Бесполезная иммунная. Часть первая.(Перезалив. "Глава" - старые главы, "день" - новые")

Так, в общем-то, и проходили мои на редкость скучные дни до выздоровления. Раз в неделю Сан Саныч уходил с группой парней, и вот что важно, с Димой, в лес, искать инфицированных, и возвращался с несколькими ампулами, содержание которых досконально изучал в микроскопе, а во все остальное время добрый доктор разговаривал со мной на отдаленные от болезни темы, или ел, или бродил по Мусмену, делая что-то, о чем мне не говорил. Мой напарник вообще, как мне казалось, про меня позабыл: он уходил рано утром, притаскивал мне че-нидь пожрать, теперь, правда, совсем немного, потому что повариха громко ругалась на оба этажа, что всю посуду утащили, затем Дима снова уходил, возвращался лишь в обед на пару минут, опять же с маленьким количеством еды, и возвращался этот псих уже ой как поздно, обычно к тому моменту мои мысли летали где-то далеко-далеко, но я зачем-то дожидалась этого придурка. Но вот он приходил, хватал с кресла покрывало и буквально падал ко мне на диван, засыпая еще в полете. Ни «здрасте», ни «до свидания», зашибись. Однажды я у него спросила, типа «Что ты делаешь, что не заходишь ко мне и приходишь такой уставший?», но Дима только скривился и махнул рукой, сказав что опаздывает. Он вообще всегда опаздывал. Иногда забегал Филя, кричал, что я бесполезная и вообще какое-то говно, но почему-то после того, как я вылила на него очередную кружку рябинового чая, секретарь перестал прибегать. И вправду, почему?.. В общем, жалкий месяц сентябрь я провела довольно скучно и занудно в четырех стенах кабинета Сан Саныча, но зато я узнала много нового и интересного про серотонин. Эта тема меня не на шутку увлекла, и я прочитала об этом гормоне все что только можно было найти в Мусмене. И, вот уж поверьте мне, это было что-то с чем-то. Оказалось, что «серотонин облегчает двигательную активность, благодаря усилению секреции субстанции Р в окончаниях сенсорных нейронов путём воздействия на ионотропные и метаботропные рецепторы». Непонятно? Мне тоже было сначала непонятно, а потом я просто убрала все слова после запятой и все стало понятно, по крайней мере, в этой теме. Теперь ясно почему эти инфицированные так медленно и неуклюже двигаются. Так же я вычитала, что серотонин повышает свертываемость крови (отсутствием сего гормона теперь вполне можно объяснить эти реки крови на десятом этаже), сильно влияет на пищеварение, усиливая активность желудочно-кишечного тракта, серотонин так же является передатчиком импульсов между нервными клетками, он регулирует их активность, отдавая команды о том или ином действии — радуйся, двигайся, не грусти и все в этом духе, — так же это «гормон счастья», но это уже вытекает из предыдущего открытия, но, что меня убило и от чего появилось желание спрятать Димины нычки чистого серотонина куда подальше, это то, что серотонин оказывает значительное влияние на процессы возбуждения и торможения в системе половых органов. Короче, понятно, что он делает. Встать — сесть, как говорится, только в нашем случае «лечь». В общем, полезная штука этот серотонин, только вот непонятно, почему он у меня вырабатывается, а у Громова, придурка этого забинтованного, нет. По истечении месяца Сан Саныч все же снял с меня эти чертовы шины, которые ужас как мешали мне, и я начала заново учиться ходить. Оказалось, что ничего, в общем-то, сложного в этом нет, но пролежав целый месяц на мягеньком диванчике мои мышцы и кости решили «да ну нахой нам работать» и напрочь отказывались помогать мне ходить. Но я сделала все что смогла и прошла аж два круга, держась то за Сан Саныча, то за шкафы. Как по мне это очень даже достаточно, и я чувствовала себя уставшей, но счастливой. Потом я отдыхала и снова ходила, и за три-четыре дня я уже полностью пришла в себя и бегала так же резво, как и раньше. Правда, раньше я бегала совсем не резво, но разве это важно?.. И, блин, все. Едва я начала выходить за пределы кабинета доброго врача, как Филя, этот неугомонный