Испания, Барселона
Стадион пустует, лишь тихий гул ветра гуляет между рядами сидений, свистит во внешних коридорах строения. Солнце в зените и палит нещадно, тёплыми лучами покрывая светло-зелёную траву на поле. Луи пришёл рано, настолько, что из рабочих здесь был только охранник и несколько уборщиков, чистящих вип-кабины. Луи мог заметить их сквозь прозрачные окна на самом верхнем ярусе стадиона, пока сам совершал пробежку. Ему плохо спалось на новом месте, так что стоило занять свои мысли чем-нибудь, но дома он уже давно всё обустроил и разобрал, зато у него всегда был футбол и тренировки. Хотя, конечно, он ещё мог выбраться и осмотреть город и его окраины, но сейчас было не лучшее время, сначала он должен был позволить себе привыкнуть ко всему. Мама всегда говорила, что если ему будет слишком трудно или грустно, он может позвонить ей и обсудить это, но он уже давно был не ребёнок и должен был самостоятельно справляться с жизнью. Вероятно, ему стоило завести друзей или, может быть, отношения с какой-нибудь жгучей брюнеткой со строптивым характером или же с парнем, взращенным на корриде. Не то чтобы всё было так ужасно, и он всегда был в одиночестве, нет, но удерживать связи на расстоянии было довольно трудно, и каждый раз ему приходилось наблюдать, как люди, которыми он дорожил в определённый момент времени, исчезали и оставляли вместо себя пустоту. Это не была их вина, такое просто случалось. Тем для разговоров становилось мизерное количество, вскоре сообщения приходили всё реже, а звонки и вовсе прекращались. И в какой-то момент Луи надоело это всё, и он просто прекратил привязываться к людям, что, конечно, не сделало ничего легче. Одиночество не утруждало его до тех пор, пока у него не возникали эти периодические моменты, когда он скучал по-человеческому теплу. Однажды, он возвращался с тренировки на метро, так как весь город стоял, и ничего другого не оставалось. Состав был достаточно заполнен, чтобы Луи пришлось ютиться в уголке с другим человеком нос к носу, тогда это привело к внезапной мысли, что он очень сильно хочет кого-то рядом с собой, чтобы обнимать, чтобы держать за руку, чтобы возвращаться домой и говорить. В моменты, подобные этому, он смаковал мысль о том, что он обязательно познакомиться с кем-нибудь, раствориться вновь в заботе, но затем этого не случалось. Эти нападки «осознания» отступали, и Луи понимал, что ему и так живётся неплохо. Всё же он говорил себе, что ждёт пока его жизнь устаканится. А так как он надеялся, что Испания станет конечной точкой его длительного путешествия, он и правда подумывал начать социализироваться. Ладно, это не он подумывал, это мама буквально вбила эту мысль ему в голову. — Эй, Луи, — доносится чужой голос, выбивая из колеи мыслей и заставляя Луи крутить головой, выискивая того, кто окликнул его. Найл по-доброму улыбался и махал ему с противоположного края поля. И это что было знаком судьбы? Во всяком случае, начинать нужно было с малого, поэтому Луи не сбиваясь с темпа, пересекает поле и останавливается возле парня. — Привет, — тут же произносит Найл и заинтересованно разглядывает его, — ты чего здесь так рано делаешь? Луи мнётся на месте и оглядывает стадион. — Эм, просто тренируюсь, знаешь. — Если ты думаешь, что ты недостаточно хорош и тебе нужно больше времени проводить здесь, то это не так, — говорит Найл и чешет затылок, оставляя некую неловкость в воздухе. Это сбивает Луи с толку, потому что все те разы, когда ему удавалось видеть ирландца, тот светился, как северное сияние. Очевидно, что весь тот холод, который Луи излучал в прошлые их встречи, всё-таки немного заставили Найла оступиться. — Ох, нет, мне нечем было заняться, и я решил побыть здесь, хотел погонять мяч, — Луи улыбается и старается звучать открыто и дружелюбно, — хочешь присоединиться? Найл звучно хлопает в ладони и кивает, улыбка снова расцветает на его лице и она настолько чистая, искренняя и каждый раз, будто исходящая от самого сердца, что нутро Луи передёргивает. — Ты, кстати, что сам в такую рань тут, — примечает Луи и поглядывает на парня. — О, ну, — Найл пинает ближайший мяч, отслеживая его полёт взглядом, прежде чем сказать, — были некоторые дела, здесь, в офисе. Луи кивает головой, принимая ответ, и больше какое-то время они не говорят: гоняют мяч туда-сюда, практикуют удары в ворота, даже пытаются делать обводки, но это заканчивается тем, что в итоге они оба начинают толкаться и вскоре в усталости валяться на траву, смеясь. Впервые за долгое время Луи, кажется, действительно наслаждается чьей-то компанией. Они смотрят в небо над их головами и пытаются выровнять дыхание, и между ними нет никакой скованности или смущения, хотя как-никак они взрослые и едва знакомые друг другу люди, а игрались тут и вели себя так, словно тесно