первый этаж, пятый-восьмой десяток — пациенты с вполне удовлетворительными показателями, ведущими к выписке. Все логично, да? 406 — палата кого-то, кто лежит на четвертом этаже, причем с пометкой нестабильного состояния. Девушка, нервно дёрнувшись, и сама не заметила, как начала слишком часто дышать-сопеть через нос. Причём, громко и до задышки. Люси втупилась в пол и пыталась найти только-только нагрянувшую догадку. Мысли — катящиеся по наклонной к отметке «хуже и хуже» — рисовали перед глазами белые блики с отвратительными картинками.А что, если…?
Двери разъехались, Жерар, обмолвившись, что ему нужно забежать с пациенткой в лабораторию для перепроверки каких-то анализов, быстро попрощался со Скарлет. Эрза бросив в сторону Люси подозрительный взгляд, как-то двузначно фыркнула и слегка обижено (это было понятно по слишком громкой походке), исчезла за углом. — Куда мы идём? Фернандес потемнел в лице и что-то пробурчал себе под нос. Жерар выглядел слишком уж взвинченным, но Люси посчитала, что это последствия глубокого ухода в себя. Мужчина достаточно часто концентрируется на том, что крутится в его голове и иногда это выглядит весьма странно. — Сюда. Врач остановился около той самой ранее упомянутой 406 палаты. Хартфилия, рефлекторно среагировав на выплывшую красную точку-блик на сенсоре, успела пошатнуться назад. Это то, о чем она задумывалась, но отчаянно гнала мысль метлой из головы.Пометка нестабильного состояния.
Жерар спешно провел ключом по сенсору и дверь автоматически отъехала в сторону. Люси, сжавшись в плечи, боялась переступить порог, словно уже успела повидать то, что находится в палате. Её определенно пугала эта неизвестность. По крайней мере тем, что эта неизвестность уже пообещала быть не самой приятной и располагающей. Воздух вокруг накалился, приходилось сдерживать нарастающее желание сделать глубокий вдох. Фернандес спешно прошелся вглубь, в комнате что-то пару раз клацнуло и загудело. В ту секунду, когда гул, словно от какого-нибудь двигателя или кондиционера возрос в разы, Люси, вышедшая из прострации, среагировала на свое имя. — Люси, у нас мало времени, так что не советую задерживаться у порога. Девушка, глотая всевозможные придуманные на ходу страшные картины, прошлась вперёд и с пробравшей опаской задвинула двери. Но тянущееся внутри чувство, словно сыпучие пески, затягивало её в самую глубь мерзких фантазий. За прошедшие пять с чем-то секунды перед глазами пролетали поезда, но каждый раз Люси видела там нечто страшное и жуткое, отнюдь не радужное. Нацу ведь жив? С ним все хорошо? Просто незначительные ушибы или синяки, да? С ним всё хорошо. Снимвсёхорошохорошохорошохорошо. Ей бы очень хотелось выкинуть из памяти момент, когда она среагировала на красный огонёк в панели. Ей бы стало куда проще, если бы она забыла элементарную систему распределения пациентов в частной клинике. Ей бы стало легче, если она прямо сейчас перестанет думать о Нацу в контексте того, что он исчез в том здании, где через несколько минут произошел взрыв. А если вспомнить кучку ошмётков человеческой плоти из того едва всплывшего кусочка воспоминаний, взрыв уж точно можно отнести к категории смертельного. Люси, пытаясь унять мечущееся внутри чувство тревоги и беспокойства, пошатываясь, прошлась вперёд. Хартфилия, замявшись на месте, опасливо подняла голову. Жерар суетился вокруг проводов под мигающим экраном с какими-то бегающими линиями и цифрами. Фернандес что-то активно пытался сделать с протяжным тихим писком приборов с помощью какой-то сенсорной панели, но Люси это мало интересовало. Девушка, внезапно ухватившись за дверной косяк, чтобы не упасть, тут же побледнела в лице. Хартфилия отчётливо запомнила пробравшую кости дрожь и тошнотворную горечь во рту. Нацу жив. Он практически невредимый, если не считать кучи пластырей, перепачканных жёлтым и зелёным цветом, повязок на лице и перебинтованной правой руки с едва просочившимися красными разводами на бинтах. Всё, что могло, по сути, напрягать, это его слегка болезненный цвет лица. — Господи… Хартфилия