— Объяснись, — процедил Шрам сквозь зубы тихо. Красный, выпрямившись в полный рост, стоял у дверного проёма, перегораживая единственный выход из комнаты, — что всё это, чёрт возьми, значит?
— О, Номер Один, — Ди основа оскалил зубы в ехидной улыбке. Такой ненавистной и ядовитой. Хотелось уничтожить её, сорвать с лица вместе с кожей, выбить каждый белый зуб. Но нельзя. Роберту нужны были ответы, которые мог дать только создатель, — я не знал, что ты настолько не компетен в этом вопросе. Ну что ж, понимаешь, когда два человека разного пола, мужчина и женщина, я напомню, испытывают друг к другу влечение, любовь, говоря более простым языком, они заводят детей. Если ты позволишь мне, то позже я проведу подробнейшую лекцию о репродуктивных процессах…
— Заткнись! — Кулак революционера впечатался в дверь с такой силой, что хлипкие, расшатанные петли не выдержали и с треском сломались. Полуметаллическая пластина с грохотом приземлилась на пол. Мальчик на руках Диктора задрожал и вжался в халат учёного, прожигая Роберта испуганным взглядом. Смиту на миг показалось, что его тело вновь сдавила холодная клешня. Всё внутри сжалось под прессом горя и обиды.
— Будь постоянен в своих просьбах, Номер Один, то говори, то молчи, — Ди неодобрительно покачал головой.
Мужчина склонился к ребёнку и ласково прошептал что-то ему на ухо. Малыш недоверчиво прищурился, кинув на клона оценивающий взгляд. Диктор, покрепче обхватив мальчика руками, с тяжёлым кряхтением поднялся с кресла. Учёный пошатывался, и Шрам, опасаясь, как бы тот не уронил маленькое тельце, сделал ему навстречу несколько неосознанных шагов. Но Ди всё же устоял на ногах и снова заговорил. На этот раз в голосе мужчины не было ни насмешки, ни издёвки, просто холодная констатация фактов:
— Я дам тебе ответы на твои вопросы, Номер Один. Но перед этим позволь мне сделать одну важную вещь.
Не дожидаясь ответа, учёный сделал несколько тяжёлых шагов по направлению к выходу. Красный молчал, стоя на том же месте. Руки были сжаты в кулаки так крепко, что короткие ногти впивались в кожу, доставляя хозяину острую боль. Опять ведомый. Это могла быть ловушка? Да, определённо могла. Но революционер задумался об этом слишком поздно — он уже шагал вслед за создателем, следя за тем, чтобы тот и лишнего шага не сделал без ведома Шрама. Они шли вглубь завода, петляя по холодным, железным коридорам. Красный даже не был уверен, а были ли эти коридоры отмечены на плане здания. Настолько неухоженными и заброшенными они были. Трудно сделать металлические стены такими покинутыми, трудно придать им какую-либо эмоцию вообще. Но у завода это получилось. На плечи давила неуютная, леденящая тоска и чувство незащищённости. Хотя, эти чувства вполне мог вызывать весь BobSoc как таковой. Наконец, Ди остановился перед мрачной, стальной дверью. Одна из железных панелей на стене рядом с ней отъехала в сторону. Мужчина наклонился к показавшимся приборам: быстрым движением ввёл пароль, позволил лазерному сканеру обработать глаз и, вытерев руку с застывшей на ней кровью о халат, приложил палец к прибору. На аппарате загорелась зелёная лампочка и металлическая плита со скрипом поднялась вверх, пропуская клона и его создателя внутрь.
— Как сильно ты печёшься о безопасности, — впервые за долгое время подал голос революционер. Роберт проследовал за учёным в помещение и вдруг замер. На языке вертелись ещё несколько обидных фраз, адресованных Диктору, но сказать их Смит был не в силах. За тщательно охраняемой дверью располагалась небольшая обсерватория. В её центре размещался огромный аппарат со подключёнными к нему стеклянными, или пластиковыми, трубами. Они проходили вдоль потолка и пола словно жилы в теле. Ди прошёл к дальней стене, где находился рабочий стол, довольно маленький по сравнению с его окружением. Но Шрама это не интересовало. Красный неверяще сделал несколько шагов вперёд. Все идущие от прибора трубы соединялись в одном месте.