дружат годами. От этой мысли Луи становится немного не по себе, и он резко поднимает своё тело с земли, усаживаясь и тут же начиная поправлять шнуровку на кроссовках. Найл поднимается вслед за ним, но неспешно и легко опирается на свои ладони, чтобы расслабленно сидеть, вытянув ноги. — Так, — подаёт голос блондин, выглядя задумчивым, покусывая губы, — ты уже приспособился? Ну, квартира и всё остальное? Луи смотрит на него и не знает, что сказать в ответ, но решает за долю секунды, что точно не правду. — М, да, в каком-то смысле, — Луи кивает и слегка улыбается, словно этот вопрос не топит его в данный момент обратно к тому состоянию, от которого он тщательно бежал. Он пытается сменить тему, потому что для таких разговоров ещё очень и очень рано, — Ты случаем не знаешь местечко, где можно развеяться вечером? — Ох, чувак, я думал ты никогда и не спросишь, — Найл счастливо выдыхает и вскидывает руку в неком победном жесте, — боялся спугнуть тебя. Думал, что ты один из помешанных на правильном питании и прочем. — Я в порядке с этим, — Луи жмёт плечами, — так сегодня? Найл соглашается и вскакивает на ноги, говоря, что ему следовало бы сегодня успеть ещё пару дел. Он покидает его с извиняющейся улыбкой, но почти у выхода с поля оборачивается и кричит: «Горячая ночка будет! Обещаю!» и исчезает в туннеле. Луи совершенно не против, но весь день сидеть в удрученном ожидании не хочется, поэтому он поднимается со своего места и продолжает тренировку с того момента, на котором закончил. Он находится в тренировочном центре до полудня, тренируя удары и комбинации, хотя они итак весьма точны. Когда к часу на поле появляются юниоры, Луи уже собирает сумку и направляется обратно в квартиру. Первым делом он загружает стиральную машинку и тут же забирается в душ, чувствуя расслабление в мышцах и всём теле. Его разум тоже поддается проведённым манипуляциям и плывёт, более не утружденный тяжкими мыслями. Настроение Луи в миг становится лучше и он запрокидывает голову, подставляя лицо под струи воды и улыбаясь. Возможно, сегодня он действительно позволит себе спокойно жить, без отчуждённости и без отвращения ко всему вокруг. И действительно его квартира всё ещё ощущается чужой, но пока варится кофе и Луи стоит посреди кухни, оглядывая взглядом помещение, освещенное теплыми лучами солнца, легко ласкающими мебель и переливающимися то тут, то там; он понимает, что всё равно привыкнет. По правде говоря, он уже на полпути к этому, хотя бы из-за вида, открывающегося за окном. Окна его квартиры выходят сразу на три стороны, так что Луи свободно любуется как старым рынком города, так и несколькими улочками его района. Луи уже заворожён атмосферой отдалённых районов Барселоны: здесь нет безумного шума дорог и потока толпы, мелодия улиц — это мерное переливистое звучание испанского прохожих или каталонского перекликающихся соседей, это шуршание листвы, это изредка проигрываемые песни по радиоприемнику Марселя, владельца фруктового магазинчика на углу. Луи уже не раз замирал на своём резном балкончике, вслушиваясь в эту жизнь. Он наблюдал, как в конце переулка детишки гоняют мяч или прыгают в классики; видел молочницу, заглядывающую в подъезды; смотрел на ярких маленьких птичек, скачущих по плющу, вьющемуся с балкона соседнего дома. Всё же где бы он ни был, куда бы его не заносила жизнь, ему никогда не было безразлично само место.***
Они списываются с Найлом в твиттере насчёт встречи, так что к назначенному времени Луи уже на месте. И, слава богу, это не футбольный бар, иначе Луи серьёзно бросил бы затею установить контакт с Хораном. Просто у него было несколько подобных случаев, когда люди вокруг почему-то брали на себя ответственность и считали, что его жизнь начиналась и заканчивалась футболом. И Луи ненавидел это, но никогда не брался изменять что-либо, в основном, потому что он любил класть большое «поебать» на чужое мнение. — Ещё раз привет! — Найл выбирается из притормозившего у обочины такси. Он первым делом поправляет воротник своей куртки, а уже затем протягивает руку, чтобы звучно хлопнуть по ладони Луи в приветственном жесте. И затем между ними возникает момент тишины, за которым они оба позволяют себе успокоиться и осмотреть небольшую витрину заведения. — Сначала заглянем сюда, — коротко говорит Найл, указывая на светло-коричневую дверь, и тут же пытается пояснить какую-то свою идею, — я решил, что у нас будет некий маршрут по лучшим местам в Барселоне, с которыми я успел познакомиться. Луи не особо понимает эту мысль, но всё равно оживлённо кивает головой, ведь чтобы не задумал Найл, это намного лучше, чем сидеть дома. Итак, их первый пункт в списке заведений — это маленькое и старенькое кафе, примечательное, по словам Найла, хорошо заправленными и сочными салатами и также диванчиками «мягкими, как зефирки». Луи убеждается в этом всём самостоятельно, когда по наставлению ирландца берёт салат с лососем в острой заправке. — Мы можем не говорить о футболе сегодня? — выдвигает свою просьбу Луи, как только их заказ оказывается на столе и официант удаляется, — я знаю, что мы не сможем избежать этой темы, но, может, хотя бы на время? — Даже и не думал, — в добродушном и защищающемся жесте Найл приподнимает руки над столом, — поговорим о доме? — Это хорошая идея, — Луи указывает вилкой в сторону Найла, прежде чем начать есть. На самом деле, от семейной темы он тоже не в восторге. По правде говоря, сейчас навряд ли есть хоть что-то, о чём он мог бы спокойно говорить. Луи чувствует своё подвешенное состояние и сейчас ему либо сильнее хвататься за верёвку, ведущую к отступлению, либо выбивать твёрдую поверхность из-под ног. Он выбирает второе. — Окей, я начну тогда, потому что я большой важный парень, знаешь? — шутливо хмыкает Найл, ударяя себя в грудь рукой. Луи улыбается на это и слушает о детстве Найла: о том, как ему было тяжело во время развода родителей, и как он справлялся с этим; о том, что он чувствовал ответственность перед отцом и хотел заставить гордиться собой; о том, как он считал, что должен был работать на пределе своих сил, чтобы конкурировать со своим старшим братом, чтобы быть достойным членом семьи. — Но я не должен был так много заботиться, это привело к тому, что я потерял своё детство, провёл его в борьбе. А с кем? С кем я так и не понял. С собой, наверное? — Найл горько вздыхает к тому времени, как они оба перемещаются в ресторан, где подают «самых большущих раков». Так проходит почти весь вечер: они кочуют из одного заведения в другое, рассказывая о своих жизнях (это преимущественно делает Найл) и пробуя лучшие блюда, по его же экспертному мнению. Почему-то Луи уверен, что не будь Найл футболистом, он был бы поваром или дегустатором, точнее кем угодно, чья профессия, связана с едой. К десяти вечера они посещают конечную точку и это огромнейших размеров клуб, наконец-то план Луи приходит к движению: пробовать деликатесы Барселоны и слушать не всегда милую болтовню Найла – это, конечно, хорошо и отвлекающе, но недостаточно. Пару часов спустя алкоголь и смесь от кальяна кружит Луи голову. Он в одиночку разваливается на ярко-красном диванчике, закидывая голову на спинку и прикрывая глаза, его ресницы трепещут по скулам, а губы растянуты в довольной улыбке. Всё кажется таким не значимым, по сравнению с тем, как виноградный дым и привкус солоноватого лайма после шота ощущается на его губах. Где-то на грани сознания он различает смех Найла и открывает глаза, чтобы убедиться в том, что ирландец вернулся с танцевальной площадки. Найл выглядит намного спокойнее, чем в начале их вечера, он двигается медленней и не делает резких движений, будто бы всё его тело обмякло, а ещё он мало разговаривает и, в целом, почти не смеётся. Луи определённо насторожило бы это, будь он хоть немного трезвей, но это не так, поэтому его единственное предложение — снова выпить. Как итог они напиваются до поросячьего визга, до той степени, где всё вокруг вертится и происходит с такой мгновенной скоростью, будто они катаются на чёртовом шейкере. И если Луи не против пропустить ещё один стаканчик, то Найл чуть ли не ревёт на его плече, вопрошая: «А зачем я вообще пил?». Ответа у Луи нет, поэтому он накрывает Найла в жалостливом и заботящемся объятии, а затем всё же кое-как вызывает такси. Хорана ужасно мутит и он требует отправиться домой, где он сможет запереться в ванной и провести там несколько часов без всяких унизительных казусов, а самому Луи, ну, ему просто хочется поспать, так что они едут в его квартиру. — Туалет там, — заплетающимся языком информирует Луи, указывая пальцем в конец коридора, когда Найл спешно проталкивается мимо него. Луи находит до жути смешным, как ирландец спотыкается и чуть ли не падает, поэтому он фыркает и говорит, — Всегда пожалуйста! Сам он плетётся на кухню, потому что до одури хочется сладкого чая. Луи ставит чайник греться и отходит к столешнице, облокачиваясь. Он улыбается весь вечер и ночь, как идиот, и впервые за долгое время его гулянка не заканчивается тем, что он заваливается в пустую квартиру, и в муках таскается из угла в угол, ощущая всё бремя мира на своих плечах. В этот раз всё по-иному, у него есть Найл. Луи прыскает от этой мысли, но на сердце всё равно теплее. Он слышит, как вода в унитазе то и дело смывается, и это не смешит его больше не капельки, теперь какая-то волна безграничной пьяной серьёзности и заботы накрывает собой. Он движется к ванной и мягко стучит в дверь. — Ты в порядке? Внутри что-то мокро булькает, а затем раздаётся лёгкий стук и дверь медлительно открывается. Луи заглядывает и тут же сталкивается