Бесполезная иммунная. Часть первая.(Перезалив. "Глава" - старые главы, "день" - новые")

Чтобы добраться до аэропорта, нам пришлось вернуться назад, правда, обходными путями, иначе до нас бы добрались дружки Димы. Едва мы прошли семь-восемь кварталов, как я рухнула на асфальт, ясно изображая из себя мутированного слизняка. — Я не дойду до аэропорта! У меня жутко болят ноги! Хоть убей, а я так далеко не пойду! На пять часов ходьбы меня не хватит! — проныла я, переворачиваясь на живот. Даже если сейчас придут злобные какашки-инфицированные с арматурами и ножами, я не встану. Ноги в маленьких кроссовках ныли еще больше, чем вчера, а раны нещадно саднило, даже обезболивающее уже не помогало. — А кто сказал, что мы идем в аэропорт? — удивился забинтованный, поправляя свое ружье. Как там оно называется, Сайга? И причем он сделал такие искренне-недоумевающие глаза, что мне стало противно. Он же сам и говорил! Я уже хотела высказать все, что думаю о своем напарнике, как Дима хитро прищурился и, визгливо хихикнув, уточнил: — Я не говорил, что мы идем в аэропорт сейчас, — псих сделал ударение на этом своем «сейчас». — Мы в скором времени пойдем в аэропорт. А сейчас мы пойдем в одно место, где можно взять много чего интересного, потом в еще одно место, где тоже можно взять много чего интересного, а затем, скорее всего, вернемся к первому месту… — речь Димы вдруг стала немного запутанной и непонятной, он начал что-то бурчать себе под нос, смотря на меня отсутствующим взглядом. — Ди-и-им? — позвала я его, немного привставая. Окей, из-за какашек-инфицированных вставать я не буду, но вот из-за какашки-иммунняка буду, тем более, что еще неизвестно кто из них более безбашенный. Глаза психа вдруг разъехались в разные стороны, от этого он стал выглядеть еще более жутко, а затем собрались на переносице. Конечно, в любой другой ситуации это выглядело смешно, но явно не в этой, когда из-за соседнего угла могут появиться пере-люди с арматурами наперевес. Едва эта мысль промелькнула в моей голове, как я тут же скуксилась: в любой другой ситуации выглядело бы смешно, что я валяюсь на асфальте, но не в этой… Вдруг Дима вздрогнул и его глаза вернулись в прежнее положение. — Ась? — Хуась, — я облегченно вздохнула и окончательно поднялась на ноги. — Так куда мы там в первую очередь идем? Забинтованный несколько раз обернулся вокруг себя, ориентируясь в пространстве, а потом вдруг резко закинул голову и посмотрел куда-то наверх. Причем так резко, что сделай так я, у меня голова бы точно хрустнула и покатилась по асфальту, полному дырок. С минуту постояв в таком странном положении, Дима поднял руку и пальцем указал на крышу соседнего дома. — Вот туда мы идем в первую очередь. Там улица. «Все. Он окончательно свихнулся», — решила я, но все-таки пошла за ним, весело перепрыгивающим через ямы, которые были доверху заполнены водой. Кажется, ему очень нравится это занятие. Когда Дима вдруг промахивался и становился мокрым по колено, он издавал странные звуки, от которых невозможно было не хохотать. Но едва на конце улицы показалась шатающаяся группа фигур, частично смахивающих на человеческие, как смех пришлось прекратить и очень-очень быстро подбежать к старому, обветшалому подъезду. Таких великое множество в России, на каждой советской улице можно найти в наспех построенных пятиэтажках с деревянными рамами. — Дамы вперед! — забинтованный пропустил меня, изображая из себя дворецкого или швейцара. На это высказывание я только хмыкнула и покраснела. «Джентльмен всегда пропустит даму вперёд, чтобы посмотреть, как она выглядит сзади», — так говорил моему двоюродному брату дядя, когда они вдвоем учили хорошие манеры, тренируя их на мне. Лестница была такая, как во всех обычных подъездах: темная, покореженная, в воздухе отчетливо пахло плесенью и потом, по площадкам валялись доски и какие-то коробки, а иногда попадались даже использованные гильзы. Едва мы добрались до последнего, пятого этажа, как я увидела то, что видеть явно не собиралась: люк на крышу был распахнут, к нему вела железная стремянка, а на самой крыше звучали усталые голоса и шуршания пакетов. На этот раз к лестнице первым подошел Дима, и, проверив ступеньки на прочность, он забрался наверх. Поправив свой наилюбимейший рюкзак, я хотела последовать его примеру, но едва я перенесла