Бесполезная иммунная. Часть первая.(Перезалив. "Глава" - старые главы, "день" - новые")

Спят жители Мусмена на втором этаже в правой части дома, над самой столовой. Под общие спальни было отведено четыре большие комнаты: две для представителей мужского пола, две, соответственно, для женского. Мне выделили маленькую койку в дальнем углу спальни «Ж№2», довольно пыльную. Странно даже, что когда я немного приподняла одеяло, из-под него не выскочила гуща постельных клещей. Больше, кроме коек, никаких предметов не было. Свои вещи женщины хранили на полу, в темноте под койками, хотя то небольшое количество одежды цветов младенческих экскрементов было трудно назвать вещами. Я решила с себя ничего не снимать, просто кинула рюкзак под кровать, надеясь, что не придавила живущих там монстров, и нырнула под одеяло. Сон долго ко мне не приходил, и я лежала с открытыми глазами, рассматривая трещины на потолке. Интересно, а как здесь девушки беременеют, если они спят отдельно от мужчин? Когда мы с Димой ездили в гараж, я не заметила разнополых парочек, хотя я и однополых не видела Все шли как-то поодиночке, с грустными, осунувшимися лицами, занятые своими странными делами. Разговоры я слышала только в столовой, что-то типа «а как у вас помидоры? а подсолнечник хорошо растет? надо как следует запастись к зиме…» и все в этом роде, не было ничего такого отдаленно радостного и отвлеченного от дел. Почему-то мне представились кадры из маминого любимого кино, который она смотрела еще когда мне было года два, и пересматривала по множеству раз, «Лекарство от здоровья»: просторная светлая комната, в ней, в специальных цистернах, сидят девушки и к их влагалищу проведен шланг с семенной жидкостью и… От этих мыслей меня чуть не вырвало. Ох и не нравится мне все это, ох и не нравится. Не знаю, сколько точно времени прошло, но когда все заснули, я решила под предлогом ходьбы в туалет выйти подышать свежим воздухом. В комнате было душно и жарко, а окон не было. Поэтому я поднялась и, тяжело вздохнув, кое-как пробралась сквозь наировнейшие, по линеечке, койки, даже никого не разбудив. Железная дверь оказалась не заперта, и я с легкостью вышла на одну из железных дорожек. От неё отходили другие дорожки, а самая короткая, прямая, вела ко второму этажу правой части, к бронированной двери с маленьким круглым окошком. Я решила пойти к ней, а если вдруг окажется, что она ведет в какую-нибудь сверхсекретную комнату, то я всегда смогу отмазаться, что я новенькая и искала комнату шоб посрать. К моему вопиющему удивлению и подозрению, и эта дверь оказалась не заперта. Чем-то было похоже на фильмы ужасов, где все двери, конечно, открыты, но вот лучше их не открывать, иначе сожрут. Я вошла в комнату. Было темно, куда темнее чем на улице. Я решила постоять пару минут, подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. Тишина давила на уши, сильно пугая. Очень быстро начали проявляться очертания странных устройств, вроде подставок или еще чего. Кое-как я нашла стол, и, пошарившись в его ящиках, заполненных странными на ощупь продолговатыми резиновыми предметами, нашла-таки маленький пластиковый фонарик. Тусклый луч света прорезал темноту, и я увидела, что эти странные устройства, которых было где-то в районе пятнадцати. Сложно определить из чего именно они, но выглядели устрашающе. «Хотя все в темноте выглядит страшнее, чем на самом деле» — подумала я, и пошла чуть дальше. Устройства со странной выпуклой частью посередине и мягкой обивкой по краям стояли в пять рядом по три штуки, ничем вроде ширмы не отделенные. На другом конце комнаты, едва не пропустив в тусклом свете, я нашла однотонную со