с замученным взглядом Найла, держащегося за рундук. — Я сейчас выплюну все свои органы, — с хрипотцой проговаривает тот и резко дёргаясь при новом приступе рвоты. Луи лишь морщит лицо и тяжко вздыхает, эта часть с «проблюйся и тебе будет лучше» самая худшая вещь на свете: ведь ты чувствуешь себя так, будто умираешь и если ещё прибавить к этому ненависть и злость на себя. Ох, Луи не так часто сталкивался с этим, но всё же не любил всем сердцем подобные страдания, поэтому как бы ему не хотелось бежать вон, он всё-таки приблизился к Найлу. Единственная мысль, которая возникает в голове Луи в ту секунду, когда он легко поглаживает спину ирландцу, так это то, что когда-нибудь тот взамен также поможет и поддержит его самого.***
— Это была удивительная ночь, да? В смысле у нас был краткий гастрономический экскурс, типа ты понимаешь. Я ещё никогда не чувствовал себя таким живым, ну, помимо поля, — разгорячёно говорит Луи, взмахивая руками и мельтеша по гостиной, рассматривая рассвет за окном. — Так много событий за вечер и всё благодаря тебе. Я так скучал по этому, знаешь? Я вроде как малость самую социопат, не, точнее вообще не социопат, но всё это время как-то уживался без людей. Избегал и все дела, длинная история, для другого раза, но всё же. Я так благодарен, чувак. Так благодарен. — Буквально перемолачивая слова, в спешке произносит Луи. Его разум раскрепощён настолько, что излить всю истину, кажется, единственно верным решением сейчас. Он ждёт пару секунд ответного «Угум» от Найла, но тот не реагирует, поэтому Луи измеряет шагами расстояние до дивана и в крайнем удивлении упирается взглядом в спящего блондина. — Ты отличный собеседник, — произносит Луи, и слова звучат настолько тихо и лично, что услышь их, и не возникло бы никаких сомнений, что произнесены они для самого себя.***
После того вечера Луи привыкает постоянно видеть Найла рядом собой: на пробежке, в тренажёрном зале, на тренировках, как запланированных, так и нет. Сначала это не выглядит желательным времяпрепровождением, они много молчат и если говорят, то это всегда заканчивается чувством неудобства. Луи чувствует себя, как дурак, и Найлу, кажется, вовсе не легче, но по какой-то причине он не отлипает от него ни на шаг. Это становится настолько заметным, что остальные парни из команды подшучивают над ними, называя их сестричками Олсен, хотя Луи вообще без понятия к чему это. Он настойчиво продолжает игнорировать происходящее, даже тогда, когда это кажется невозможным, потому что он сам с охотой начинает общаться с Найлом, то и дело цепляя того за плечо и притягивая к себе, чтобы постебаться над чем-нибудь. И да, подколы — это то, что объединяет их на первых порах, особенно если учесть то, что Луи довольно часто бывает в своём настроении, где любая мелочь может его рассмешить и заставить его сознание подкидывать множество шуточек. В такие мгновения Луи пытался убедиться в том, что он не один находит это смешным, поэтому он постоянно бросал взгляды на Найла. Это заставляет Луи ощущать некую эйфорию, когда они просто могут глядеть друг на друга слезящимися от смеха глазами и молчаливо понимать друг друга. Бессловесность не остаётся с ними надолго: Найл — один из тех людей, которым просто нужно что-то обсуждать, начиная от погоды за окном и заканчивая регулированием экономики дальних стран. Кажется, нет ни единой проблемы, которая бы не волновала Найла или которую бы он не мог обсудить. Луи находит Найла очень эрудированным, хотя так и нельзя было сказать на первый взгляд. Поэтому прикипеть к вечерам, где Найл рассказывает теории заговора, а Луи в это время готовит для них ужин, не так уж и трудно. — Не стану утверждать, что в апреле 1985 года было создано новое учение, не говоря уже о религии, но разве тебе это не напоминает происходящее с Итаном Троубриджем? Я не настаиваю, что всё именно так и было, но сам посуди, — слышит Луи за спиной и останавливается от нарезки помидор, чтобы обернуться. Найл сидит на своём прежнем месте, на барном стуле и вырисовывает кончиками пальцев невидимые иероглифы и узоры на поверхности стола. — Всё это очень занимательно, Найллер, но я мало что знаю обо всех этих вещах, даже с твоих слов, так что я не знаю, — говорит Луи и с позором отмечает, что ещё никогда до этого не ощущал себя настолько бестолковым. Он, правда, не понимает, откуда и, главное, как вся эта информация умещается в голове Найла, как он может так широко мыслить и находить все эти зацепки между делами старой давности, но это поражает. Найл зарывается пальцами в волосы и кивает в понимании, хотя обычно он пытался более доступно объяснить свои мысли, если Луи не понимал его. Сегодня же он просто замолкает и это странно. Луи приходится отложить нож и подойти к стойке, чтобы облокотиться на неё и нос к