Там, где в небольших углублениях в стене, в ряд располагались три прозрачные капсулы в человеческий рост. В таких, в своё время, проходил курс лечения Рад. Одна из них пустовала, стеклянная дверца была распахнута и остатки питательной жидкости медленно сползали по стенкам. А две другие… Революционер прижал ладони к гладкой поверхности, вглядываясь в маленькое, плавающее в мутной субстанции тельце. Девочка была года на четыре старше своего брата. Слегка кудрявая, с каштановыми волосами. Через лицо ребёнка толстой полосой проходил глубокий ожог. Такие же ожоги испещряли руки и ноги. Вдоль живота протянулся медицинский шов, будто девочку сначала разрезали, а после зашили чёрными нитками. Опираясь на стекло дрожащими руками, Шрам сделал несколько шагов ко второй капсуле. Пересилив себя, Красный поднял глаза на находящуюся там женщину. Она тоже была изувечена. Вокруг шеи обвивалась цепочка синих гематом, кожа приобрела желтоватый, неестественно бледный оттенок, локти и колени были заменены железными протезами. Как у куклы, которой нерадивый ребёнок оторвал руки и ноги, а родители собрали остатки и прикрепили их обратно на шарниры.
— Милая, — Роберт прижался лбом к стеклу. Оно мгновенно запотело от тепла, исходящего от Смита. Плечи тряслись, было физически больно.
А ведь он даже имени её не знает…
— Папа, а они скоро поправятся? — Шрам повернулся на голосок, словно вырвавший его из затягивающего болота отчаяния. Мальчик сидел на столе, вяло болтая ножками без опоры, и указывал на своих маму и сестру. Диктор, копавшийся в ящиках, что-то ища, повернулся к малышу и снова взъерошил русые волосы:
— Конечно, солнышко.
Красному не нравились действия создателя, и поэтому революционер, бросив на капсулы прощальный взгляд, быстрым шагом направился к ребёнку. Рукав рубашки на мальчике задрался и Роберт только сейчас заметил проходящие по руке швы. Особенно крупным был тот, что располагался на запястье. Кое-где он даже успел покрыться рубцом. Смит был уверен, что если заглянет под рубашку, то найдёт ещё больше увечий. Но задуманное Шраму помешал исполнить учёный. Иглой шприца он набрал из стеклянной пробирки странную прозрачную жидкость и повернулся к малышу.
— Опять укол? — спросил ребёнок расстроено. Было видно, что данная процедура не доставляла ему удовольствия.
— Так надо, солнышко, — Ди взял в пальцы вату и уже собирался протереть руку мальчика в нужном месте, как дорогу ему перегородил Красный.
— Я не позволю тебе вкалывать всякую дрянь в моего сына.
— Номер Один, — мужчина попытался обойти клона, но получил грубый толчок в грудь, — Номер Один, пожалуйста. Ему всё хуже.
Роберт обернулся к мальчику. И в самом деле, малыш выглядел болезненно. За какие-то десять минут, прошедшие после их встречи в кабинете, его кожа мертвенно побелела, личико осунулось, а глаза сонно осоловели. Только Смит понимал, что если ребёнок сейчас уснёт, то больше никогда не проснётся. Поколебавшись, Шрам сделал шаг в сторону, наблюдая за каждым действием создателя. Учёный быстро продезинфицировал участок кожи на сгибе локтя и пощёлкал пальцами по шприцу, проверяя его работоспособность.
— Я не хочу, — чуть нервно произнёс мальчик. Услышавший это Красный, первым порывом которого было откинуть Ди от ребёнка, сжал кулаки. Это просто детская, неосознанная неприязнь к медицине. Все дети боятся уколов.
— Ты уже такой большой, но всё еще боишься такой ерунды? — Диктор погладил малыша по скуле, — ты же у меня храбрый.
— И вовсе я не боюсь, — надул ребёнок губы обиженно. Он протянул мужчине руку, и последний осторожно ввёл иглу в вену.
— Вот и всё. Ты молодец, — учёный отложил пустой шприц в сторону, — как только ты выздоровеешь, я обещаю, мы вместе пойдём в зоопарк.
— К жирафам? — сонно спросил мальчик, откидываясь в протянутые Ди руки.
— Да, к жирафам, — подтвердил учёный, направляясь к капсуле. Шрам грозной тенью следовал за ним. Диктор усадил уже почти спящего ребёнка внутрь, надел на его лицо маску, точно такую же как у его матери и сестры, и прикрепил к тельцу несколько проводов — один из трёх мониторов на приборе загорелся.