вес на правую ногу, как тут же зашипела от боли: раны на ступнях давали о себе знать. Взяв себя в руки, я все же преодолела порог из семи железных прутков и влезла вслед за забинтованным. — Ничего себе! — воскликнула я, как только огляделась. На крышах нескольких соседних пятиэтажек раскинулся настоящий базар. Стояло очень много разноцветных палаток, сейчас, правда, пустовавших, ходили люди, о чем-то разговаривали, что-то кричали друг другу, держа в руках кто нож, кто что-то типа Диминой Сайги. Этот пейзаж напомнил мне то время, когда в наш город приехал настоящий передвижной антикварный рынок, и мы ходили по нему с родителями, рассматривая разные безделушки, типа статуэток маленьких слонят или же красивых ваз. — Привет! Одна нога хорошо?.. — к нам подошел мужчина лет сорока в теплой черной куртке. На шее у него был значок в виде двух скрещенных треугольничков обведенных кругом из значков, а лицо покрыто шрамами режущего типа. Иммунный, из которого выжали все, что могли, и выпустили из лаборатории. Я тут же прониклась к мужчине уважением: очень редко кого отпускали из этих кабинетов смерти. — А две сытней, — с явным раздражением ответил Дима, — зырь кого раздобыл, — он указал в мою сторону. У меня просто челюсть отвисла от такого обращения. «Раздобыл»? Я че, принцесса в башне, чтобы меня добывать? Или кто? И вообще, никто меня не добывал, я сама приперлась как дура на эту чертову улицу Желябова, еще и от страху свалилась в обморок и не оказала должного сопротивления! Так что нечего тут говорить, что меня добыли! Меня никто не добывал! я сама себя добыла! Почти что своими руками! — И что? Типа баба? Или типа иммунная баба? Или типа добрый друг и хороший товарищ? — с сарказмом спросил мужик у забинтованного и повернулся ко мне, сильно меняясь в лице со злобной гримасы на сахарно-фруктовую. — Ты, это, плохую компанию себе выбрала, он тот еще ненормальный… — Не наговаривай на меня! — возмутился Дима, косясь на мужичков с длинными ножами, которые прошли рядом. — Это если меня бесить я плохой, а так я очень даже ничего. И вообще, я не по этому поводу к тебе приперся. Нам нужна одежда, оружие, пожрать и мелочевка; мы пойдем до аэропорта. Мужчина покосился на психа: — За машиной?.. — получив в ответ утвердительный кивок, он помрачнел. — Увы, друг сердешный, ничем не могу помочь. У нас вон, видишь, все ушли с рынка. Одежда только в соседнем ТЦ, — мужчина рукой указал куда-то вправо от меня, туда, где высилось еще не свалившееся колесо обозрения, — оружие сейчас все дерьмовое и подержанное, тебе точно не подойдет. Пожрать нам бы самим где достать, уже возраст не позволяет быстро бегать и добывать, сам понимаешь. Хотя это-то все ладно, но у нас воды в обрез. Мы уже все соседние дома облазили — нет воды, все закончилось. Водопровод не работает, не удивительно, раз такая ситуация, а остальная вода зараженная. — Чем зараженная? — удивился забинтованный, делая глаза по пять рублей. А то так догадаться нельзя. У нас река светится, конечно, и правда, это нормально, вода ведь всегда в темноте светится. — Люминолом. Он как бы и не опасен, но, гад, светится, а раз он светится, значит в воде щелочь разведена или диметилсульфоксид есть, а это не круто. Я удивленно посмотрела на мужика. Он вот прямо с лету сказал «диметилсульфоксид», прямо без запинки, прямо вот взял и сказал. Прямо вот ртом сказал. Чтобы мне выговорить слово, состоящее больше, чем из семи слогов, нужна длительная подготовка, потому что я часто заикаюсь, а тут человек ПРОСТО ВЗЯЛ И СКАЗАЛ — это стало для меня шоком. — Вот если бы её можно было бы как-нибудь опреснить, но у нас закончились все обеззараживающие таблетки, а кипятить неудобно — пар просто выветривается. Так что вам придется побродить еще по городу, может найдете какой еще не до конца разгромленный оружейный магазин… — расстроенно сказал мужик. — Ник, да ладно тебе, неужели дело только в воде? — спросил Дима, взяв меня под руку и потянув куда-то к концу крыши. — Конечно. Тут были молодые парни, продавали лекарства, они же и еду притаскивали. А тут как жиж им: они набегались, умаялись, а вернувшись даже выпить нечего. Был запас водки, но, сам понимаешь, она тоже не бесконечна. Забинтованный только понимающе кивал головой на расстроенную речь Ника. Похоже, тут и вправду несладко: солнце печет и ветер