носу оказаться рядом с блондином. — Что случилось? Найл вскидывает на него глаза и в них отражается не растерянность или наигранное недопонимание, нет, в его глазах плещется тоска и ещё нечто настолько сокровенное, что у Луи бегут мурашки по спине. Найл нервно облизывает нижнюю губу и тут же смотрит куда-то себе под ноги. — Просто мысли и воспоминания, — Найл поднимает указательный палец и легко касается виска, поясняя, — ощущение ностальгии по прошедшему. Луи закусывает губу изнутри, но ничего не говорит. В его сердце чёртова чёрная дыра, и он не думал, что у ирландца тоже. — Скучаю по дому, ладно? Ничего такого, — поникшим голосом говорит Найл, при этом звуча так, словно ему стоит оправдываться за это. — Эй, это нормально, — Луи пытается восстановить зрительный контакт с Найлом, чтобы наладить контакт, — я скучаю по своей семье постоянно, ни секунды не проходит, чтобы я не вспоминал про них. — Да? — Найл вскидывает голову. — Да, — подтверждает Луи и кивает головой. — Расскажи мне о них, — Найл возиться на своём месте, загораясь интересом. Он опирается на руки и укладывает подбородок на сцепленные в замок ладони. Луи улыбается из-за этой детской открытости, находя очаровательным то, как Найл смотрит на него своим широко раскрытыми глазами в ожидании. — Ну давай же, я уже знаком с Лотти и Фелисите, но и то только потому, что ты был занят в ванной, когда они звонили тебе. Это же не какая-то секретная информация? — Найл пытается подтолкнуть Луи к рассказу, пока тот взвешивает все за и против несколько мгновений. В итоге Луи соглашается и поэтому всё то время, пока продолжает готовить, он параллельно рассказывает о своей маме и младших сёстрах. Расти единственным мальчиком в семье и при том условии, что отца тоже нет, было достаточно сложно. Луи никогда не жаловался, потому что он любил своих девочек, но чаще всего они отнимали всё его время, ведь едва мама уходила на смену на работе, забота о них ложилась на его плечи. И это не было чем-то сверхтрудным, это был полезный опыт и довольно весёлый. За те годы, что он сидел с ними, Луи научился прибирать, стирать, готовить и теперь эти навыки были жизненно важными для него, учитывая, что он был холостяком и жил в другой стране. Да и на что было жаловаться, когда Лотс всегда помогала ему, иногда даже отпускала его на «очень важные» встречи с друзьями и прогулки, просто потому что была в настроении и могла усидеть с сёстрами без него. В свою очередь Луи прикрывал поздние прогулки сестры перед мамой, а также однажды скрывал её парня у себя под кроватью. Луи до сих пор смеётся с того случая, потому что когда в твою комнату заваливается полуголый и покрасневший во всех возможных частях парень, заикаясь пытается объясниться, прежде чем оказывается запихнутым под кровать — это довольно весело. Особенно если учесть, что Луи не совсем одобрял это, но тогда его радовал хотя бы тот факт, что он никогда не убирался под своей кроватью, вечно запихивая туда грязные носки, фантики и прочую ерундистику, которая выбивала из равновесия прилежный вид его комнаты. Так что, когда всё поутихло, и его мама удостоверилась, что у детей всё спокойно и в порядке, парень — Майкл, уже получил свою долю наказания и именно поэтому Луи не врезал ему, а просто помог легонечко так перелететь через подоконник. Глаза Майкла надо было видеть в тот момент, он очевидно уже представлял свои похороны, но был ещё больше удивлен, влетев на карниз. "Эй, придурок, не ссы, у нас многоуровневая крыша", — крикнул ему тогда Луи и подмигнул, потому что, ну серьёзно, он не идиот, который бы мог искалечить парня. А царапины и ушибы от неловкого приземления на шифер, были не в счёт. Найл в истерике смеётся от этой истории и никак не может заставить себя перестать фыркать, он сгибается пополам и хватается за живот, ощущая, как неприятно мышцы напрягаются под футболкой, но продолжая хихикать. — Блять, это лучшее, что я слышал за последнее время. Почему ты раньше не рассказывал мне? Луи поднимает голову от сковородки с кипящим маслом и, усмехаясь, смотрит на Хорана. Он просто жмёт плечами и возвращается к готовке, слушая тяжёлые вздохи Найла, пытающегося успокоиться. — А как ты попал в футбол? — следует другой вопрос и Луи напрягается. — О, просто попал в клуб местной команды «Донкастер Роверс», оттуда и начинал, — эти слова соскальзывают с губ Луи легко, они были заучены настолько чётко и произносились такое множество раз, что сомнения ни у кого не вызывали.***