стеной двухстворчатую дверь, которая тоже оказалась не заперта, а ситуация, в которой я оказалась, все больше походила на фильм ужасов. Как минимум потому что в следующей маленькой комнате, на длинных полках, прибитых к стенам, стояли маленькие флакончики с чем-то белым. Пару секунд я думала, что это либо застывший творог, либо тайные эксперименты доброго доктора, который нас встречал в воротах, над эмбрионами. Но, когда я подошла ближе, оказалось, что вариант «либо-либо» не прокатил, а точнее, оба варианта были верны. Это явно были образцы спермы, даже с подписями их владельцев. — Ёбушки-воробушки, да что ж тут такое, — пробормотала я и вышла в комнату с устройствами, решив что они, наверное, будут поинтереснее этих стеклянок. В шкафчиках, расположенных вдоль стен, вообще не было замков. Я приоткрыла один из них, постояла, посмотрела, закрыла дверцу, выключила и свнова включила фонарик, протерла глаза и снова открыла. Резиновые херы разных цветов и вибраторы с дополнительными батарейками никуда не исчезли. Ошалев, я посмотрела все-все полки всех-всех шкафов, везде были схожие по своей функции предметы. Это ввело меня в еще больший шок. А затем я вдруг вспомнила, что нечто резиновое я перебирала собственными руками в ящиках шкафа, и мне окончательно стало нехорошо. Издав звук умирающего соболя, я выскочила на улицу, совсем забыв вернуть фонарик на место. «Бля-я-я-я-я-я-я…» — это все, о чем я смогла сейчас подумать. Валить надо, валить! Зачем здешним дамам и мужикам СТОЛЬКО предметов для удовлетворения сексуальных нужд?! Такое чувство, что здесь проживает сто извращенцев, причем каждый из них обязательно пробовал в своей жизни абсолютно все позы камасутры. — Эй, ты что здесь делаешь? — раздался справа от меня недовольный голос. Я повернулась к нему. Оказалось, что это тот самый охранник с мешками под глазами и мутным взглядом задолбавшегося человека. — Это… Я тут новенькая, туалет найти не могу, — пробубнила я в ответ, — не покажите куда идти? Охранник пожал плечами и указал вниз, на несколько дверей около столовой: — Там туалеты, сама увидишь. Я благодарно кивнула и со всех ног бросилась у лестнице, ведущей на первой этаж. Туалеты и вправду были, с маленькими аккуратными буквочками «М» и «Ж» на пластиковых светло-серых дверях. Я зашла в первую попавшуюся дверь и забралась в ближайшую кабинку, где меня и вырвало. Вытерев рот и спустив воду, я на негнущихся ногах подошла к раковине и как следует вымыла свое лицо, старательно его протря до нездоровой красноты. Я уселась прямо на потрескавшуюся грязно-белую плитку, сжав в ладонях голову. Мне было противно. Очень противно. Чтобы там не говорил Гвоздь, а меня пугала перспектива провести в этом месте ночь, да еще и вернуться сюда снова. Нужно сказать Диме, чтобы мы сюда не возвращались. Хоть в самом Лесном ночевать буду, но сюда не вернусь. Я достала из кармана фонарик и покрутила его в руках. Обычный, маленький, детский, такой проще просто купить в маленьком ларечке. Дверь скрипнула и вошел Дима. — Хей, ты чего? — спросил он, удивленно смотря на меня. Кажется, совсем не ожидал здесь встретить. Я кинулась к напарнику, мужественно стараясь сдержать мысли о резиновых приспособлениях, чтобы меня не вырвало снова: — Там! Там есть дверь! За ней какая-то хуетотень! Отсюда нужно сваливать, Дим! Забинтованный, который, так же как и я, предпочел не переодеваться, отстранил меня и сказал: — Так, а ну нормально рассказывай, крысеныш. Я кинулась в престранное объяснение о том, что же я видела в той комнате с бронированной дверью. Напарник, выслушав меня, выглядел задумчивым. — Мы должны свалить отсюда! — стараясь убедить Диму