хрипнула себе в ладошку, пытаясь заставить себя поверить в то, что самое худшее не сбылось. Впервые в жизни — как казалось Люси в тот момент — она задумалась над тем, сколько раз успела в мыслях признаться Драгнилу в любви и поклясться больше не отпускать его ладони. Опустившись на коленки, девушка громко всхлипнула, срываясь на какой-то приглушенный писк. Слёзы обжигали щеки, горло щекотал искажённый истерикой голос, но Люси только и могла, что согнуться и крепко сжать ладонями рот. Жерар, устало выдохнул и легонько — совсем слабо — улыбнулся. Он прекрасно знал, что она всю дорогу готовилась к худшему, поэтому реальность сослужила роль большущего облегчения. Знала бы Люси все нюансы нынешнего состояния Драгнила, подумала бы дважды, прежде чем дерзить и систематически игнорировать какие-либо рекомендации. Хотя? Похоже, для неё ничего не имеет значения сейчас. Фернандес предпочёл играть роль незаметной тени, гуляющей около приборов. Лучше будет сейчас просто заняться перенастройкой системы и следить за тем, чтобы девушка ненароком ничего не задела. Хартфилия, вслепую опираясь на стену, поднялась. Зажмурившись от колкой боли в груди, она, втянув ртом воздух с громким хрипом, прихрамывая, подошла к Драгнилу. — Господи-и-и… Люси, сжимая в пальцах его холодную ладонь, пыталась согреть её поцелуями и активными растираниями. Она не знала, что именно пытается сделать, но была уверена — так нужно. Хартфилия приложила его ладонь к своей щеке, все ещё надеясь хоть как-то вернуть приятное тепло его касаний взамен на собственное. Глаза пекли сильнее с каждой новой попыткой заглушить неприятное жжение, девушка хныкала и задыхалась от горького воздуха в лёгких, но всё это было лишь временными пустяками. Прижавшись подрагивающими губами к его щеке, Люси грела внутри мысль о том, что Нацу вот-вот откроет глаза, привычно ухмыльнется и она в одночасье забудет этот мертвенный лёд его тела. Она легонько коснулась его губ своими, морщась от противной горечи медикаментов. И снова. Снова. Едва удерживая ласковый поцелуй на сухих губах, Хартфилия раз за разом шептала в слезах сидящее и трепещущее в сердце «Я люблю тебя»…***
Нацу болезненно прокряхтел и поморщился. Голова болела так не впервые, но, что-то ему подсказывало, что дело не в неконтролируемом алкоголизме. К горлу подобралось щекочущее першение, поэтому он попытался откашляться, но получилось какое-то противное кряканье. Глаза защипало, появились цветные блики и какие-то искорки. Первое, что он успел разглядеть в мутном тумане серости — знакомую люстру. Драгнил попытался подняться, но от активных ерзаний правая рука отдёрнула его обратно в постель тянущейся судорогой. — Твою мать!.. Кости правой руки ощутимо хрустели и прогибались, по крайней мере, хруст Нацу услышал довольно четко. Драгнил, спустя несколько нехитрых и случайных махинаций, приподнялся и прислонился спиной к стене, устало запрокинув голову. Он дома? Нацу пригляделся к висящими без какого-либо смысла картинам каких-то фигур в схожей между собой цветной палитре — ну точная копия тех, что в его спальне. Он болезненно прищурился и узнал выглядывающий угол серванта с алкоголем, все так же стоящий на своем месте. И успел приметить полупустую бутылку Хеннесси. Занавески покачивались и подпрыгивали от лёгкого сквозняка, Драгнил поёжился от прохлады и попытался подтянуть сползшее одеяло повыше. Везде стоит гробовая тишина, только шорох глупых штор, успевших намозолить зрение. Двери в его спальню привычно скрипнули, в комнату зашла Люси с кружкой и какой-то баночкой в руках. Девушка, покачиваясь от наглядной усталости, что-то промычала под себя и, не заметив того, что Нацу недоумённо следит за каждым её движением, плюхнулась рядом. Мужчина неуверенно оглядел её внешний вид и поспешно сделал вывод, что она недосыпает. Её движения были вялыми и медленными, будто бы девушка в состоянии полудрема и совсем ничего вокруг не замечает. Хартфилия поставила баночку и кружку на прикроватную тумбу и качнулась вперёд, но успела себя отдернуть. Нацу бегло заметил