Доброе утро, Вьетнам

январь 1970

Даунтаун, разделенный улицами на ровные квадраты, обещал стать деловым центром Лос-Анджелеса — или же так казалось Люку. Он немного постоял у башни 611, задрав голову наверх, провожая взглядом убегающие ввысь этажи, потом спохватился и торопливо зашагал вниз по шестой западной. Хан говорил, для карманников нет приметы вернее, чтобы определить приезжего, и Люк мысленно отругал себя за беспечность, привычно погрузившись в поток собственных раздумий. Шум и толчея мегаполиса все еще выбивали из колеи, и хотя Люк справлялся с ними куда лучше, чем сам того ожидал, время от времени он ловил себя на том, что выпадает из окружающего пространства, возвращаясь к тишине маленького домика, разделенной на троих. Там, в его памяти, был вечный август: золотой полдень, серебро реки, руки Хана и губы Леи, сонные объятия и ленивые перепалки, сладкий запах хановых самокруток и ванильное мороженое — Лея любит его больше, чем... Кремовый бьюик пронесся мимо, взвизгнув шинами, и Люк вздрогнул, провожая его неодобрительным взглядом — машина едва вписалась в поворот. Так бы отреагировал Хан, и Люк улыбнулся, вспоминая его смуглое подвижное лицо. Зазевавшись, он едва не врезался плечом в коренастого прохожего, как тот развернулся и одним грубым движением впихнул Люка в проулок между забегаловкой «У Салли» и старым кирпичным зданием. — Что за... — начал было Люк, но, бегло осмотрев мужчину, понял, что вопросы тут излишни. Черная кожаная куртка, словно с чужого плеча, неряшливая отросшая стрижка, и тусклые глаза, затянутые сеткой лопнувших капилляров — судя по всему, местный торчок решил разжиться легкими деньгами. — Тише, тише, — нервно пробормотал мужчина и шмыгнул носом. Люк отступил на шаг назад — подошва скользнула по размокшей картонке, и он неловко дернулся, выставив вперед раскрытую ладонь — если у напавшего есть оружие, то лучше его не провоцировать. — Давай без глупостей. Мужчина подошел ближе, в его руке блеснул нож — обычная раскладушка, хмыкнул Люк и подобрался. Ответный взгляд ему не понравился — больно уж цепкий и трезвый для охотника за дозой. Мгновение Люк колебался — отдать бумажник и разойтись миром, или оказать сопротивление? В бумажнике была фотография — Хан и Лея, в обнимку стоявшие у музея Метрополитен в Нью-Йорке; Хану пришлось пригнуться, чтобы было видно табличку, Лея улыбалась, придерживая рукой смешную кепку. Наличка — это половина беды, но отдавать снимок в чужие грязные руки не хотелось совершенно. Быстрый неловкий выпад решил все за него; Люк ушел вбок и попятился, отступая все дальше в переулок. Защищаться было нечем, поэтому он привычно увеличивал дистанцию — не самая лучшая тактика, учитывая, что проулок кончался сетчатым забором — не слишком высоким, и будь Люк прежним, он бы, пожалуй, предпринял попытку к бегству, но рука... Вот именно, холодно подумал он. Рука. Вместо того, чтобы пятиться, он стремительно рванулся вперед, выставив перед собой согнутую в локте правую руку, понадеявшись на прочность протеза, и изо всех сил ударил им по предплечью противника, а потом резко двинул левым локтем вверх, целя в подбородок. Удар пришелся по касательной, но Люк уже размахнулся и врезал протезом по голове, удачно попав в висок; что-то хрустнуло, и по спине у Люка побежала холодная струйка страха — он же не мог... Мужчина завалился набок, дернулся и застыл — застыл и Люк, чувствуя нарастающую волну липкого ужаса, но потом нападавший слабо зашевелился, пальцы его зашарили по асфальту. Люк быстро подошел, натянул на ладонь край джемпера и подобрал нож. Секунду подумал и неловко швырнул его через сетчатый забор, потом повернулся и быстрым шагом вышел обратно на шестую западную. Прошел квартал, пересек главную, и едва не двинулся дальше, вниз по шестой, но потом опомнился и свернул направо, к отелю «Сесил». Так же бездумно прошел через вестибюль, кивнув портье у стойки, и поднялся на лифте на четырнадцатый этаж. Открыл ключом дверь своего номера, с трудом попав им в скважину замка, зашел внутрь, закрылся на задвижку и упал в кресло. Локоть правой руки немилосердно ныл, Люк устроил руку на подлокотнике поудобнее. Паника мерным прибоем билась о стенки черепа, холодом разливалась под ребрами, и Люк закрыл