За семью печатями (Lineage)

      Поле битвы по ее окончанию - на редкость гадкое зрелище. Сокджин пробирается по рытвинам, обходит тела павших, прикрывает лицо плащом и старается смотреть только в затылок плетущемуся впереди Чонгуку. Оно того не стоило... Или стоило... Сокджин решить не может. Память услужливо подкидывает эпизоды из детства и юности, воскрешает образы тех, кого уже не вернуть. А в ушах звучит заливистый смех Хосока и, стоит закрыть глаза - появляется Чимин, со своей забавной привычкой ерошить волосы, откидывая чёлку. "Определенно, оно того не стоило." - Окончательно решает для себя тёмный. Суммонер скрыт, нащупать связь у Джина не получается. Архимага он не чувствует вовсе.       Сокджин выпрямляется, заглядывает поверх паладина и натыкается на светлую макушку Намджуна. Тот стоит, окружённый толпой воинов всех мастей, и внимательно слушает склонившегося к нему рыцаря. Рядом, нахмурившийся, сосредоточенно протирает оружие Тэхен, то и дело бросает косые взгляды на беседующих. Баффер вздыхает и по привычке выкастовывает речардж, пополняя силы тех, до кого может дотянуться. Кажется, сегодня он переосмыслит свое отношение к заклинанию забвения. Возможно, оно самое полезное в этом мире.       Чонгук проталкивается сквозь толпу, и Джин старается не отставать. В пространстве вокруг четко ощущается воодушевление выигранной битвы. Крепость устояла. Возбужденные крики заглушают стоны раненых. Воины и маги громко переговариваются, обнимаются, бряцают оружием и празднуют победу. Лекари и те чародеи, что знакомы с искусством врачевания, то и дело выколдовывает целебные заклинания, залечивают раны. В опустившейся темноте всплески магии золотыми искрами опадают на землю. Сокджин то и дело оборачивается, чтобы коснуться исцелением тех, кому оно необходимо. И старается не смотреть на тех, кому помочь уже не в силах.       Оказавшись около Намджуна, баффер осторожно обходит застывшего, опустившегося голову Чонгука и спрашивает:       - Где Хоби? - Спросить про магов воли у Джина не хватает.       - Все хорошо. Нормально, - поспешно отвечает Тэхен. Слишком поспешно. - Он жив. Мы не успели подняться высоко, как до нас дотянулись плетями, и Малыш упал. Он тоже жив, - добавляет ассасин заметив как Чонгук вскинул голову. - Но сильно оцарапался, когда мы падали. Грохнулись прямо на деревья. Хосок был без сознания...       - Где он?! - Сокджин нервно пытается перекричать гул. - Где ты его оставил?       - С ним все нормально. Не бойся. О нем позаботились дриады. Я же рассказывал - мне приходилось жить в их лесах. Я бы не оставил его, не будь уверен...       Бафферу даже становится стыдно за свой возглас, настолько несчастно выглядит стушевавшийся, оправдывающий тёмный. Конечно, он бы не оставил друга в опасности. С тех пор, как они связали себя узами группы, никто из них бы не оставил другого. Это как оторвать у себя кусок души - невозможно. И очень больно. Сокджин отчетливо чувствует ноющую боль от потерянной связи у каждого из них. Он кивает сконфуженно и подходит к поникшему Тэхену, приобнимает за плечи.       - Раз Хоби не смог вас вытащить, я решил вернуться, - тихо продолжает странник. - А потом скала обвалилась, из крепости вывалилась туча народу, началась битва и...       Продолжить у Тэхена не получается. Он замолкает, уткнувшись Джину в плечо. И баффер осторожно поглаживает его, слушая как за спиной сдавленно вздыхает Чонгук, пытаясь не дать рыданиями вырваться наружу. Определенно: забвение - лучшее из заклинаний.       Краем глаза Джин замечает, что толпа расступается, разворачивается полукругом к Намджуну. Через проход, высоко подняв свою укутанную в плащ ношу, на холм поднимается орк. Сокджин верить не хочет, но понимает, что тот несёт Чимина. На руках у громадного мускулистого орочьего воина, огненный кажется совсем маленьким, словно подростком. Сокджин слышит, как паладин шепчет сипло:       - Верни его... - Голос Чонгука не слушается, дрожит. - Верни его...       - Я... Я не могу... - сдавленно отвечает Намджун.       - Можешь! Я видел! Ты возвращал тех других! - Чонгук цепляется за рукав мага, тянет на себя. - Я видел. Сам видел, как ты возвращал их души! Верни его!       - Я не могу. - Кардинал оборачивается и Чонгук отшатывается, словно порезавшись о тоску в глазах светлого. Я могу лишь удержать душу, что собирается уйти. Это другое. Тех, кто уже ушел, вернуть невозможно....       Сокджин вдруг понимает, что по щекам его давно уже текут слезы. Силится вздохнуть поглубже, но не может. И не может заставить себя подойти ближе к огненному, которого заботливо уложили в центр полукруга. Чувствует, что идти бессмысленно, ведь самого Чимина там нет.       Зато есть Юнги, проскользнувший вслед за орком. Мистик в пыльном плаще с белесыми разводами выглядит помято, кривится, прижимает правую руку к груди.       - Зудит невероятно, - объясняет темный, подойдя к товарищам. - Точно шрам останется. Меня долбануло лучом прям по посоху. Руку вот обжёг... Вы что такие кислые? Штутгарт ведь мы отбили!       - Чимин... - Начинает было кардинал, но замолкает, и Юнги сам прослеживает взгляд светлого.       - Эмм.. Ну да - Чимин. - Повторяет маг растерянно. - Его тоже светом шандарахнуло, когда он полез меня прикрывать. Клятва сработала. Его клятва. Это он обещал не дать причинить мне вреда. Нам всем. Тоже мне герой. Да что вы так смотрите?!       - Чимин... - Теперь уже Сокджин пытается донести до темного всю необратимость произошедшего. Но и у него не хватает сил произнести все вслух.       - Да что Чимин? - Юнги натыкается на заплаканные лица и, поперхнувшись, замолкает. Ещё раз обводит взглядом всю группу и медленно, четко произнося каждое слово, припечатывает. - Чимин в отключке. Я сам на него наложил усыпление. Чтобы поменьше геройствовал.       Намджун недоверчиво наклоняет голову:       - Усыпление? Хочешь сказать - он спит? Откуда ты вообще этим дебаффом владеешь?       - Джин подарил, - хмыкает чародей.       - Но... Мы его не чувствуем. - Чонгук боится поверить неожиданной радости. - Совсем.       - Ну ещё бы. Нашего архимага просто-напросто из группы вырвало. Меня, кстати, тоже. Но что-то по мне тут никто не рыдает. Из вас вообще кто-нибудь знает механизм клятвы?       - Знает, - отмахивается Намджун, поспешно обходя темного. Юнги внимания не обращает, продолжая излагать остальным основы элементарной магии:       - Так вот: проучившись светом или тьмой, мы не только призываем в их лице судью своим поступкам, но и получаем мощнейшую защиту, которая активизируется в момент, когда давший клятву изо всех сил старается ее выполнить, но сделать это сам не способен. Чимин поклялся не причинить вреда кому-либо из группы, но его массовые заклинания не различают своих и чужих. А одиночные - слишком слабы против такого количества противников. Вот ему и пришлось, оберегая меня - тоже мне выискался защитник - случайно меня же и зацепить. Свет благоразумно рассудил, что Чимин очень старается защитить, но сам же непроизвольно наносит вред. Вот и сработала клятва - шандарахнул луч и нас вырвало из группы. Маг наш больше никому ничего не должен. Как жрать-то хочется..       - То есть он спит? - Ещё раз повторяет Сокджин, чтобы уж наверняка вздохнуть глубоко и свободно. И мысленно благодарит и свет, и тьму, и глупые клятвы, и всех известных ему богов, заодно с языческими идолами.       - Ага. Не добудитесь. У меня на том заклинании как раз крит прошёл. Заснул бы сам Вальтарас. Придется ждать, пока очухается.       Чонгук икает, смущённо кашляет, наскоро вытирает кулаком глаза и срывается с места, устремляясь за кардиналом. Но не успевает пройти и нескольких шагов, как ему приходится остановиться.       Чимин все так же тихонько лежит, укрытый плащом, а Намджун стоит рядом и слегка озадаченно рассматривает вождя орков, вскинувшего руку и призывающего к тишине. Орк поднимает над головой громадную секиру, рисует знак - и в небо взмывает кружащийся обод пламени, освещает поляну. Разговоры вокруг стихают.       - Вовек не погаснет священный огонь, что покарал чужеземцев! - Голос вождя раскатами проносится над полем брани, отражается эхом от скал. - Врагов, посмевших осквернить наши земли своими следами!       Над долиной воедино сливается крик тысяч голосов и умолкает в одно мгновение, повинуясь жесту воина. Он тычет тесаком в хрупкую фигуру Чимина и продолжает:       - Восславим же отвагу павших и храбрость живых! Восславим героев, что явились из призрачных врат! Сохраним в памяти тот час, когда с небес опустился Летающий на Змее!       Чонгук снова икает, теперь скорее от неожиданного обретения столь громких титулов, и тихонько подпихивает локтем оказавшегося рядом баффера, надеясь, что тот снимет так некстати появившиеся спазмы. Сокджин на пихания не реагирует - зачарованно разглядывает вождя, внимает. Печати, припрятанные за пазухой у мистика, оживают, приятно согревают кожу.       - Вы спасли нас от неминуемого позора. Мы теперь в долгу. - Продолжает орк.- И готовы сражаться до последней капли крови! Будем сражаться до последней капли!       Намджуна на мгновение оглушает лязг оружия и нарастающий, не желающий умолкать рев опьяненного победой полчища. Кардинал косится на Чимина, сон которого не спешит прерываться. И все, чего сейчас хочется светлому - это тишины и покоя. Очутиться бы в уютном холле такой спокойной и молчаливой Руны... Потянуться, прощупать магией спящего чародея, уловить ритм его сердца, успокоиться... Но Намджун замечает, что вождь протягивает руку, подзывает, ждёт ответных речей. Хиллер кивает на курган, ждет, пока Сокджин подтолкнет остальных, и сам поднимается следом.       - Мы будем сражаться! - Кричит Намджун. - Ведь это лишь первая битва, лишь слабый отголосок грядущей войны! Мы будем сражаться! Потому как некому кроме нас защитить то, что нам дорого! Потому как нас предали и продали, открыли врата для чужаков, для тех, кого принесли к нашим берегам заморские ветра. Они заполонили наши дороги, разрушили города, хозяйничают на наших землях, штурмуют крепости. Желают подчинить нас своей воле! Отобрать наши жизни и души! Но мы будем сражаться!       В царящем гуле, засмотревшись на взмывающие к небу магические разряды, кардинал не сразу замечает, откуда за его плечом появляется высокий эльф в светлых одеждах.       - Мы благодарны тебе, светлый. В сердце твоем горит праведный огонь. - Кажется, что эльф говорит тихо, но Намджун чувствует: каждый, кто стоит на этом поле, слышит его голос. - Речи твои окрыляют. Но здесь присутствует тот, кто по праву крови должен вести нас за собой.       Намджун вздрагивает, замолкает и только сейчас замечает, что до самого леса тянутся стройные ряды эльфийских воинов, что хмурые дриады обнимают свои луки, гномы опираются на секиры. Что на подмогу Штутгарту явились народы со всех ближайших земель.       - Давай, - кардинал усмехается и подталкивает плечом Юнги. - Вот и пришло время.       Юнги на мгновение забывает дышать, гонит прочь подступившую тошноту. Осознает, что час его настал вот на этом кургане. Сейчас, перед тысячами глаз, обращенных на него. Перед всеми теми, кто готов был сражаться и погибнуть, защищая свой дом. Юнги всем своим существом чувствует, как они ждут его слов. Темный колеблется долю секунды. А потом чувствует легкое прикосновение ладони Сокджина, ловит настороженный взгляд Чонгука и почти незаметную улыбку Тэхена. И отбрасывает все страхи. Он смог принять себя в окружении близких друзей. Смог поверить. Значит, сможет открыть себя миру. Заставить всех остальных поверить. Юнги не будет заставлять. Они примут его сами. Они уже видели, кто он; знают, на что он способен.       - Сегодня вы храбро сражались. Сегодня мы выстояли, не сломились! Возможно придет день, когда мы подчинимся чужой воле, склоним головы, сгинем... Но не сегодня! Сегодня мы будем сражаться! - Кричит темный, теперь ставший лордом этих земель. И голос его подхватывает эхо, и тысячи голосов сливаются воедино. Сегодня мы будем сражаться!