Дефицит

Наверное, спроси любого случайного фаната, что больше всего запоминается в Шастуне, и тот ответит: руки. Пальцы, запястья, кольца, браслеты. Арсений уверен в этом процентов на восемьдесят; на втором месте идут улыбка и смех. Арсений уверен в этом так сильно потому, что сам смотрит на руки Антона чересчур часто и чересчур подолгу. Антон шевелит пальцами почти постоянно. Он перебирает кольца, браслеты, он касается своего лица, своих волос, своих ушей, он сжимает и разжимает кулаки, стискивает край одежды. Арсений знает обычное расположение колец почти наизусть; оно немного меняется, но стандартная система, если начинать с мизинца правой руки: мизинец, средний, указательный, большой, большой, указательный, безымянный. Арсению нравится смотреть на эти кольца и эти пальцы: они музыкальные, длинные, тонкие, и запястья тонкие, а ладони довольно крупные, хотя и узкие. Эти руки — чертова эстетика. Арсений прекрасно понимает, почему фанатки так сходят от них с ума. Это красиво. Это бросается в глаза. Это притягивает взгляд и удерживает на себе гораздо дольше положенного. Это горячо. И… — Эй, Арс, ты с нами? — Дима щелкает пальцами перед его носом. Арсений моргает, переводит взгляд и смеется. — Земля вызывает Арса, прием. Наверное, задумался, какой он красивый… Или новую футболку придумывает, творец… Дима привычно подстебывает, Матвиенко привычно ржет. Антон смотрит на него, встречаясь взглядом, и трет пальцы друг о друга. Арсений сухо сглатывает, забывая о том, что как только он перестает смеяться, то его глаза сразу темнеют и выдают все, и отворачивается. Антон думает и что-то понимает. — Блять, — шипит Антон, когда его слишком длинные ноги путаются в покрывале, которое он неудачно попытался спихнуть с кровати. Они заваливаются на нее неловко, сталкиваясь всем чем только можно, смеются друг другу в губы, уже слегка припухшие, и предпринимают не слишком удачные попытки избавиться от одежды. — Следи за языком, — непонятно зачем бормочет Арсений, дергая футболку Шастуна вверх, и тот все-таки отстраняется, садясь более вертикально, чтобы стянуть ее с выступающих ребер. Арсений хватает ртом воздух, распластываясь под ним на кровати, и расстегивает на себе рубашку, отрывая пару пуговиц и неловко из нее вылезая. — Блять, — упрямо повторяет Антон, будто забыл все цензурные слова родного языка, когда отбрасывает скомканную футболку в сторону, куда-то на пол, и смотрит на свои руки, увешанные кольцами и браслетами. Он хмурится, кусает алеющие губы и пытается судорожно стянуть застревающие на вспотевшей коже побрякушки. Арсений хватает его за запястья, сжимая, наверное, чересчур сильно — на коже останутся следы от металлических частей впившихся браслетов. — Не надо, — хрипло просит он и тянет Шастуна на себя. — Оставь их. Мне они нравятся. Антон смотрит на него пристально помутневшими глазами, опускаясь сверху. Неловко ухмыляется.  — Тебя это заводит? — низко спрашивает он, проводя подушечкой пальца по пересохшим губам Попова. Тот снова сглатывает и на мгновение прикрывает глаза, чувствуя, как холодный и тяжелый металл кольца едва касается его подбородка. Джинсы все еще на нем и всё ещё застёгнуты, и это скоро будет приносить буквально боль, но мгновение вдруг замирает и затягивается, как густой мед, хотя несколько секунд назад они торопились так, будто за окном конец света. Арс открывает глаза, потемневшие до глубокой синевы, и, не отрывая взгляда от не менее темных глаз Антона, открывает рот, обхватывая длинный палец губами и скользя по нему вниз, до кольца. Шастун мечется взглядом с глаз Арсения на его рот и дышит неровно. Арс переходит губами на прохладное кольцо, чувствуя металл на языке, снова прикрывает глаза и еле слышно стонет, вскидывая бедра вверх, потому что терпеть сил уже нет. Антон издает тихий рык и целует его, проводя скользким от слюны пальцем по слегка колючей щеке Попова. Арсений где-то упустил момент, когда «гомофоб» перешло во все это, но он низко стонет каждый раз, когда кольца Антона касаются его пылающей кожи. Например, впечатываются в бедра, которые Шастун сжимает буквально до синяков. Или скользят по шее, перед тем, как пальцы сильно стиснут короткие черные волосы на затылке. Или ладонь Антона с силой проводит по его спине вдоль позвоночника, и кольца царапают кожу, а металлическая висюлька с одного из браслетов холодным касанием скользит перед ними. Арс любит Антона. А еще его руки. Пока ему не совсем ясно, что сильнее. — Ты же понимаешь, что я не могу с ними спать? — негромко спрашивает Антон, глядя в потолок. — Мгм, — согласно мычит Арс, не открывая глаз. — Значит, я могу их сейчас снять? — уточняет Антон. Арс улыбается и мычит отрицательно. — Ну и что это значит? — спрашивает Шастун скептически. Арсений открывает глаза, приподнимаясь на локте, и неторопливо берет руку Шаста в свою, как будто та — редчайший музейный экспонат. — Я сам сниму, — говорит Арс. Он переворачивает кисть Антона ладонью вверх и мягко ведет от вен на запястье к концу среднего пальца. Потом легко касается кольца и тянет его аккуратно, скручивая, помня, что с чужих пальцев снимать всегда сложнее. Антон смотрит на это все скептически. Арсений погружает указательный палец Антона в рот и стягивает кольцо зубами, отстраняется, перекатывает во рту, пряча за щекой. Шастун выдыхает прерывисто и отворачивается, прикрывая лицо свободной рукой. Нервно смеется, сжимая виски. Арсений довольно улыбается, языком выкатывая кольцо из-за щеки и зубами надевая его на собственный безымянный палец левой руки — у него пальцы чуть толще, чем у Антона, так что такой вариант единственный возможный. Он понимает, почему Шастун смеется. Смех — естественная защитная реакция. То, что происходит, когда касаются их пальцы, когда Арсений медленно, не торопясь, освобождает руки своего парня от всего металлического и кожаного, когда кисти Антона становятся странно обнаженными, голыми, беззащитными, намного интимней, чем секс, и это проходится по нервам, как по струнам хорошо отлаженной гитары. Становится издевательски тихо. — Твои руки, — выдыхает Арсений, закрывая глаза ладонью, стискивает большим и указательным пальцами переносицу, качает головой, лежащей на смятой подушке, — твои руки просто блядская эстетика. — Кто-то что-то говорил про «следи за языком»? — тянет Шастун, кидая на Попова мутный взгляд. Арсений смеется, убирая руку с лица. — Да, — не спорит он. — Следи за языком, — повторяет он и коротко облизывает вечно пересыхающие губы.