Бесполезная иммунная. Часть первая.(Перезалив. "Глава" - старые главы, "день" - новые")

Проснулась я с тем самым чувством подозрительности, когда кажется, что-то, что было вчера, на самом деле тебе приснилось, и не совсем понятно, правда это или нет. Но едва я зевнула, как тут же мне в рот попали концы коротких волос, и я закашлялась. Черт! Неужели я и вправду их подстригла? Под каким наркотиком я была, что сделала это?! Ужас какой! Левую булку моей пятой точки вдруг что-то укололо, и я вскочила с кровати, обматерив утро, Диму, себя и весь белый и черный свет. Оказалось, что я неловко повернулась и острый конец ампулы вонзился мне в кожу. Проверив флакон на свет, — наркотик остался наркотиком и никуда не исчез, все так же бултыхаясь, — я быстро стянула с себя футболку и надела кофту, накинув на голову капюшон. «Может, хоть это немного скроет это чертово пятно», — подумалось мне, когда я посмотрела на пустую кровать. Скорее всего, этот мерзкий псих уже свалил куда-нибудь в бар, или же в гараж, проверить готовность машины. Да, сегодня мы едем в Лесной, надо бы как следует собрать рюкзак, чтобы потом не носится туда-сюда, когда будем отъезжать. Я разложила все вещи по специальным кармашкам, сперла из ванной хозяйственное мыло, потому что что-что, а вот такую вещь я навряд ли где-то найду в ближайшее время. Рюкзак был довольно тяжелым, но я же привыкшая, со школы таскаю кучу учебников, а там еще сменная обувь и физкультура. И совсем неважно, что уже все школы мира отказались от тяжелых учебников и заменили на простенькие, но куда менее тяжелые планшеты, это же великая Россия! Она всегда на шаг поза… хм, впереди. Всегда. Кинув сумку к двери, я достала пластмассовую расческу и попыталась расчесать ставшие дико непослушными волосы. Промучившись где-то минут с пять, я все же решила больше никогда и ни за что на свете не отрезать себе волосы даже под страхом смертной казни и запульнула средство для наведения красоты в пластиковое ведро, но не попала. Зато я выполнила свое давнее желание: снаряд попал прямо в лоб вошедшему Дмитрию, снова забинтованному под мумию. — Твою мать! — заорал псих, хватаясь за ушибленную голову. — За что?! Я решила воспользоваться ситуацией и, хмыкнув, ответила: — За разгульный образ жизни и действия, которые меня периодически нервируют. Как машина? — Нормально машина, — напарник почесал лоб и, закинув мой рюкзак на спину, вышел из комнаты, знаками показав мне следовать за ним. Хотя часть этих знаков была все-таки факами. Подтянув джинсы, я кинулась за Димой, надеясь, что встречу одну из вчерашних жертв моего защитника, лишившихся детородного органа. Ну интересно же посмотреть! Хотя и противно, наверное… Забинтованный в баре не остановился, а вышел на улицу, игнорируя мою телепатическую подачу сигналов о голоде. Поэтому мне пришлось побежать быстрее, чтобы догнать нерадивого напарника. Ну, то есть как бежать: я просто перепрыгнула через перила второго этажа и приземлилась точнехонько на голову какому-то дяденьке, поедавшему как следует приправленный перцем салат. Быстро извинившись, я кинулась вслед «великому и страшному» Диме. — Стой, гадкое существо! Стой! — закричала я, обнаружив, что забинтованный уже на середине пути к гаражам. Псих остановился, и я смогла его догнать, — понадобилось около пятнадцати секунд. — Ну ты долгая, — протянул Дима, наблюдая, как я откашливаюсь и пытаюсь выровнять дыхание. — Я… я есть хочу вообще-то, — я выпрямилась, но тут же скривилась, потому что бедро пронзила острая боль. Не быть мне главным героем известной апокалиптической саги: я даже подняться без головокружения и потемнения в глазах не всегда могу. Забинтованный махнул рукой и скорчил издевательскую рожу: — Я в машину положил достаточно, чтобы даже такая как ты наелась. Секунды две до меня доходил смысл слов этого придурка, а потом я просто ногой ему врезала в живот, отобрала рюкзак и, оставив беднягу корчится одного на асфальте. пошла