глаза, откинувшись на спинку, но не выдержал и согнулся, прижавшись лбом к коленям, чувствуя нарастающий гул — плохой признак. Вдруг вспомнился Хан, зеленая плюшевая обивка дивана, черно-белый кафель и холодная вода. Люк поднял голову и взглянул на дверь номера — в конце коридора была общая душевая, но сил сойти с места не было совершенно, и... Нет, так не пойдет, решил он и поднялся на ноги. Светлая фигурная плитка коридора мельтешила в глазах, Люк несколько раз моргнул, отирая рукавом потный лоб и побрел вперед. Заперся в туалете, открыл раковину и дал немного стечь воде, потом окунул ладонь и щедро поплескал на горящее лицо, потер мочки ушей занемевшими от холода пальцами, прижал ладонь к шее, потом к затылку. Полегчало. Несколько секунд Люк вглядывался в свое отражение — будто призрака увидел, — кое-как пригладил отросшие волосы, попытался стянуть с себя джемпер и только тогда вспомнил о протезе. Мизинец и безымянный были вогнуты внутрь, будто он гвозди забивал, у запястья была вмятина, но в остальном, не считая ноющего локтевого сустава, все вроде было сносно. Люк выпутал из джемпера левую руку, стянул его с головы и оставил болтаться на протезе — шероховатый пластик было непросто протолкнуть сквозь узкие рукава, и потому Лея уложила в его чемодан стопку трикотажа да пару пиджаков, отказавшись от рубашек. И где-то в самой глубине, закутанный в пару новых носков, лежал пузырек с шестью таблетками перкодана — просто на всякий случай. Быть может, сейчас как раз такой, подумал Люк, расстегнув ремешок гильзы и поморщившись от острой боли, вспышкой охватившей руку от локтя до плеча. Или нет. Он бросил еще один взгляд на свое отражение (Боже правый, как они вообще воспримут тебя всерьез? Им придется), и, перехватив левой рукой протез с болтающимся на нем джемпере, пошел обратно в номер. Телефон было слышно еще с коридора, и Люк побежал, чтобы успеть ответить. Ключ долго не находился — зажав свою ношу между колен, Люк обшарил все карманы джинс, даже самый крохотный, для часов — Хан всегда носил в таком «Зиппо», и Люк тоже, пока не бросил курить, — а потом догадался толкнуть дверь, и та распахнулась. Ключ и бумажник лежали на столике у кресла, и хотя Люк не помнил, когда успел их выложить, это его успокоило — должно быть, он сделал это машинально. Телефон все еще надрывался. Люк снял трубку, ожидая характерной длинной паузы междугородного вызова, и закинул отстегнутый протез с обмотавшимся вокруг джемпером на кресло. — Мистер Скайуокер? — прозвучал незнакомый мужской голос, так ясно и четко, словно говоривший стоял у него за спиной. — Это я. — Мистер Скайуокер, я консультирую лица, которые желают сохранить инкогнито, но текущая ситуация такова, что мне приходится нарушить собственное положение о невмешательстве. Революция, которую вы намереваетесь начать, да еще в такой отрасли... — Какие лица? — перебил Люк, переступив с ноги на ногу. — Кого вы представляете? — Инкогнито, — напомнил голос и мягко продолжил: — Учитывая обстоятельства, я бы рекомендовал вам продать ваш пакет и забыть обо всем. — Неужели? — холодно переспросил Люк и хотел повесить трубку, но голос уже суше добавил: — Мистер Скайуокер, давайте без глупостей. Ваша сестра... «Давай без глупостей», — вспомнил он слова в переулке и пустые картонные коробки ресторанчика «У Салли». — Если вы вздумали угрожать моей сестре... — прошипел Люк, чувствуя нарастающую злость. Адреналин все еще бушевал в крови, и ему не нужно было времени на разгон — чистая ярость охватила Люка так просто, будто он шагнул с обрыва. — Если вы или ваши... — он запнулся, подбирая верное слово. — Угрожать? — повторил голос, и Люку показалось, что его обладатель сейчас улыбается. — Ну что вы, мистер Скайуокер. Вашей сестре ничего не угрожает. Напротив, если вы не будете сговорчивы в должной степени... — возникшая пауза сказала достаточно. — ...