секретарь, предъявил мне нехилый такой ультиматум: «Либо ты делаешь что-нибудь полезное, либо ты проваливаешь отсюда!» — да, прямо так он и сказал. На это я только пожала плечами, ну, а что мне еще сделать? Кое-как я скрылась за широкой спиной Сан Саныча, закидав Филлипа Георговича по самую макушку фактами про серотонин, а так же наспех придуманными вариантами того, как победить злобный вирус. Но секретарь отстал от меня лишь тогда, когда я, через пару недель после того, как начала снова ходить, съездила в вылазку с доктором и ребятами и привезла целый настоящий труп инфицированного. Прямо целый. Прямо настоящий. Все описали дяде Филе эту находку примерно так, что Дима не заметил, как к нему сзади подкрадывается инфицированный, а я, отважно и смело, рискуя своей жизнью ради спасения товарища, ебнула зомби по голове. На деле все вышло немного не так: я нашла уже мертвое и почти не разложившееся тело у реки и всех созвала, а когда наша компания из пяти человек собралась, мы порешили, что возьмем сей труп с собой и исследуем, так как шанс на то, что этот неизвестный окажется не иммунным, был приближен к нулю. Так и вышло, труп оказался инфицированным. Затащив его в маленькую и жуть какую холодную комнатушку в подвале, мы с Сан Санычем принялись изучать/ставить эксперименты/познавать новое. Вышло весело, но очень противно, по крайней мере в первые дни мне было ох как противно находиться рядом с трупом, да еще и вскрывать его, да еще и пристально рассматривать его внутренности, но вскоре я свыклась и даже научилась зашивать раны и неплохо так зырить в микроскоп, где рассматривала разных не очень красивых существ и пыталась отличить одни вещества от других. В последнем мне помогал Сан Саныч, который вместе со мной учился разбираться с химическими соединениями особой сложности, и нам удавалось продвигаться в этом. После полутора месяца, проведенного в Мусмене, я вдруг поняла, что это место не такое уж и плохое. В темную комнату с резиновыми приспособлениями я не заходила, а это было единственным, что страшило меня в этом населенном пункте. Я даже почувствовала, что мне стало приятно жить в Мусмене, куда лучше чем, например, в лаборатории. Мы с Сан Санычем были так заняты своими исследовательскими делами и проблемами, что негде добыть франций для опытов, совершенно не замечали окружающего мира. А очень, очень зря.

***

Ночь казалась настолько тихой и спокойной, что создавалось ощущение, что я находилась вовсе не в эпицентре ада апокалипсиса, а у себя дома, как когда мне было лет одиннадцать, и мы с мамой сидели на балконе и пили сладкий горячий чай, наслаждаясь ночным Лесным, который был тише, гораздо тише, чем другие города. И сейчас я наслаждалась тишиной, любуясь на звезды, висевшие далеко-далеко наверху, на небе, чувствуя, как холодит спину черепица крыши. С дорожек второго этажа смотреть глупо, не видно ничего, да и ощущение совсем не то. Прохладный ветерок раздувает волосы, пахнущие хозяйственным мылом, а с леса до меня долетает чудесный еловый запах свежей смолы, не ночь, а сказка. С Димой я вообще редко разговаривала в последнее время, он слишком занят, да и я слишком уж заинтересовалась этими всеми исследованиями трупов и гормонов счастья, чтобы в своем плотном расписании завтрак/труп/обед/труп/ужин/труп/сон выделить время для своего напарника. Но сейчас все на потом, все на потом. Чудесная ночь не достойна таких рассуждений, она достойна лишь молчания и тех фантастических мечт, которые никогда не сбудутся. Например, я точно никогда не стану единорогом, это удручает. Откуда-то с лестницы на крышу послышался шум. — Хей, Громов, у тебя никогда не получается тихо передвигаться, что ты там прячешься? — лениво спросила я, широко зевая. В каком-то роде я даже и права, потому что Диму в шпионы ну никак нельзя заносить, слишком уж он шумный и тяжелый. Он как танк: незамеченным не пройдешь, но прибьешь каждого на своем пути. — Я не прятался! — показалась макушка моего напарника, громко возмущавшегося по поводу хрупкой