развернутую на середине тетрадку с помятыми и исписанными листами. Люси аккуратно подхватила ручку и поставила напротив каких-то цифр галочку. Драгнил пытался сфокусировать зрение на аккуратных буквах, но толком ничего не разглядел кроме выделенных фломастером цифр. Скорее всего, это время, так как каких-то других ассоциаций с «4:30» у него не было. — Ты в порядке? Люси дёрнулась и медленно обернулась, всё ещё покачиваясь в стороны. Девушка ахнула и замерла на месте с открытым ртом и неверящими глазами. Нацу ухмыльнулся, но тут же осёкся, когда в её глазах заблестели слёзы. Хартфилия глупо улыбнулась ему в ответ — действительно глупо, потому что улыбка выглядела слишком выморенной. Мужчина попытался подвинуться к ней, но, стоило ему опереться на пострадавшую руку, противно шикнул и вскочил на месте. — Черт, что за херня? Нацу хотел выговориться, потому что действительно недоумевал этому глупому покалыванию и внезапной вселенской тяжести в костях. Люси легонько скользнула пальчиками по предплечью, и боль, словно дрессированный дикий зверь, затихла, постепенно ослабив хватку. Девушка мягко и ласково, словно убаюкивая, скользила ладошкой туда-сюда. Драгнил попытался проглотить вставший в горле воздух, но не мог и взгляда оторвать от жены. Просто потому что мог поклясться, что без слов и мелодии, он слышал эту невероятную колыбельную её подрагивающих губ. Люси сверкала в лучах встающего солнца и мерцающей на её лице тени от колыхающихся занавесок. В её глазах можно было увидеть даже те далекие розовые облака, водящие хороводы вокруг тонкой полукруглой яркой прослойки над горизонтом. Она теснила губы в ласковой улыбке, но они подрагивали и норовили вот-вот зашевелиться. Хартфилия, тихонько что-то промычав, из последних сил прижалась к Нацу и уткнулась ему в изгиб плеча. Драгнил, сбитый с толку возникшими в голове словами-ассоциациями с уж точно отпечатавшимся образом Люси, не успел среагировать вовремя. Ему пришлось спешно подхватить её, прежде чем Хартфилия полностью обмякла. — Дурачок ты… Она мурлыкнула ему в шею и тихонько хохотнула, скользнув ладошкой к его щеке — невесомо и до мурашек. Нацу молчал: то ли от незнания, что можно ответить, то ли от того, что все последующие после пробуждения события были «максимумом» для его оклемавшейся трезвости. Люси поцеловала его в шею неожиданно. Её губы — тёплые и шершавые — словно щекотка, вскипятили кровь и взбудоражили тело. Драгнил, задержав дыхание, ощущал чёткую надобность как-то ответить, но пребывал в какой-то продолжительной прострации.Всё это… Люси… Что за сумасшествие она творит?
Хартфилия невесомо коснулась губами его подбородка и крепко обхватила шею руками, вжимаясь всем телом в мужа. Нацу, недоуменный собственным поведением, не знал, почему бездействует. Вместо того чтобы ответить, либо прекратить, он просто бревном сидит и ничего не делает. Одним словом — подставляется. Хотя какой-то неприятной примеси от этих мыслей не было. Скорее, разыгралось желание и дальше сидеть брёвнышком. Девушка прижалась к нему сильнее, сжимая дрожащие пальцы в кулаках. Люси хныкнула и затряслась, словно вот-вот заплачет. Нацу закусил губы, но продолжал молчать. Он метался взглядом по комнате в поисках бегающей туда-сюда тени — как ему казалось, это способ вернуть разговор с Люси в то русло, каким оно было до её внезапного всплеска. Но Драгнил, пережевывая какие-то мямли в голове, боялся что-либо ляпнуть. Люси доверчиво обнимала его и тёрлась носом о шею, шмыгая и всхлипывая и с каждым разом её спина дрожала все чаще. — Что случилось? Нацу никогда бы не подумал, что действительно запнется на месте и не найдет нужных слов и уверенности в них. Шёпот — хриплый и прерывчатый — вырвался неожиданно, а по истечению ровно десяти секунд — незаметно. Драгнил думал, что ничего не говорил, просто со всевозможной лаской перебирал ей волосы в выбившейся причёске и самую малость прижимал её обмякшее тело к себе. Как ему казалось — это было самое верное, пусть и не до конца сознательное решение. Люси легонько скользнула губами по его