об опасности, воскликнула я, видя, что псих мечется. Тот только плечами пожал, по его лицу вполне можно было понять, что резиновые херы его особо не напугали. «Ну мало ли, может, тут у них большая групповая оргия, тебе-то чего боятся?» — сказал забинтованный. Я посмотрела на него с таким удивлением, что, казалось, вываляться глаза от того, что я вытаращила. Я просто не могла понять, какого, собственно, хера тут, блин, происходит? Но тут мне в голову пришла великолепная идея. — А, ну понятно. Ты же у нас в репродуктивной секции, верно? Может, ты просто хочешь, чтобы тебя жестко выебали страпоном во все щели? — хитро спросила я, в глубине души хохоча от странного выражения лица Димы. — Нет, спасибо, — с оттенком отвращения на роже ответил напарник, — не надо. Я как-то больше… Хм, в активе. Но ты права, неправильно, что тут хранится куча резиновых членов… Даже несмотря на их, — забинтованный покрутил пальцем у виска, — фетиш на восстановление численности населения. Короче, завтра утром разберемся, ладно? Дай посцать спокойно, изверг. Даже в мужском туалете меня достанешь, — махнув рукой, Дима выставил меня из туалета с табличкой «М», которую я не заметила. Пару секунд я тупо стояла и смотрела на серую дверь. Внутри меня боролись два желания: быстро въебать своему напарнику в пах, отобрать ключи и свалить отсюда куда-нибудь в древние леса, а так же расхохотаться от странности всей этой дурацкой ситуации. Я пробралась в невесть какую комнату со складом спермы и приспособлений для разнообразия процесса размножения, напугалась этого и теперь говорю своему напарнику, который два раза меня изнасиловал, что мы должны валить из места, где нас халявно накормили. Звучит, может, и смешно, только та комната меня все равно пугает. Когда Дима вышел, я все еще стояла посреди коридора между правой и левой частью Мусмена, пялясь на ночное небо и раздумывая над дуростью ситуации, в которую я попала. Блять, ну более идиотски не придумаешь ведь! — Так, вали спать, крысеныш. Ты завтра не выспишься и мы ничего нихрена не найдем, — напарник зевнул и потянулся. Я покачала головой: — Сенкью вери мач, но мне, блин, страшно здесь спать! Может, этот щуплый секретарь подберется ко мне, пока я буду в отключке, и изнасилует, — хмыкнув, я потерла засос на шее, который немного побледнел, — как некоторые. Забинтованный фыркнул и отвел глаза. Кажется, он прямо сейчас представлял себе картину Виктория/секретарь, и его она явно не устраивала, если судить по нахмуренным бровям. — Но тебе нужно обязательно поспать, — протянул Дима неуверенно, косясь на меня. Я скорчила рожу, и ответила, что вполне смогу день пережить и без сна, чай не маленькая, на что напарник только развел руки ушел в комнату «М№1», сказав «Это твое решение, как хочешь». Возвращаться в спальню я не хотела, в духоте мне лучше не станет, поэтому я присела на железные тонкие перила, наскоро спаянные из арматур, и задумалась о том, насколько же я странно смотрю на мир. Наверное, поэтому я не смогу стать каким-нибудь мега-супер-крутым героем, который спасет этот мир, найдя лекарство. Хотя это было бы совсем неплохо, как минимум можно было бы вылечить Диму… он бы стал нормальным и, думаю, было бы возможно с ним встреча… Я резко оборвала свою мысль. О чем я вообще думаю? У меня тут проблема в виде долбанутых на голову зомбаков, а я тут о любви думаю. Совершенно ненормальной любви! И вообще, я его не люблю! — Чего сидим, куда глядим? — доброжелательно спросил знакомый мужской голос. — Не спиться что ли? Я слезла с перил и посмотрела на говорившего. Это был тот самый врач с длинным носом и большим животом, только сейчас на нем не было