к гаражам. Конечно, мне это окупится, скорее всего очень сильно окупится, но не надо так намекать на мой вес! Тем более, что избыточного у меня нет! Я вообще едва вылечилась от анорексии, и едва заново построила себе новое тело из спички. А тут еще и такой «аккуратный» намек! Как же я ненавижу тех, кто смотрит на людей, у которых «что-то не так», с таким презрением, словно бы ему хочется блевать от одного запаха «не таких»! Сколько времени, сколько же времени мне приходилось терпеть это многозначительное «хм» от окружающих и разные советы в трудные периоды моей жизни. «Тебе просто нужно поесть», «прекрати страдать ерундой», «нужно просто перестать грустить», «тебе нужно чем-нибудь заняться», «ха, ты притворяешься», «ты всего лишь хочешь больше внимания к своей персоне», «поесть — не трудно, просто возьми чертову ложку и засунь себе в рот суп». Слова не только дурацкие, но еще и со знаком минус: лучше от этого точно не становилось. И даже после лечения, когда мне говорят что-то про то, как я выгляжу или про мое здоровье я не могу справиться с гневом. — Хой, Вика, прывет! — мне помахал Гвоздь, едва я подошла к гаражам. — Как дэла? Мужыкы тэба сильно напугхали, ды? — на мой кивок главарь аэропорта усмехнулся. — Ды оны ужэ понэслы наказаныэ, зналы же, што нэльзя. У нас такоэ правыло: в аэропортэ ныкаких стычек. За прэдэлами — пожалуйста, а так нэльзя. Так што Дымон правильно сдэлал, што так их измучыл — самы выноваты, хота, навэрноэ, это всо жэ чэрэзчур… — Гвоздь поморщился. — Но опать же самы выноваты. А вот машына ваша, — он указал на машину, стоящую рядом со мной, — красавыц, а? Я даже остолбенела. «Красавыц» — не то слово. «ОГОСПОДИЭТОЛУЧШАЯМАШИНАВОВРЕМЯАПОКАЛИПСИСА» — вот это слово. Причем именно большими буквами. Синий огромный автомобиль, к каждому окну пришпилено минимум по одной решетке, на бампере большая штука непонятного предназначения. скорее всего для защиты. — Мы помэнялы двыгатель, — начал загибать пальцы Гвоздь, — лоб и борта усылылы стальнымы лыстыми, — почти шесть мыллыммэтров, — замэнылы стекло на бронырованное, установылы бэзвоздушные шыны, а эсчо взалы новую разработку ыз Екатэрынбурга, такую штуку, она позволяет машыне ошень мало кушать бэнзин, — мужик говорил со мной, как с маленькой девочкой. «Такую штуку», ну да, а так объяснить не судьба? — Вот. Есчо оружия туда понакыдали, Сайгу надыбали, Дымон жэ попросыл, Калышэй нашлы, вот. Там жэ ножэй есть штук пятъ, а есчо гранаты новые закынулы. Во, — главный указал на крышу, — вышь, пулэмет. Пол-ночи придэлывали. Там лук есть, во, — Гвоздь залез на машину, и указал куда-то в место соединения пулемета с крышей, по-видимому, указывая мне на люк, — можно пулэмет убрать внутрь. Прыкольно вышло, главне, штоб патроны не закончылысь. Лук, кстаты, изнутри блокыруется, новая разработка мыхаников, — мужчина указал куда-то в сторону кучи сломанных и ржавых машин. — Там есчо всэго по мэлочы, вэревка там, инструмэнты, спальныкы и все такоэ. Ток смотры, коли у Дымона опятъ мозги набекрэнъ встанут, и он рэшит под открытым нэбом ночеватъ, хоть пистолэтом угражай, но пусть он тэба в люды вывезет. Страшно ночью одним спать, дажэ в таком звэрэ, — Гвоздь слез и похлопал по решетке бокового окна. — Так што смотры. Там еще карта лэжит, мы сами составляли. Подошел злой Дима. Очень злой. Кинув рассерженный взгляд на главного, мой напарник дал мне оплеуху, скинув тем самым капюшон, забрал у меня рюкзак и закинул его в багажник. Кажется, если бы здесь не было Гвоздя, я бы, возможно, уже лежала в обмороке и, что не менее вероятно, даже лежала бы без штанов, что еще более страшно. Проведя забинтованной ладонью по капоту, псих ухмыльнулся и повернулся ко мне: — Как назовем? Я пожала плечами и, снова напялив капюшон под недоуменный взгляд Гвоздя, точно заметившего, что у меня половина шеи синяя, ответила: — Шон. Был фильм такой, старый, еще в десятых годах вышедший, «Зомби по имени Шон». Имя