щеке и чуточку дольше удержала поцелуй на виске. Нацу вздрогнул, когда отчетливо ощутил едва уловимую коснувшуюся его влажность слез. — Люси… — Ты даже не представляешь… Хартфилия села ему на колени, обхватив ледяными ладошками его щеки. Она возвысилась над ним, пусть и в реальности она выпрямилась на каких-то пару сантиметров. Люси находилась в тех самых дозволенных пределах его комфорта, когда воздух вокруг них и этого мизерного промежутка между лицами перерастал в раскаленный пар бурлящей лавы. Они играли в гляделки — глупая детская игра. Нацу ощущал, как вулкан между ними гремит и сотрясается, а он все ждет, когда Люси моргнет и это будет чем-то вроде сигнала. Они не играли в детские игры, это был немой диалог обо всём и ни о чём — другого объяснения никто не может найти. Драгнил проглотил появившуюся в горле жажду, пытаясь не закашлять от слишком горячего воздуха. — Ты даже не представляешь… Люси легонько, будто бы завлекая в танец, скользнула пальцем по его нижней губе, нашептывая будоражащие своей интригой слова. Её руки обдавали льдом, но при этом ассоциировались с лаской шёлка, выскользнувшего из ладоней. Хартфилия выдохнула ему в губы, вот-вот соприкасаясь своими. Тяжелая и ноющая истома от жгучего желания поддаться вперёд и кусать, сминать, выжимать въевшиеся в глаза губы. — Как сильно я люблю тебя… Девушка аккуратно поцеловала уголок губы и отпрянула, ссутулившись и зажмурившись от подошедших слез. Нацу, остолбеневший от смелого заявления, глотнул воздуха и тут же подавился им. На языке крутились какие-то выученные и доведённые до рефлексов фразы, но сил сказать хоть что-то не было. Внутри что-то упало и потерялось в бездонной яме — не исключено, что это те самые фразы. Это не первый раз, когда кто-то говорит, что любит его. Раньше подобные слова обесценивались своей частотой и тупой заезженностью, поэтому и перестали цеплять. Но он определенно не был готов услышать это именно от неё, что «до», что «после». Хотя, Нацу уверен, что хотел бы когда-то увидеть Люси Драгнил с более чувственной стороны, к примеру, когда она смотрит на него, отдаваясь целиком и полностью. Но уж точно не том контексте, в котором всё уже произошло. Драгнил, неловко переглянувшись с Люси, впервые ощутил себя в той самой ситуации, когда, по сути, сказать нечего. Но, отчего-то пересилив себя и забыв о том, что стоило бы перевести стрелки, перепрыгнуть на другие рельсы и вообще спросить, пропустил ли он что-то очень интересное.А зачем?
Нацу, словно бурлящая в жерле вулкана лава, взорвался и уничтожил удерживающие его в каких-то рамках границы. Он навалился на Люси, вдавливая её в кровать. Драгнил целовал с голодом и ненасытностью, инстинктивно, с целью прокусить что-то большое и мягкое. Её губы пропитаны чем-то вкусным, словно какой-то сладостью — такой знакомой, что хочется пробовать и пробовать, пока выпавшее воспоминание не нагрянет как-то неожиданно. Давящая судорогой истома принуждала думать о чём-то большем, потому что Люси было слишком мало в позволенном на данный момент масштабе. Но, в то же время, хотелось следовать по принципу «идти до конца» и выжать всевозможное из этого податливого рта. Люси кряхтела, мычала и громко причмокивала губами, слизывая кончиком языка стекающую слюну. Каждый раз, когда он хотел оторваться, чтобы как-то совладать с собой, она тянулась к его лицу и снова, и снова задавала новые правила, вжимаясь в него всем телом. Нацу сквозь довольную ухмылку буквально ловил её за язык и втягивал девушку в очередные «кошки-мышки», причём Хартфилия знатно отставала, захлёбываясь от переизбытка слюны во рту. Горячо, мокро, мало. Тесно. Невыносимо. До безумия. — Я тоже… Нацу прохрипел это так же стремительно быстро, как и заткнул Люси очередным сводящим до белых пятен в глазах поцелуем. Хартфилия ничего не услышала в состоянии заполонившего всё вокруг наслаждения, поэтому просто что-то промямлила и с неутолимой жаждой, сверкающей ярким фейерверком, забылась в тысяче и даже больше поцелуях. Потому что сейчас слова перестали иметь какой-то смысл.