халата, зато была большая дымящаяся кружка, в которой что-то очень вкусно пахло корицей. — Не-а, не спится. В спальне душно очень, — сказала я, улыбаясь. Врач выглядел очень дружелюбно и мило, почему бы с ним не подружиться? — Я Вика, а вас как зовут? Мужчина заулыбался и сказал: — Называй меня Сан Саныч, меня тут все так называют. Я здешний доктор, хотя на самом деле я ученый, — Сан Саныч скривился, ему явно не нравилась такая смена деятельности, — ты покушать не хочешь? У меня в кабинете есть заначка со всякими конфетами, очень уж я их люблю, а вот один есть не умею, совесть не дает. Я закивала. Шоколад был моим самым любимым лакомством, особенно молочный, без добавок. Мы, разговаривая о погоде, прошли всю правую, жилую, часть Мусмена, перешли в левую по железной дорожке, и остановились около небольшой деревянной дверки, в которую Сан Саныч едва протискивался из-за своего гигантского живота. Кабинет оказался очень уютным, было ясно видно, что доктор любит комфорт. Небольшие креслица, средней величины стол ярко-коричневого цвета, на котором валялись многочисленные листочки с записями и ампулы, и куча, огромная куча шкафов, с прозрачными стенками и без. Сквозь стекло были видны пробирки с красной жидкостью, наверное, пробы крови здешних жителей. На малюсенькой вешалке на двери висел белый халат, а под столом виднелась мусорка, доверху заполненная. Даже стоял диванчик средних размеров, с яркими и смешными подушками, на который, меня, собственно, и пригласили сесть. Диванчик оказался очень удобным, но при каждом движении пружины в нем отчаянно скрипели. — А что вы забыли в Лесном? — спросил Сан Саныч, открывая ящик в столе, где виднелись яркие обертки, которые яростно шуршали, когда врач там рылся. — Да это, я там жила раньше. У меня там мама работала, мало ли, может чего интересного осталось, — врач протянул мне большую плитку шоколада, — спасибо. — Да ну? Так ты дочь ученого? Еще и иммунная? Прямо комбо! — восхитился мужчина, радостно улыбаясь и потирая свой живот, — многому-то мать научила? Я скривилась. Как-то не до маминых химических увлечений мне было, особенно во время болезней. Но когда я была маленькой, я очень любила изучать историю, Древний Египет и Древнюю Грецию, но моей главной слабостью был космос. Папа тогда говорил: «Хлебом её не корми, дай в планетарий сходить!» — и смеялся, поглаживая по голове. Сам он тоже был химиком, как и мама, только военным, а еще у него была профессия юриста и что-то еще… Я уже и не помню. — Не, я особо наукой не увлекаюсь, но я думаю, что мама могла что-нибудь написать или, может, оставить какие-нибудь подсказки по поводу болезни, — я хмыкнула, думая, что на самом деле кто-нибудь навряд ли догадывался, что может произойти такая эпидемия. Сан Саныч вежливо закивал, сказав, что, конечно, заниматься наукой или нет — это дело каждого. А затем врач пустился в объяснение того, чем он занимается в Мусмене. Оказалось, что он, вместе с несколькими мужчинами, каждую неделю выходит и ищет инфицированных, убивает и берет кровь на изучение. В основном, конечно, все больные уже прошли точку Х, ту самую, после которой человек сходит с ума. По мыслям Саны Саныча, скорее всего невозможно вылечить человека после того, как он пройдет точку Х. Куча стеклянок — это все, что пока что бедному врачу удалось раздобыть, и все они говорили лишь о том, что в крови полностью отсутствует серотонин и норадреналин. Когда же люди были более ли менее в нормальном состоянии, Сан Саныч забирал еще и кишечник с мозгом, где, как известно, находится девяносто девять процентов всего серотонина в организме. Оказалось, что кишечник, по неясным причинам, просто