прикольное. Главарь аэропорта хмыкнул и показал мне большой палец. Мой напарник же скривился, но он явно был не против. — Чудесно. Залезай, — Дима залез на водительское сиденье и включил зажигание, одновременно проверяя показания на маленьких странных экранах и доставая карту. — Спасибо за такой замечательный автомобиль! — воскликнула я, на прощание обнимаясь с Гвоздем. Механик улыбался и приглашал после Лесного приехать обратно, для проверки пулемета и просто так, погостить. Итак, все же мы выехали. Несмотря на то, что нам ехать всего часов пять, наши сборы были куда длиннее самого пути. Но мы подготовились так, как уже невозможно подготовиться. Едва поднялись ворота из аэропорта, как меня тут же охватила та самая нерешительность и страх, которая бывает перед первым выступлением. Если говорить честно, то я никогда и никуда не ездила без родителей, даже с друзьями на речку, и я все еще пребываю в легком шоке, что я вообще жива. До сих пор жива! И вот прямо сейчас еду в защищенном по самые яйц… кхе, колеса, машине и смотрю в окно сквозь частые прутья решетки, чтобы получше разглядеть что там, снаружи. Дима вилял и периодически нажимал на газ слишком резко и сильно, отчего я чуть ли не носом впечатывалась в экранчики. Он явно это делал специально, но я все равно пялилась в окно, надеясь увидеть что-нибудь интересное. И это интересное не заставило меня ждать. На большой скорости мы проехали мимо существа, одиноко сидевшего около дороги, в густой и высокой траве. Я тут же крикнула напарнику, чтобы он остановил машину — на зомби существо точно не было похоже. Дима вытащил из бардачка длинный охотничий нож и протянул мне, сам же обзаведясь топором. С настолько близкого расстояния Сайга мало чем поможет. Я вылезла со своего места и крадущимся шагом подошла к существу. Да, да, известно, что это опасно и вообще лучше из машины во время апокалипсиса не вылезать, но мне вдруг стало так интересно кто же там все-таки… В траве, горько вздыхая, сидел здоровенный ньюфаундленд. Едва я подошла поближе, как собака подняла на меня взгляд и оскалилась, становясь в позу нападения. Дима тут же схватил меня за плечи и резко отодвинул от пса подальше, отчего ньюфаундленд зарычал. — Хей, хей, — я оттолкнула напарника и осторожно подошла к собаке, кладя на землю нож, — тише, песик, давай дружить! — Дима начал что-то завывать про то, что собакен может оказаться бешеным., но мне было немножко плевать, мне срочно нужен был сотоварищ по несчастью. Причем мое несчастье — это компания одного забинтованного инфицированного. Пес зарычал громче, но уже не на меня, на психа, — да не обращай ты на него внимания, — посоветовала я, — ты чего тут сидишь? Хочешь с нами поехать? — я говорила спокойно, чтобы случайно не напугать собаку. Я вообще не очень сильно боюсь животных, только крыс немножко, и то только потому что у них хвосты противные, а сами они огромные. — В смысле «не обращай внимания»? — возмущенно взвизгнул Дима. — В смысле «с нами поехать»? Ты соображаешь, что говоришь? Ньюфаундленд посмотрел на моего напарника с таким оттенком превосходства во взгляде, что я сразу же поняла, что эта собака, во-первых, совсем не бешеная, а во-вторых она умнее этого забинтованного. Я тихонько протянула руку к песелю и заметила, что в длинной черной шерсти затерялся ошейник. Я проверила его, оказалось, что там была надпись: «Вик». — Вик? Тебя зовут Вик? — спросила я у пса. Тот радостно завыл и начал прыгать по траве, зовя куда-то в лес. Я уже сделала шаг в плохо видной дорожке, как Дима остановил меня, хлопнув по руке. — Ты долбанулась? Куда ты собралась переть? В лес? Да там же инфицированных наверняка куча! Поехали в Лесной, ты же сама хотела! Но я отмахнулась и, схватив нож, побежала за Виком. Странное имя для собаки. Еще страннее, что меня зовут Виктория, а его — Вик. Может, это судьба? Хотя я не верю в судьбу, но все же… В лесу было… Ну, как в обычном лесу. Когда мама с папой еще были