дует, а внизу часто ходят инфицированные — сложно что-то сделать. — А обычную воду вы можете достать? — я поинтересовалась только из вежливости. Хотя нет, скорее, я это сделала потому что мне не нравилось, что эти двое разговаривают, а я как бы ни причем и ни о чем. — Ага. Тут вон, в соседнем дворе колонка древняя, её очень давно тут сделали, фиг знает почему, а вода льется, — ответил Ник, — а зачем тебе? Я пожала плечами. — Просто. Если налить в кастрюлю грязной воды, посередине кастрюли поставить стакан, а сверху накрыть какой-нибудь непромокающей штукой и придавить её камнем, то, испаряясь, вода будет оседать сначала на штуке, а потом стекать вниз, в стакан. Чистая. Мы подошли к странной установке. Я видела такие когда-то давно, когда была у бабушки, они стояли над одной небольшой речушкой. От крыши рыночной многоэтажки к соседней тянулся трос, на нем висело несколько ручек, за которые нужно держаться, и таким образом, отталкиваясь от края одной крыши, перелетать на другой. Правда, вся эта конструкция прочной не выглядела. Ник выглядел странно задумчивым, словно бы в голове его медленно-медленно крутилось мое решение проблемы. — Ну, чего встала? — Дима подтолкнул меня к установке, но, видимо, не рассчитал сил, и я почти свалилась с крыши, едва умудрившись схватится за соседние перила. Это все произошло так быстро, но я успела три раза наложить в штаны и семь раз попрощаться с миром нашим и поприветствовать мир иной. — Ха-ха, звиняй. Хватаешься за рукоятку и лети-и-ишь! — хохотнув, псих сделал вид, что является птичкой и легко подскочил к тросу. Одной рукой придерживая Сайгу, а второй держась за ручку, он с размаху перелетел почти десятиметровое расстояние, заливаясь гоготом. — Всем спасибо, я высоты боюсь, — протянула я, осторожно смотря на землю. Желание свалиться и оказаться лепешкой где-то внизу, оставшись безызвестным человеком, меня не посещало. У меня уже давно прошел этот период, когда мне хотелось лазать по многоэтажкам и любоваться оттуда красотами. — Не кипишуй. Трос крепкий, я сам не раз проверял, а с той стороны тебя Димон поймает, — начал безуспешно успокаивать меня Ник. — Дядь Николай! — заорал забинтованный с соседней крыши. — Если ерепенится, то просто скиньте её и дело с концом! Будет меньше выпендриваться! Не обращая внимания на эти слова, я мужественно смотрела вниз, пытаясь себя успокоить. На самом деле я не боялась высоты. Я боялась застрять на середине этого чертового каната, вот этого я точно боялась. После того, как мои родители развелись, они разъехались по разным городам. Мама осталась здесь, в Перми, а отец уехал в Воронеж. Иногда я приезжала к нему, и мы обязательно куда-нибудь ходили: в парк, в пиццерию, в аквапарк, в кино, а однажды даже побывали в цирке. Но больше всего мне запомнился поход в канатный городок, который находился в парке рядом с папиным домом. Там был такой участок дороги: трос, а на нем стоял настоящий велосипед. Прямо вот настоящий, укрепленный и как следует взвешенный. Я, как самый храбрый человек, залезла на него и поехала, но из-за маленького веса застряла на полпути. Ни туда, ни сюда, ни назад, ни вперед. И, как назло, еще и работник отошел. В общем, я просидела на этом велике в трех метрах над землей почти полчаса, и с тех пор боюсь высоты до жути, особенно когда действительно высоко. — Я тебя еще раз изнасилую, если сейчас же залезешь на этот чертов трос! — теряя терпение, прокричал Дима. Все тут же повернулись к нам. Этого я вытерпеть уже не смогла. Подпрыгнув, я ухватилась за рукоятку и буквально за секунду перелетела на другую крышу, где меня поймал забинтованный. Впрочем, зря он это сделал. Как следует размахнувшись, я вмазала ему по лицу, затем коленкой ударила в самое-сокровенное-место и третий удар обрушила ему на спину, отчего Дима сразу же рухнул, не переставая вопить: «Мать твою за ногу! Кто тебя уродил такую?!». Дав ему смачного поджопника и вальяжно засунув руки в карманы грязноватых джинсов, я с вызовом посмотрела на окружающих. «Ну и чо? И чо вы своими глазенками лупаете? Я памятник Венере Милосской? Ну и умею я драться. И чо вы так на меня зыркаете?» — думала я, особо не прислушиваясь к воплям психа, который яростно жалел себя, свою колбасу и свое существование. Мужики тупо посмотрели сначала на меня, потом на валяющегося Диму, разом