— Я хочу домашнего жирафа, — уже совсем неразборчиво попросил малыш. Пластиковая маска запотела от его дыхания, а глазки полностью закрылись. Мальчик уснул.
— Об этом нам надо договориться с мамой, — тихо прошептал учёный, закрывая стеклянную дверцу. Капсулу стало заполнять мутной субстанцией, поднимающей тело ребёнка на поверхность, пока внутри не осталось пространства.
Мужчина стоял около прибора, прижавшись лбом к стеклу. Так же, как это минутой назад делал Красный. Вдруг учёный судорожно вздохнул и сполз на колени, не отводя от капсулы взгляда. Роберту даже показалось, что он расслышал тихие всхлипы, но Смит отмёл эту мысль. У Диктора нет чувств.
— Как это произошло? — голос Шрама прорезал тишину. Учёный не оборачивался, всё ещё прислоняясь к стеклу, — я спрашиваю, что здесь случилось?
— Ошибка программы, четыре года назад, — теперешний голос Диктора не был похож на тот, что сопровождал Бобов на экспериментах. Глухой, надтреснутый, осипший, — Они вышли из жилого сектора и охранная система посчитала их за нарушителей. Они спрятались в одном из экспериментальных секторов и… Машина сочла их за… Объекты.
Объекты, да? Да, это слово идеально характеризовало отношение учёного к клонам. Объект, собственность, биомусор, пустое место. Справедливо, что он и сам пострадал из-за своей же позиции. Только радости эта справедливость Красному не приносила.
— Четыре года, значит? — повторил вполголоса революционер, — это много. Даже больше, чем моя жизнь. Выходит, я даже не первый? Ты и здесь лгал?
— Нет, ты всё ещё прототип под номером один. Изначально завод не был предназначен для такой, как бы сказать, пикантной работы, — Ди, уже вернувший в речь прежние безучастные нотки, шатаясь, поднялся с пола, — Это место было создано только для клонирования, а не для тестирования. После... инцидента я его доработал.
— Тронулся от горя головой и стал вымещать ненависть на нас? — язвительно выдавил через зубы Шрам.
— Возможно отчасти, — протянул Диктор задумчиво и растянул губы в фальшивой улыбке, — Наказание не было моей первостепенной задачей. Все эти годы я работал над...
— Мне наплевать на твои задачи, — оборвав создателя на полуслове, отрезал Красный, чувствуя, что снова начинает трястись от ярости, — И на все твои оправдания. Я даже не буду спрашивать, зачем ты убиваешь свои же творения. Что бы ты не сказал, я этого не приму. Я лишь хочу понять, зачем ты показал мне семью, которая даже не моя. Зачем ты показал мне
их тогда?
— Полагал, что ты узнаешь их, Номер Один, — учёный сделал несколько шагов к столу, — А если бы ты узнал их, то согласился бы помогать мне.
— Ты точно сумасшедший, — уже без какого-либо удивления проговорил революционер, — ты считаешь, что я действительно когда-нибудь стану твоим союзником?
— Когда осознал, что нет, я прервал проекцию, — ответил Ди, поворачиваясь к клону спиной. Учёный вдруг ухмыльнулся и по помещению стал разлетаться глухой, рваный смех. Словно вороньё над могилой каркало. Мужчина согнулся пополам, выплескивая наружу безумный хохот. Шрам замер на месте. Такого поведения от создателя он не ожидал. Диктор резко выпрямился и повернулся к клону, сверкая маниакальной улыбкой в электрическом свете приборов. Учёный быстрыми, переходящими в бег, шагами приблизился к Красному, хватая его за жилетку. Революционер попытался оторвать от себя обезумевшего мужчину, но пальцы Ди слишком цепко впились в ткань.
— Знаешь, Номер Один, ты же хотел ответов, да? Всю правду, всю историю, все детали без утайки?!
Взгляды клона и его создателя пересеклись. Они стояли практически нос к носу. Примерно одного роста, с одинаковыми чертами лица. Руки вцепились в одежду стоящего напротив человека с такой силой, что нитки в ней трещали и медленно, по одной разрывались. Оба пытались повалить соперника на землю, одержать над ненавистным врагом верх. И тут Шрам впервые увидел глаза учёного.
Они были алыми. Красные, словно глаза самого революционера, они светились в тени нечеловеческим, чокнутым, безумным блеском.
— Начнём с того, что наше имя — Роберт Смит!