вместе, такой лес был для меня среднестатистически нормальным. Здесь вовсе не было полумрака, как порой пишут в каких-нибудь плохоньких романах, мы ведь около дороги, даже наоборот, было довольно светло. Трава приветливо шуршала под ногами, а где-то наверху, там, высоко на ветках, чирикали птички. Красота, да и только, хотя прямо сейчас бросай все и тут селись. Только завывания черного пса мешают здешней идиллии: он бегал взад-вперед по поляне, громко и непрерывно лая, словно бы зовя меня куда-то. — Так, а ну! — воскликнул забинтованный и, ударив меня под коленку, да так, что я упала, накричал на Вика, что «никто никуда не идет». — Не рычи на него, поганый пидорас! — пощечина получилась звонкой, даже показалось, что у меня уши заложило. — Я пидорас? Я?! — Дима решил со мной не церемонится и повалил на траву, потянувшись к застежке ремня на джинсах, ногой отталкивая упавший нож в высокую траву. — Я тебе сейчас покажу, что я не пидорас! Я очень даже натурал! Я дико заорала и попыталась скинуть напарника со своей спины, одновременно покрывая матом все детородные органы мужчин этого мира, но Вик, этот замечательный пес, грозно зарычал на психа и с разбега прыгнул на него, чтобы спасти меня. Меня это не только спасло — я успела вывернуться и порыться в траве, где и нашла мое нью оружие. Вик явно успел как следует царапнуть Диму, но едва я поднялась, как пес тут же подбежал ко мне и, схватив зубами за край кофты, потянул в лес. Я кинулась дальше по дорожке, надеясь, что мой напарник немного поостынет, когда меня догонит. Пес выбежал на полянку и остановился, жалобно воя. Задыхаясь и убирая паутинку и листики с лица, я вышла следом за Виком, со страхом озираясь. Что-то мне подсказывало, что все-таки сюда идти не надо было. И почему мое шестое чувство говорит мне что-либо только тогда, когда я уже сделала то, что не надо было делать?! Полянка была, как и лес у дороги, хорошо освещенной. Много ярко-салатовых красок и желтого света, а воздух прозрачный как вода в кухонном фильтре. Но, чёрт… Посередине поляны лежало несколько дохлых коров, а спиной ко мне, без штанов, делал что-то на редкость подозрительное инфицированный. Вик снова завыл и больной обернулся, посмотрев на меня пустыми глазами. Я почувствовала рвоту, тихонько подбирающуюся ко рту и жжение в горле. Секунду псих смотрел на меня, потом тяжело поднялся, словно на его плечах было мешков семь картошки, и сделал медленный шаг ко мне. Решив дальше не испытывать судьбу и терпение леса, я схватила Вика за ошейник и потащила за собой. Лучше Дима, чем этот зоофил! Сзади послышался рык, дядя псих был очень не рад, что его подергивания в сторону трупов коров кто-то потревожил, и звонкий хруст старых и сухих веток. Вик снова завыл и, дернувшись с такой силой, что мне не оставалось ничего, кроме как выпустить ошейник из рук, побежал к психу и повалил на землю, принявшись лизать ему лицо, очень еще даже в полной комплекции. Едва я завернула за большое дерево по дорожке, как тут же столкнулась с разъяренным Димой, который явно не собирался ничего выслушивать. Но и мне не до разговоров. — Трахнешь меня — и я ночью загоню тебе нож под ребра, — твердо сказала я, крепко сжимая в руках черный граб рукоятки. Забинтованный издал звук злобной совы, закинул топор на плечо и пошел к машине, уже ждать меня не собираясь. Я со страхом посмотрела назад, в глубь леса, надеясь, с Виком все хорошо, и тут же, как черный вихрь, появился пес, весь забрызганный грязью, но явно счастливый. Со стороны полянки снова послышались рыки, но тут же я точно решила никого и ничего не ждать: бросилась к машине. Вик тоже побежал за мной, уже не грустно воя, как раньше, а лишь тяжело дыша от быстрого бега. Когда я выбежала к дороге, мой напарник уже завел машину, оставив дверь к пассажирскому сиденью около водителя открытой, но мне очень сильно не хотелось сейчас сидеть около этого психа, так что я мигом открыла багажник и залезла в