то, быть может, ваша сестра пойдет на сделку куда охотнее. — Если вы так считаете, то смею вас заверить, — процедил Люк, сжимая влажную трубку вспотевшими пальцами, — вы ни черта не знаете о моей сестре. — И все же я настоятельно советую вам подумать, — произнес голос таким нарочито терпеливым тоном, словно разговаривал с ребенком. — Советую вам пойти... — гудки отбоя накатили так резко, что Люк почти вздрогнул. Он аккуратно положил трубку и медленно огляделся. На первый взгляд все вещи находились на своих местах, но Люк был так взбудоражен недавней стычкой и этим звонком, что решительно сомневался в надежности собственной памяти. Хан и Лея. Нужно предупредить их. Он снова потянулся к телефону, но передумал. Набросил старый университетский бомбер и вышел из номера, закрыв его и подергав ручку. Ближайший автомат находился на углу восьмой западной и спринг-стрит — не так уж далеко, и, подгоняемый паникой, Люк преодолел это расстояние за пару минут. Только закрывшись в кабинке, он понял, что оставил бумажник в номере. Впрочем, в кармане отыскались три монеты по четверть доллара и пара пятицентовиков — должно хватить. Люк набрал единицу и код Бруклина, потом домашний номер и вжался ухом в трубку, слушая гудки. Один, второй, третий, четвертый. Сбросил и набрал снова. — Давай же, — взмолился он. — Возьми трубку! Внезапно ему на ум пришло, что ответить может Лея, и Люк тревожно замер — что он ей скажет? Она сразу почувствует неладное по одному его голосу; всегда чувствовала. Если Хан на смене... Да какая смена, перебил он себя, Бруклин живет на три часа вперед. Гудки шли чередой, и Люк прикрыл глаза. — Говорите, — раздался голос, и Люк облегченно выдохнул. — Хан. — Привет, Лаки! Как тебе океан? Дурацкое прозвище пересекло всю страну и четыре часовых пояса, скользнуло из трубки золотым августом прямиком в занемевшее ухо и теплом разлилось в груди. Люка шатнуло, и он прислонился к прохладному стеклу кабинки, чувствуя, что еще немного — и он сорвется в глупую истерику. Нет. Он здесь не за этим. — Монет мало, я быстро. Мне тут сделали сам-знаешь-какое-предложение, и я... — Опять? Извини, дальше. — ...отказался. Но предлагают настойчиво. Слушай, — Люк помедлил, подбирая слова, и быстро продолжил: — Не говори Лее. Собери необходимое. Может статься, я позвоню и вспомню... ну, скажем, о Гоффмане... Нет, погоди, о нем я не вспомню... — Вилли Питер, — коротко бросил Хан. — Точно. Отлично, если я вспомню о старом приятеле Вилли, то... Секунду, скормлю еще четвертушку, — Люк добавил вторую монету и перехватил трубку покрепче, — хватайте сумку и катите в Миссури. — И что там? — весело спросил Хан, будто речь шла о каком-то пустяке. — Там Ведж, он вас встретит. «Редберд», запомни. Я не уверен, есть ли он на картах, точно не на общей, но тем лучше, верно? «Редберд». — Верно, приятель. Я тебя понял, — помолчав, согласился Хан уже другим тоном. — Сам как? — Порядок. Как Лея? — Если бы внутри был не ребенок, а шарик с гелием, ее бы уже унесло в открытый космос, — нежно сказал Хан, и Люк улыбнулся. — Сказали, когда? — Середина-конец мая. Примерно. Ждем тебя, — Хан запнулся и тут же поправился: — Вообще, ждем тебя хоть завтра, ну ты знаешь. — Знаю, — выдохнул Люк, и несколько секунд оба молчали. — Передавай ей привет, скажи, что я... Ну, ты тоже знаешь. — Уж я-то знаю, — рассмеялся Хан, и мембрана в трубке глухо завибрировала. — Берегись акул. — Что? — Ну океан, Лаки. — Я понял. До встречи, — сказал Люк и повесил трубку. Сумерки медленно обступали город, и, наткнувшись взглядом на громаду 611 башни, Люк задумался, наступает ли вечер быстрее для обитателей верхних этажей, или же нет разницы между ними и теми, кто сейчас у подножья? Наверняка есть, если говорить о рассвете. «Берегись акул». Торчок из переулка — мелкая рыбешка, вопрос только, связан ли он с корпорацией? Нападение и звонок, все в один день — сомнительного рода совпадение, хотя, конечно, может быть и такое... Но бумажник он так и не потребовал, вспомнил Люк и едва не рассмеялся, уходя вверх по спринг-стрит. Но это же несерьезно! «А ты, значит, хочешь играть по-крупному?» — спросил он себя и ощутил далекий, давно позабытый азарт — азарт, оставшийся где-то в Дананге. Нет, вообще-то, он растерял его позже, и лицо Биггса на мгновение всплыло у Люка в памяти, ожгло закрытые веки. Может, и так, решил он, тряхнув головой. Может, и впрямь хочу, понял Люк и неверяще усмехнулся; поймал свое отражение в блестящей витрине парикмахерской и отступил на шаг назад, сверкнув глазами. Люк множество раз видел такую же ухмылку на лице Хана — и обычно она не предвещала ничего хорошего.