лестницы. — Я просто к тебе лез! Я хмыкнула и села, как следует потянувшись. Где-то на середине мой позвоночник даже хрустнул от этого. «Конечно, — подумала я, — просто он лез…». Дима уселся около меня, доставая из карманов завернутые в бумажные салфеточки пирожки и протягивая их мне. — На, пожуй, я не видел тебя на ужине. Хотя на обеде тоже. Хотя на завтраке… — Да, да, да, — протянула я, вгрызаясь в принесенную моим напарником еду. Мне уже было не до разговоров, потому что на самом деле я не ела может, дня два, а может и три. А может целых семь, я точно уже не помню, — я знаю, — я вытерла испачканный черникой рот, — у меня нет времени. И средств. Самое обидное, наверное, второе. Инфицированный вопросительно посмотрел на меня, удивленно разглядывая, видимо, ожидая, что я продолжу. — Мне, то есть, нам с Сан Санычем, нужно раздобыть франций. И, желательно, вместе с защитными костюмами от радиации. Очень нужно, — я посмотрела на луну, которая круглым белым блином была прилеплена к небу, — если бы мы его могли найти, то мы могли бы столько всего узнать! И, наконец-таки, все же узнать, действительно ли он может блокировать серотонин, а еще… — О-о-о-о, — взвыл Дима, — чего тебе не хватает, так это немного расслабиться, я ведь прав? Ты слишком сильно зависла на этой вакцине, даже я об этом не так сильно беспокоюсь как ты, — мой напарник улыбнулся, — неужто ты беспокоишься обо мне и хочешь спасти? — Еще чего… — я снова принялась уминать пирожок, чувствуя где-то посередине груди, между легкими, отвратительное чувство стыда. А может и не стыда, но это что-то такое довольно противное, наверное, похожее на нефть. — Очень ты мне нужен, псих недоделанный. Дима кивнул и лёг на черепицу, замолчав. Откуда-то снизу, может с первого этажа, может со второго, послышались тяжелые шаги: наверное, Филя ходит и проверяет все ли легли спать, а может, это Сан Саныч ходил за рябиновым чаем. Хотя в какой-то момент ко мне закралась легкая змейка подозрения, что что-то всё-таки не так, шаги что ли слишком замученные, или какие-то еще звуки слышаться, но змейка как появилась, так и исчезла, махнув мне на прощание чешуйчатым хвостом. — Знаешь, мне так показалось, что люди стали какие-то… странные, может. Такое чувство, словно с ними что-то не так, — тихо сказал мой напарник, почесав нос. Бинтов на нем не было, потому что Сан Саныч жлобит для психа такие важные предметы для исследований, причем я совершенно согласна с доктором. Некоторое время Дима стеснялся своего вида, носил капюшон, но в скором времени он моему напарнику надоел, а окружающие, совершенно не обращающие внимания на психа, перестали его волновать. — Странно все это. Я свернула салфеточки в шар и принялась его подкидывать: — Да ладно тебе, просто всех уже давным-давно замучил этот режим жизни, который всем навязал Филя, вот и все. Люди хотят свободы, — салфеточный шар подхватил ветер и унес куда-то за ели, — вот и все. Дима кивнул и подсел поближе ко мне, чуть ли не вжимаясь в меня. Взяв своего напарника за руку, я окончательно утвердилась, что он замерз, все-таки октябрь месяц на дворе, и сказала Диме, что ему стоит пойти в общую спальню. Но псих покачал головой и положил свою голову мне на плечо, аргументируя свое «нет» тем, что без меня он все равно не заснет. В последнее время, когда Сан Саныч начал уже выгонять моего напарника из своего кабинета по ночам, этот полу-зомбак и вправду выглядел, мягко говоря, не очень хорошо. Под глазами у него легли большие синие мешки, в которые хоть картошку тоннами собирай, а лицо осунулось. Зато за последние полтора месяца Дима основательно так подкачался, пока копал эту самую «яму». Хотя на самом деле эти «ямы» — эта лабиринты, подвалы под Мусменом, пути отхода в случае нападения инфицированных. Откуда-то снизу снова послышался шум, и шаги, только теперь топот был куда слышнее, и уже не от пары нижних конечностей, а от множества ног. Змейка подозрения снова появилась у меня в груди, на этот раз ясно не собираясь никуда пропадать. Я потихоньку, скользя