него, вместе со мной в машину запрыгнул и Вик. Дима фыркнул что-то невразумительное, и оглушительно захлопнул пассажирские двери, а я трясущимися руками аккуратно закрыла изнутри багажник. Пес заскулил и свернулся клубком, пристально смотря на ручку двери. — Скажи ему, чтобы он заткнулся, — раздраженно сказал забинтованный и с силой надавил на педаль газа. Автомобиль тут же взвизгнул и помчался по полуразрушенной дороге. Сколько я себя помню, я ездила по этой дороге в большом автобусе в Лесной, с мамой, и дорога всегда была наполовину разрушена. Или покоцана, или же на ней велись ремонтные работы, которые, почему-то, не давали никакого толку. Я тихонько убрала задние сидения и скрючилась в позе эмбриона, надеясь, что следующие три часа меня никто не будет трогать. Есть уже совсем не хотелось, любитель животных яро отбил у меня все желание даже видеть хоть что-то съестное. — Дим, а Дим? У тебя, когда в башке мутнеет от вируса, ты ебаться сильно хочешь? — спросила я, раздумывая, что же может довести человека до такой странной любви. — Не знаю. У меня совсем сильно еще не мутнело. А чо? — забинтованный, кажется, был еще зол, но уже куда менее грозен. Больше не надо его пидором обзывать, с него станется. — Да это… — пробормотала я, ощущая снова противную горечь во рту, — там в лесу псих какой-то был… Очень любил животных. Прямо очень. Как ты любишь меня без сознания. Мой напарник хмыкнул, у него явно поднялось настроение от моих слов. Вик снова тоскливо завыл, носом трясь об шершавую поверхность двери багажника. Дима начал набирать скорость, явно игнорируя все правила дорожного движения. С бардачка упала карта, в ушах нарастал гул. — Не гони так, — я сказала тихо, наблюдая, как пес пытается вытереть ушибленный нос, которым ударился, когда забинтованный резко еще больше надавил на газ. — Хочу и буду. — Не гони так. Пожалуйста, — я прижала Вика к себе, зарывшись носом в его длинную черную шерсть. Страха от того, что мы можем врезаться, вылететь с дороги или просто мой напарник потеряет управление не было. Пофиг, так сказать. Будь что будет. Псих резко нажал на тормоз, так, что мне даже показалось, что багажник машины как следует так приподнялся над землей, грозясь перевернуться. Я долбанулась плечом об кресло, но пса из рук не выпустила. Куда-то под сидения, соскользнув со своего места, провалились две сумки, отчаянно гремя туда же полетела небольшая коробочка и, не удержавшись на небольшом крючке, мне на ноги упала зачехленная Сайга, видимо та самая новая, про которую говорил Гвоздь. С полминуты Дима тупо смотрел куда-то на приборную панель тучным взглядом. Затем он повернулся ко мне и спросил: — Флакон с лекарством у тебя? Я кивнула и, пошарившись по карманам джинсов с застежками-липучками, вытащила на свет стекляшку. Забинтованный осторожно отобрал ампулу и проверил, нет ли трещин. Затем он что-то начал делать, я особо не видела, что, да и мне было не интересно. Я задумалась об одной очень и очень важной вещи: насколько много шансов того, что оба моих родителя живы и здоровы, в известном смысле, конечно. Предположим, что папу, раз он важная военная шишка, эвакуировали в безопасное место одним из первых. Тем более, что Воронеж не так уже и далеко от Москвы, шансов много. А мама, может, в момент взрыва в Лесном уже уехала и была по пути в Пермь, просто не нашла меня. Да уж и тем более: в такой суматохе я даже собственные кроссовки не отыскала, не то что человека. Дима снова повернулся ко мне, протягивая флакон, наполненный полупрозрачной жидкостью, к крышечке которого была прикрепленная маленькая цепочка: — На. В штанах не держи, сломается и не заметишь, — напарник повернулся обратно к рулю и начал что-то щелкать на экранах. — Кто бы говорил, — сказала я и, отпустив Вика разгуливать по багажнику и отряхивать грязную шерсть на сидения, повесила сие творение божественных рук себе на шею. В какой-то степени даже мило с его стороны. Забинтованный фыркнул