изворачивался, после прохождения точки Х, чуть ли не выворачиваясь наизнанку, а в мозге полностью не работала зона двадцать пять, отвечающая за перезагрузку организма во время депрессии. Мне даже показали три кишечника в специальных сосудах, они меня очень заинтересовали. Нет, серьезно, после рассказа Сан Саныча мне стало очень интересны все эти гормоны радости. — А почему столько серотонина находится в кишечнике, а не в мозге? — спросила я, пристально разглядывая темно-розового цвета длинную кишку. Врач пожал плечами: — Без понятия. Я вообще кардиолог, если честно, мне просто и самому интересно узнать, как создать лекарство от этой странной болезни… — Сан Саныч допил свой, уже не дымящийся, напиток в чашке и похлопал себя по животу, — вот такие дела… В Филя, секретарь наш, ну ты его видела, он хочет возродить человечество. Собрал кучу иммунных и спаривает их, как кроликов, надеясь, что они как-нибудь родят ему кучу детишек, которых он один воспитает войнами, — доктор хмыкнул, — только пока что никто не забеременел. Филя постоянно ко мне приходит и спрашивает ", а почему, а как, а зачем», а что я ему отвечу? И причем если не ответит, он же выгонит, гад, из Мусмена в лес, навстречу инфицированным. — И что вы ему говорите? — спросила я, думая. что этот секретарь не то что неприятный мужчина, он вообще гад какой-то. — Сваливаю все на нервы. Как же, живем рядом с городом, где произошел взрыв и все такое… Кое-как выкручиваюсь. А он все равно свое, все равно продолжает всех спаривать… Представляешь? Здесь же все женщины поделены на две части: старые, они готовят и убирают, и молодые, они обычно либо только готовят, либо только убирают и еще, через день, ходят во время обеда в одну комнату, которую там Филя как-то обустроил непонятно, и ждут, пока к ним подойдет какой-нибудь мужчина и оплодотворит их. Как роботы, ей-богу. Я бы и рад это все остановить, — сказал Сан Саныч, видя, как скривилось мое лицо, — да только, сама понимаешь, очень не хочется в лес идти. Я тяжело вздохнула и сочувствующие кивнула. Ну да, в этом нет ничего удивительного: мужчина, которому за сорок, любящий комфортную обстановку и мягкие подушечки, не согласится променять маленький бунт на свои удобства. Его даже и винить-то не в чем. — А вдруг серотонина так много в кишечнике, потому что мы кушаем много всего вкусного? — решила я перевести тему для разговора и отошла от колбы, которую Сан Саныч тут же убрал в один из шкафов. Врач засмеялся и сказал, что это вполне возможно. Просидев у недремлющего Сан Саныча всю ночь, я утром, едва взошло солнце и прозвучал сигнал, как будто к началу урока, но, как мне объяснил мой новый друг, на самом деле к завтраку, пошла в столовую, предварительно забежав в спальни и забрав свою рюкзак. Девушки и женщины, которые видели, что я отсутствовала аж (!) всю ночь, смотрели на меня чуть ли не с презрением. Мне было очень неудобно от этих взглядов, но я решила на всех наплевать. И правильно сделала. Едва я появилась в столовой, как меня перехватил Дима, похоже, успевший перезнакомиться неизвестно когда чуть ли не со всеми мужиками. Он радостно улыбался им, но на ухо мне прошептал что «это пиздец какой-то, они все как роботы, кроме ебли и копания какой-то ямы не имеют других тем для разговора». На эти слова я только показала забинтованному язык, тем самым показывая, что я была абсолютно права, и сейчас псих теоретически признал мои слова верными. Напарник только плечами пожал и один пошел к витрине, оставив меня за столиком. Он набрал столько всего, что едва умещалось в руках. — Жуй, ты вчера почти не жрала. У нас еды нет, поедим мы, и то. кстати. навряд ли, только