Найл много думает о том, как Луи повлияет на их команду, какие преимущества привнесёт, и как будет ориентироваться на поле, в смысле не то чтобы он не видел его игры раньше или на тренировках, но матч с Реалом совсем другое дело. Найл не сомневается в Луи, просто по-дружески переживает. Он находит Луи крайне сосредоточенным в игре и боится, как бы это не сыграло на том, чтобы Томлинсон при неудаче не перетащил всю ответственность за происходящее на себя. Многие новички грешили этим, находя в себе изъяны или что-то ещё и считая, что это всё влияло на команду. Всё-таки Найл ещё недостаточно знал Луи, чтобы быть уверенным в поведении парня на все сто процентов и предугадывать его действия. Всё было впереди. От мыслей Найла отвлекает Марианна, сидящая по левую руку от него. — Передай мне сумочку, — тихим и мягким голосом просит она и улыбается, протягивая руку в воздухе, сжимает и разжимает пальцы ладони, используя жест для того, чтобы он поторопился. Найл привстаёт и снимает с полки её ручную кладь. — Зачем она тебе понадобилась? — Найл возвращается на место и смотрит на то, как Марианна роется в сумке. — Мне нужно заплести волосы, я не могу спать с растрепанными волосами, иначе к концу полёта на голове будет чёрте что, — информирует она, а затем с довольным видом достаёт расчёску и резинку. Найл лишь жмёт плечами, ведь ей лучше знать. Он наблюдает за тем, как она расчёсывает свои волосы пшенично-золотистого оттенка, грациозно двигая руками и распутывая прядки, выглядя просто невероятно. Марианна всегда казалась Найлу милой, но с тех пор как они стали встречаться, она буквально постоянно заставляла его сердце переполняться любовью. Когда он видел, как она улыбалась, чтобы нанести румяна на щёки, или вытаскивала две абсолютно идентичные юбки и спрашивала у него совета с этим задумчивым и серьёзным взглядом, или наносила крем на его руки, потому что взяла слишком много, неважно, каждый раз она была просто ангельски очаровательной. — Посмотри, так хорошо? — спрашивает Марианна, оборачиваясь к нему спиной и указывая на прическу, — Волосы нигде не выбились из косы? — Мм, вроде всё отлично. Коса, как коса, — говорит Найл, смотря на её затылок. Если честно, он ни черта в этом не понимает, но волосы выглядят опрятно, так что всё действительно хорошо, верно? Марианна тихо хихикает, оборачиваясь к нему, и легонько подталкивает его в плечо, когда говорит: «Чтобы я не сделала, ты бы сказал, что это классно, да?». — Нет, вот если бы ты сбрила волосы или …, — договорить Найл не успевает, потому что Марианна насмешливо фыркает, закатывая глаза, а затем прижимается к нему, обвивая руки вокруг шеи. Она целует мягко и влажно, скорее играючи. И Найл на самом деле не против, все его внутренности скручивает в узел от ощущения её губ, растягивающихся в улыбке. Он решает, что тоже может позволить себе «глупость», поэтому мокро облизывает ей рот, собирая вкус вишневой помады, которую она использует, пытаясь залечить свои обветренные губы. Марианна тут же отстраняется с пренебрежительным: «Фу» и спешно вытирает губы тыльной стороной ладони, поглядывая на него, как на сумасшедшего. И это заставляет его смеяться, потому что она первая начала. Девушка хмурится на него, старательно пытаясь не показать, что ей тоже весело из-за этого, но выходит ужасно: насупленные брови подскакивают в нервном движении, а нос мило морщиться, едва она смеётся. Найл не знает, что бы делал без неё.***
Стадион «Висенте Кальдерон» забит полностью на матч «Реала Мадрида» против «Барселоны» и это не новое явление ни для кого: такое противостояние легендарно. Найл знает об этом не понаслышке, он сам не раз являлся членом этих грандиозных игр, где уже давно происходит не просто футбольный матч, а целое шоу. Найл с остальной командой движется по туннелю к выходу на поле, слыша, как впереди и прямо над ними гудит стадион. И так как они на чужой территории, то сейчас там находится преимущественно большее количество фанатов Реала, которые так сильно любят провоцировать своих соперников. Многие поклонники футбола часто вели себя неподобающим образом, повышая накал страстей между командами и пытаясь раззадорить игроков. Найл ненавидит играть с Реалом, в основном, из-за атмосферы, которая царствует на стадионе и поле, когда все готовы перегрызть друг другу глотки, лишь бы доказать своё совершенство. Это напряжение всегда заставляло его задыхаться. Найлу интересно, как со всем этим сможет справиться Луи, поэтому он смотрит на него, уверенно вышагивающего впереди, и думает, а действительно ли парень готов к такому напору? Как и обычно, всё становится явным лишь в игре. Как оказывается, у Моуринью* есть свой план того, как остановить Лионеля*, и это вовсе не играет им на руку. Действия основываются на принципе постоянного сопротивления аргентинцу силами минимум двух игроков. Когда Месси пытается развернуться в центре поля, чтобы перевести мяч на сторону противника, ему мешают сразу два атакующих полузащитника Иско* и Кроос*. Найл пытается помешать этой позиции, но его удачно смещают в сторону и вся обводка Месси приходит к краху, мяч уходит