и развернул карту, которая при резком торможении так же, как и все остальные вещи, свалилась на пол. Он пристально рассматривал самую большую дорогу, верно, по которой мы ехали сейчас и что-то помечал там невесть откуда взявшимся карандашом. — Сегодня мы в Лесной не поедем, — объявил Дима после минут десяти раздумий, — если мы приедем, то сможем пробыть там всего часа два, а затем придется быстро ехать в одно местечко под названием Мусмен, понятия не имею что это значит, но это определенно населенный пункт. До темноты мы должны туда добраться, ночью будет плохо видно этих психов. Так что, думаю, мы сразу же поедем в этот Мусмен, там ночь просидим и с утра направимся в Лесной. Я кое-как приподнялась на локте и спросила: — А сколько времени ехать от Мусмена до Лесного? — Полчаса, не больше, — забинтованный перелез ко мне на заднее сидение, вернул на место Сайгу, с презрением оглянул грязную, в следах собачьих лап, обивку кресел и вернулся обратно на свое водительское сидение. — Тогда, может, сгоняем все-таки в Лесной, чтобы составить карту дальнейших действий? Просто взглянем что именно там происходит и, как бы, все. Посмотрим, осталось ли там вообще что-нибудь, от города этого, — сказала я, наблюдая за тем, как Вик роется на полу среди багажа, явно по запаху обнаружив термосумку. Кажется, он хочет есть. Дима нахмурился: — Неплохая идея. Так и сделаем, только ненадолго. Нужно посмотреть, есть ли вообще смысл исследовать этот твой Лесной, мало ли, может, от него не осталось ничего, — забинтованный надавил на газ, и машина снова тронулась, но уже куда медленнее. Я достала из термосумки бутерброды, которые, к моему удивлению, были очень даже съестными и свежими. И с колбаской. Пес залился лаем, увидев колбаску, от которой явно тянуло чем-то остреньким. — Не смей давать ему колбасу, поняла меня? Сама её лопай, — предупредил напарник, не отвлекаясь от дороги. Конечно, я согласно закивала, но слушаться не собиралась. Кроме колбасы на хлебе лежали помидоры, салат, сыр и еще много всякой всячины, и я была уверена, что мне этого хватит. Вик предательски зачавкал, отчего Дима тяжело вздохнул, сказал, что я дура и больше никогда не позволит мне трогать продукты питания. На эти слова я только пожала плечами: сорян, но мне было немного плевать. Меня немного удивил банан, который был впихнут между аккуратными рядами бутербродов. Откуда в Перми сейчас сей фрукт? Но забинтованный только кое-как, едва умудряясь не попадать в огромные ямы, ответил мне, что на аэродроме можно достать практически все. Если этого захотеть. Странно, но меня почему-то дико привлек этот чертов банан. Будто бы я забыла что-то очень важное, и это нераздельно было связано с желтым продолговатым плодом бананового куста. — Хватит его разглядывать, жуй давай, — раздраженно приказал мой напарник, смотря на меня в зеркало заднего вида. Я показала Диме конструкцию из нескольких пальцев и, почистив банан, разломила его пополам. — Будешь? — спросила я у забинтованного, разглядывая странные, не движущиеся, но слишком большие для собак тушки по краям дороги. — Аппетита нет. После этих слов Вик выхватил у меня из рук часть фрукта и начал увлеченно жевать, изредка поскрипывая зубами. Дима, удивленно проследив за псом взглядом, вынес вердикт: — Да у нас тут вообще компашка прибабахнутая. Ёбнутая в конец собака, любящая бананы, у которой бывший хозяин — зоофил, иммунная, которая ничего не умеет, только арматурой по башке давать да в пах бить, и зараженный насильник, который терпеть не может, когда его не слушаются. — Ого, ты прямо так много прибабахнутого о себе рассказал, — с сарказмом ответила я, — а то, что ты любишь девушек без сознания, это ничего? И без своей Сайги как без рук? И еще ты наркоман. А еще ты… — Заткнись, ты мешаешь мне вести дорогу, — перебил меня зло забинтованный, — то есть машину. Я хихикнула и принялась лопать свою часть банана, думая, что же такого важного я забыла о нем.