вечером, так что лопай, — наказал мне Дима и пристально проследил, чтобы я съела все. Я была и не против. Ночные резиновые херы и кишки мне, конечно же, немного поубавили аппетит, но есть все равно хотелось сильно. Пока я ела, я постоянно смотрела на девушек вокруг, которые повылазили как грибы после дождя. Теперь их было много и, похоже, они спали в первой женской спальне. Все они казались… Счастливыми, но уставшими. Нет, серьезно, они улыбались, даже смеялись, но сколько я не прислушивалась к их разговорам, я слышала только про выращивание помидоров и огурцов. Только раз, за соседним с нашим столиком какая-то маленькая девушка, тихо хихикая, сказала своим подругам, что у какого-то неизвестного мне Андрея совсем маленький, но на неё тут же зашикали. Едва я закончила (Дима мне отчаянно помогал, громко чавкая), как мы, убрав посуду, вышли из столовой и пошли к гаражу, чтобы УЕХАТЬ ОТСЮДА НАХРЕН. По пути все снова встретился Сан Саныч, и я попрощалась с ним. Врач немного расстроился, что мы уезжаем так быстро, а то даже поговорить культурно не с кем, все же только и говорят, что о помидорах, но пожелал удачи и выразил надежду, что мы что-нибудь да найдем. Сайгу Димы пришлось чуть ли не с силой вытаскивать из комнаты секретаря, но мы это все-таки сделали. Ну, то есть, как мы, — я нашла Вика в стареньком сарае, грустного, аки брошенный утенок, сидевшего среди кучи больших и довольно устрашающего вида собак, и пригрозила моим милым песиком Филе. Оказалось, что он очень сильно боится собак и быстро выдал и Сайгу, и патроны к Сайге, попутно что-то отметив в своей тетрадочке. Часов в восемь мы выехали, и, спустя полчаса, уже стояли около полуобрушевшегося подъезда моего бывшего дома. Вик отважно рвался туда, но мы с Димой помедлили, заметив кое-что довольно странное для здешнего места вещь: вдалеке, около самого глубокого места кратера бывшего Лесного, копошилась куча инфицированных. — Что-то мне это не нравится, — протянул забинтованный неуверенно, хмурясь от солнца. — Мне тоже., но выбора у нас нет, — ответила я, и, поудобнее перехватив поводок, который я (сознаюсь) скоммуниздила из той самой сарайки, куда засадили бедного Вика, сделала пару шагов ко входу. Дима вдруг сильно закашлялся. Я повернулась к нему, собираясь спросить, что случилось, но мой напарник буквально сложился пополам, постоянно кашляя и не имея возможно вздохнуть. Решив, что он чем-то подавился, я несколько раз ударила психа по спине, но это не помогло. Лишь когда уже по губам Димы вниз, по подбородку, потекла маленькая капелька крови, он успокоился. Я уже открыла рот, сильно волнуясь за странное состояние инфицированного, но тот только рукой махнул и устало произнес: — Не обращай внимания. Я, наверное, поздновато принял лекарство, поэтому оно немного медленно действует. Не волнуйся, все нормально. Но от этих слов мне лучше не стало. Дима вытащил из машины топор и прицепил его куда-то к поясу, одновременно повесив на плечо Сайгу. Пронаблюдав за этими действиями, я не смогла не спросить: «А ты не боишься, что топорик тебе достоинство-то оттяпает?». Лезвие и вправду было угрожающе близко к паху. — А тебе какая разница? Ты, разве, не обрадуешься? — с оттенком иронии в голосе сказал забинтованный, но все же перевесил. — Неть, не обрадуюсь, — я хмыкнула, — думаю, не очень эстетично смотрится оторванный и болтающийся на одном лоскуте кожи здоровый член. А даже если и эстетично, то я это видеть не хочу. Дима посмотрел на меня чуть ли не с ужасом. — Мне кажется, что ты заразилась. Нет, я серьезно, у тебя слишком странные фантазии, — псих поправил Сайгу и, скорчив мне гримасу, пошел в подъезд. Я