к Иско. В следующий раз как Лео получает мяч непосредственно у штрафной, то ему предстоит обыгрывать действующих в паре Рамоса* и Марсело* и это просто какое-то издевательство. Найл недовольно пыхтит, и пялится на весь этот абсурд, пытаясь сообразить, как теперь следует действовать их команде. Первый тайм они заканчивают со счётом 1:1 и Найл уже ощущает, как всё его тело гудит, а мышцы каменеют из-за перенапряжения. Он знает, что где-то к середине второго тайма от гула и криков людей у него разболится голова, поэтому в свободные минуты, после того как они закончили с тактическими изменениями, Найл выпивает пару таблеток анальгина и возвращается на поле. Во втором тайме «Барселона» действует уверенней и за счёт удаления Алонсо* выбивается вперёд. Теперь процент их владения мячом увеличивается, впрочем, как и удары в створы. Мадридцы начинают немного отступать под таким натиском и уже через пару минут пропускают ещё один гол, который с помощью удачного ведения и чётко прицельного удара, проворачивает Луи. И Найл вроде как не может быть более счастливым и гордым за друга, чем в тот момент. Он бежит к нему и вцепляется в плечи руками, прыгая на месте от бурлящей энергии и повторяя восторженное: «Ты сделал это!».***
То, какой разгром они устраивают в раздевалках из-за своей победы, можно считать только началом. Трудно передать словами то, какое чувство охватило Найла, когда матч был закончен, он был в не себя от счастья и эмоций, впечатления переполняли его. Он даже до конца не мог поверить в произошедшее: миг — ты на поле, миг — и вот ты уже облит с ног до головы шампанским и улыбка не может сойти с твоего лица. Луи был, кажется, доволен вдвойне, всё-таки один гол в таком захватывающем матче принадлежал ему, а он был только новым игроком. Найл думает, что фанаты собираются обожать Томлинсона и превозносить его до небес, навряд ли кто-то из них ещё будет сомневаться в его силах или недоверчиво относиться. Сегодня они все счастливы. Неудивительно, что круговорот событий вовлекает Найла в эпицентр происходящего и вскоре он, как и большая часть команды, оказывается невообразимо пьяным в одном из частных клубов Мадрида. Много алкоголя, нелепых танцев, громких завываний под знакомые трэки и неожиданные моменты «кричалок» должны были заставить Найла расслабиться и кайфовать. Так и было, какое-то время, пока гнетущие мысли не решили проявить себя прямо в разгаре вечера. Это случалось с ним всё чаще, едва он позволял себе выпить больше обычного, некий механизм срабатывал и посылал в его голову неприятные болевые импульсы, за которыми следовали картинки и воспоминания, разрушающие любое упоминание веселья. Выпитый алкоголь подпирает горло, а ноги словно становятся ватными, едва Найл предпринимает попытку уйти. Никаких положительных эмоций от победы не осталось и вовсе, всё перекрыла паника и остатки прошлого, то и дело, щекочущие его нервы. Поэтому он хочет вытащить себя из этого душного подвального помещения клуба и вернуться в отель, с трудом он берёт своё тело под контроль и оповещает друзей, что уезжает. Навряд ли кто-либо действительно обеспокоен этим сейчас или понимает смысл его слов, но он считает, что исчезать просто так слишком невежливо. Его мама никогда не одобряла такого. А он не любил расстраивать свою маму, даже сейчас. Боже, даже сейчас. Мурашки бегут по телу Найла и он дёргается, словно от хлесткой пощечины, и на его лице застывает странная маска муки, потому что это точно не то, о чём он должен был думать. Пока такси везёт Найла обратно в отель, тот успевает задремать на кожаном сидении автомобиля, прижимаясь лбом к прохладному стеклу и позволяя себе немного «остыть». К моменту, когда он выбирается из салона, Найл понимает, что не собирается возвращаться сегодня в их общий номер с Марианной. Он не хочет, чтобы она видела его в таком состоянии. Он не хочет, чтобы она знала. Поэтому его собственные ноги ведут его к номеру Луи, который не поехал с ними в клуб, а решил остаться в отеле. Найл понимал это желание, потому что когда он был на месте Томлинсона и только-только провёл свою первую игру в новом составе команды, всё, чего ему хотелось — это вернуться в постель и уснуть. Именно поэтому он не ожидает, что сразу же после первого стука, Луи откроет ему. — Найл? — Луи определённо выглядит удивленным, распахивая дверь шире и позволяя ему ввалиться внутрь. Он выглядит уютно, одетый в спальные штаны и старую футболку. — С тобой всё в порядке? — Почему ты не спишь? — вместо ответа спрашивает Найл, он не готов отвечать. Он давно в курсе, что с ним что-то не так и привычное «нормально» совсем не то, что он сейчас ощущает. Луи странно смотрит на него, так что он пытается занять себя, поэтому цепляется одной рукой за стену, а второй пытается стянуть ботинки, что