все повернулись и занялись своими делами. В сложившейся ситуации только круто, что девушка может за себя постоять. «Хоть бы пожалели меня, гады», — промелькнуло в голове, когда я начала копаться в рюкзаке, но тут же я отогнала эту никчемную мысль. Да тут каждый не прочь провести ночь с девушкой, пусть и сделают это насильно, главное, чтобы не у всех на виду. А так работает стадное чувство. Достав бутылку, я допила воду и скривилась. Слишком мало. Чтобы хоть как-то успокоить свой бушующий разум, я кинула уже пустую тару в насильника-некрофила, случайно попав ему в голову, отчего тот снова взвыл, но на этот раз вскочил и, схватив меня за волосы, прошипел на ухо: — Ты ёбнулась?! Нет, ты ёбнулась что ли?! Еще раз ты такое сделаешь, я тебе глаза повыковыриваю и руки твои длинные отрежу, поняла меня?! Потом трахну, потом убью и еще раз трахну! Все ясно?! Расставив приоритеты, я приподняла руки, словно бы сдавалась, и тихо сказала: «Да». — Договорились, — Дима отпустила меня, и я тут же принялась вытирать свое бедное и несчастное ухо. Он так брызгал слюной, что заплевал мне чуть ли не все плечо. Угроза на меня особо не подействовала. Если я не смогла дать ему отпор тогда, то это только из-за того, что я вообще не понимала, что происходит и была в шоковом состоянии. Сейчас же, несмотря на боль, я вполне пришла в себя, и хоть пару раз врезать успею. Забинтованный, с дико злым лицом, взял свою Сайгу и, не дожидаясь меня, пошел к другому краю крыши, где я видела очередную установку с тросом. Так мы прошли несколько крыш и, наконец, оказались на главной улице. Всего один прыжок — и мы окажемся на крыше того ТЦ, про который говорил Николай, но это было для меня уже слишком: кажется, что трос длиной почти пятьдесят метров! Едва я это поняла, как у меня задрожали коленки. Руки, которые и так ужасно болели после «распятия», явно не желали давать себе еще нагрузки. Они ослабли и едва удерживали рюкзак на плечах, что уж тут говорить про мой собственный вес. Псих уже приготовился первым полететь аки птичка, как я воскликнула: — Дим, стой! — Ну чего тебе? — недовольно обернулся забинтованный. Он был сильно раздражен, потому что он один мог бы даже без этой остановки у Ника дойти до аэропорта за пять-шесть часов, а может и меньше, а тут я. Неподготовленная, неумелая, всего боящаяся. — Я не смогу. У меня руки болят сильно, — я показала напарнику ладони. Тот нахмурился. Бинт уже начал краснеть: рана открылась, пошла кровь. Подойдя, Дима оглядел меня. На его щеке еще краснел след от моего удара, мне тут же стало стыдно. По крайней мере, теперь-то мы напарники, чего я сейчас на него набросилась? Вдруг забинтованный снял свою Сайгу и протянул её мне. — Держи, головой отвечаешь. Я аккуратно взяла оружие и повесила его за ремень через плечо, ожидая дальнейших приказаний. Псих же повернулся ко мне спиной и присел, предлагая сесть ему на спину. — Да ты меня не удержишь! — воскликнула я. — Ты чего?! Но Дима посмотрел на меня так, что я мигом поняла: мужиков в округе нет, так что и трахнет, и убьет, и трахнет, поэтому быстро залезла куда велено и обхватила шею забинтованного руками. Парень подпрыгнул и ухватился за ручку. Ветер тут же засвистел в ушах, а глаза начали слезиться, я поспешно зажмурилась. Своим напором ветер не давал даже дышать, и чтобы хоть раз сделать вдох, я уткнулась в шею забинтованного, и, конечно, может мне и показалось, у него дрогнули руки. Еще пару секунд такого полета, и мы приземлились точнехонько в центр крыши ТЦ. В правом углу темной дырой зиял открытый люк, к которому и поспешил Дима, отобрав у меня Сайгу. Едва мы оказались в помещении, как я тут же дрожащими руками принялась копаться в рюкзаке. Кровь заливала мне руки и пачкала рюкзак, я старалась делать все поскорее, но это только увеличивало мою неуклюжесть. Забинтованный подошел ко мне, чуть ли не с злорадством наблюдая за моими попытками как-то остановить кровь. — Ёбнутая, говорю же, — констатировал он, когда я, пытаясь открыть косметичку с бинтами, уронила её. — Дай сюда, лекарь недоделанный. Не умеешь — не суйся. — Никогда не поздно научиться, — тихо возразила я, смотря, как Дима отрывает кусок марли и достает антисептик. Обрабатывать рану всегда больно, но я как могла сдерживала вырывающиеся наружу шипение. И почему мне до этого не было так больно?!