посмотрела на Вика: — Знаешь, а ты действительно умнее, чем этот идиот, — сказала я псу, а тот залился радостным лаем, ясно показывая, что он абсолютно согласен. В подъезде было тихо, только и были был слышен звук наших шагов, который отскакивал от стен и возвращался обратно к нам эхом. Часть зеленых почтовых ящиков с облупившейся краской валялись на полу, среди пыли, камней и осколков стекла. Шахта лифта была открыта, а сама кабина висела где-то на уровне пятого этажа. Крепкие тросы, сделали ради счастливого будущего и ученых рабочие на совесть. Молодцы! Лестница вела от первого этажа и до пятого, там она заканчивалась, обрушившись вместе со стеной, и начиналась уже на шестом этаже. Мы с Димой решили, что он с Виком обследует квартиры на первом этаже, а я попробую как-нибудь забраться на шестой. Нужно было добраться до десятого, там раньше была мамина квартира, а потом, если там ничего не найдем, уже сверху вниз пойти обследовать другие квартиры. Так мой напарник, отобрав у меня лающего пса, который совсем не хотел со мной расставаться, спустился обратно на первый этаж. Его шаги стихли, и я осталась одна. Зря времени терять было нельзя и я, выкорежив кое-как арматуру из перил лестницы, пошла смотреть что же можно сделать. Как я и помнила, через маленький коридорчек можно было пройти на лестничную клетку к лифту, но к нему была заперта дверь. Взломать ножичком у меня не получилось, зато арматурой я её просто снесла с дряхлых петель. Внизу, на первом этаже, что-то зашумело, но я, решив не обращать на это внимания, подошла к лифту. Сами двери к шахту были закрыты, но, опять же, арматура в помощь. С трудом отворив железные двери, я обнаружила, что лифт остановился между пятым и шестым этажом, как раз так, чтобы можно было залезть здесь и пролезть наверх. Я кое-как забралась в лифт, дико боясь высоты подо мной, и осмотрелась. Дима с его широкими плечами и чересчур обширной грудной клеткой все же не пролезет через узкую щель на шестой, я это поняла почти мгновенно. Это я такая маленькая доска, а он прямо богатырь Алеша Попович. «А точнее, его ослик» — подумала я, хихикнув. Снизу снова послышался шум, и, может мне показалось, даже крик. Ну ничего, опять Вик с Димой что-то не поладили. бывает. Я арматурой пробила верхний люк и уже стоя на крыше кабины осознала, что в таком положении мне будет очень трудно и опасно открывать двери из шахты. Но я все равно принялась это делать. На этот раз арматура не выдержала и погнулась, но выполнила свою миссию, а я почти полностью лишилась сил. Пиздец какой-то. — ВИК! — заорал Дима с пятого этажа, срывая голос. Я тут же спрыгнула на крышу, пролезла в лифт и выбралась на пятый: — Ты чего? — спросила я, удивленно смотря на красного напарника, со лба которого по бинтам струилась кровь. — Там… — задыхаясь от ужаса прохрипел псих, — там больные! Куча больных! Сквозь стену послышался рык. Вик в страхе залаял. Так, так, нельзя голову терять, давайте нормально… — Залезай в лифт, — сказала я забинтованному, — там люк, проход на шестой. Я сейчас, — я перехватила Вика, арматурой кое-как забаррикадировала дверь и побежала к квартирам. Там никого не было. Я оставила пса в одной из них, свято пообещав, что я обязательно за ним вернусь, закрыла дверь обнаружившимися ключами и, едва успев до того, как дверь окончательно рухнула, проскользнула в лифт, а далее к Диме. Хоть я и была атеисткой, но пока я стояла, прижавшись к стене, пытаясь совладать со страхом и выровнять дыхание, я молилась богу, что бы инфицированные не пробрались в квартиру к Вику. Мы не смогли бы протащить такую большую собаку в узкое отверстие люка лифта. «Хоть бы не пробрались…»