становиться просто непосильным занятием: всё вокруг кружится и сила притяжения настолько сильна, что в итоге он неприятно сваливается на пол. — Я просто ещё не хочу, — озабоченный Луи оказывается перед ним и помогает избавиться от дурацкой обуви, после чего тянет его на себя. — Ты неплохо так выпил, верно, чувак? — Да, наверное, — фыркает Найл, а затем плетётся к кровати Луи, осторожно удерживаемый тем за плечи. Здесь, в спальной работает несколько ночников, создавая приятную и даже слегка домашнюю атмосферу. Найл интересуется, оглядываясь, будто выискивая то, чем занимал себя Луи, — Так что ты делал, а? — Просто читал, созванивался с семьей, не знаю, — Луи жмёт плечами и помогает Найлу улечься. Он не спрашивает его, почему тот тут. Не просит уйти или что-либо объяснить. Просто помогает стянуть мешающие вещи и позволяет развалиться на второй части своей кровати. Ощущение мягкой кровати и свежего постельного белья под собой кажутся пьяному и вымотавшемуся за день Найлу величайшим благом из всех. Он не знает, сколько валяется в кровати, но сон не идет и ему становится холодно. Он кутается посильнее в одеяло, подтягивая его выше к плечам, и не хочет ни о чём думать, весь этот натиск мыслей ему совсем ни к чему. Ему хочется отвлечься, поэтому он приоткрывает глаза и находит Луи, сидящим в кресле и читающим. — Лу? — Ммм? Хочешь воды? — Луи отрывает взгляд от книги и приподнимается со своего места, одергивая растянутую футболку. Он приближается к кровати, окидывая его взглядом. — Почитаешь мне? — просит Найл и неловко улыбается, боясь быть неправильно понятым. Луи видимо осознает, что его гложет что-то изнутри или же он просто заботится о нём слишком сильно, Найл не знает, но парень ложится на свободную часть постели и раскрывает книгу, на том месте, где остановился. Звук голоса Луи успокаивает его, а акцент родных мест ласкает уши и это всё, на чём пытается сосредоточиться Найл. Он просто вслушивается в звуки, интонацию, не особо цепляясь за историю, хотя и её он всё же улавливает — это что-то о необитаемом острове и до жути хитрых, изворотливых и жестоких мальчишках*. Голос Луи правильно разрезает тишину в номере и заставляет Найла ощущать себя дома. Ему вспоминается, как давным-давно в детстве Грэг пробирался в его комнату и они читали книжки о пиратах, пока их не застукивали родители и с нежными улыбками на лицах не просили всё-таки улечься спать. С тех пор прошло столько лет, что иногда ощущается, будто это было в другой жизни. Найл тяжело вздыхает и раскрывает глаза, поворачивая голову к лицу Луи, полностью сосредоточенному на строчках, и на одном дыхании выдаёт: — Когда мне было тринадцать, я потерял свою маму. Луи тут же замолкает, но по-прежнему не смотрит на него. Его черты лица становятся острее, а над бровями появляются две угловатые морщины, словно он пытается переварить услышанное. Однако, хотя и здравый смысл подсказывает Найлу, что ему не стоило делать этого, отчего-то становится легче, будто бы та ноющая дыра в его сердце, пожирающая всё счастье, словно какой-нибудь блядский дементор, затягивается, позволяя свободно вдохнуть. Луи откладывает книгу на прикроватную тумбочку и наконец-то смотрит на него, устанавливая между ними зрительный контакт. Его голубые глаза полны сожаления. — Ты хочешь поговорить об этом? Найл задумывается. Он вспоминает Мауру, её всегда поддерживающую улыбку, тёплые руки и большое сердце. Пережить их с папой развод было тяжело, ему было всего десять, и он мало в чем смыслил, но тогда брал вину за расставание родителей на себя. Ему казалось, что он был недостаточно послушным, возможно, плохо проявляющим интерес в школе, даже просто мало ответственным. Эти вещи заставляли его выплакивать слёзы ночи напролёт, пока его мама не объяснила ему, что такое бывает: любовь уходит и люди больше не сходятся в интересах, поэтому расстаются, чтобы не отравлять друг другу жизни. С горем пополам он принял эту новость, но случившееся через три года спустя подкосило его окончательно. Он не хотел вспоминать об этом, потому что каждый раз давился слезами и совсем неважно, сколько ему было лет: мама оставалась мамой и прошедшие года не заставляли его меньше скучать по ней. Поэтому Найл отрицательно мотает головой и прерывисто выдыхает: — У меня просто возникло желание, чтобы ты знал. Завтра он сможет списать всё это на алкоголь, ну, а сегодня, ему просто нужно почувствовать хотя бы минимальное единение с кем-нибудь. Он опускает голову ниже, опираясь на плечо Луи, и подтягивает ноги ближе к груди. Возможно, сейчас ему удастся уснуть и забыться хотя бы на пару часов. Глаза Найл больше не раскрывает, даже тогда, когда чужая рука проходится по его голове, в ласковом жесте. Всё равно завтра всего этого не будет существовать. Мир сновидений забирает его с собой.