по черепице, подошла к краю крыши и посмотрела вниз. На первом этаже бродило штук тридцать проснувшихся жителей Мусмена, гулко жужжащих о чем-то. Дима подошел ко мне сзади. — Мать моя женщина… — прошептал мой напарник, с ужасом разглядывая толпу. Вдруг он схватил меня за руку, от такой неожиданности я чуть не рухнула вниз. — Сваливаем отсюда! — Дима потянул меня к лестнице. — Что? Что такое? — воскликнула я, как обычно ничего не понимая. Но инфицированный явно ничего мне не собирался объяснять. Вдвоем мы почти за секунду слетели с крыши, причем мы так торопились, что обрушили лестницу. Пока мы пробегали по второму этажу к гаражу, я старалась заглянуть туда, вниз, посмотреть на толпу и на то, что так испугало Диму, но не находила этого. Люди, обычные люди, я их видела сотни раз, когда выходила в столовую, душ, туалет, такие же лица. Почему же мы так несемся к нашей машине? Вдруг прямо перед психом открылась дверь, чуть не раздолбав ему нос. Оказалось, что это был Сан Саныч, который вышел посмотреть, что это за шум на улице. Дима секунду рассматривал доктора, а затем приказал ему взять все необходимое и бежать к гаражу. — Погоди, погоди! Але, придурок, объясни мне какого черта?! — воскликнула я, но напарник тут же зашипел на меня, изображая из себя чуть ли не королевскую змею. Едва мы добежали до гаража, как Дима бросился проверять целостность автомобиля и его способность ехать. Оказалось, бензин слили в общую цистерну, но для инфицированного это проблем не составляло. Пока он наливал бензин, подбежал Сан Саныч с сумкой, очень взъерошенный и растрепанный, а так же ничего не понимающий. Я тут же почувствовала себя куда лучше: я не одинока! Меня Дима посадил на переднее сидение около водителя, сказав держать Сайгу, которую, как оказалось, Филя держал в маленькой комнатке за гаражом, запертую дверь которой мой напарник тупо снес одним взмахом ноги. Оттуда он быстро вынес все огнестрельное и не огнестрельное оружие, патроны и еще какие-то ящики, а так же мой рюкзак, который секретарь отобрал у меня при одном из походов, типа кабинет Сан Саныча это еще и медицинская комната, грязи должно быть как можно меньше, и закинул это все в багажник, куда усадил уже Сан Саныча. Со стороны общих комнат начали слышать крики. Я старалась разглядеть что там происходит, но ничего не удавалось, обзор закрывали остальные машины. — Всем закрыть глаза. Будет много месива, — сказал Дима, усаживаясь на водительское кресло и захлопывая дверь. — Объясняю коротко и сразу: вся толпа внизу инфицирована, вам этого сейчас не видно, а мне, — он выделил это свое «мне» каким-то особым противно-важным тоном, — а мне это видно. И очень хорошо, — проведя рукой по рулю и включив зажигание, мой напарник резко газанул и направил машину в коридор между правой и левой частью Мусмена, — пизда рулю. — Завяли помидоры, — закончила я, и под строгий взгляд Дима зажмурила глаза, одновременно пристегиваясь. Что-то мне подсказывало, что он хочет просто проехаться по всей этой толпе, сдавив всех на своем пути. Теоретически это даже возможно, если учесть, что Гвоздь создал почти бронированную машину, но все же этот автомобиль не должен был использоваться как таран. — Этого не может быть! — издал слабый писк Сан Саныч. — Здесь все иммунные! — в его голосе слышался страх, ужас и отчетливо звучали панические нотки. И в этот момент я почувствовала жуткий толчок и, что самое страшное, услышала стоны и крики отчаяния и боли, даже, кажется, плач. Я не рискнула открыть глаза. Машина продвигалась медленно, но верно. По решеткам на стеклах стучали, били, да так сильно, что у меня начала болеть голова от громких устрашающих звуков. Колеса на что-то наткнулись, но автомобиль взревел и начал двигаться быстрее, качаясь на невесть откуда взявшихся кочках. Вдруг кочки закончились, и я решилась открыть глаза, но машину сотряс грохот, мою голову прижали к коленям, сложив чуть не в половину. — Проехали! — закричал Дима и поддал газу. Машина тут же бросилась по сухой земле, набирая скорость, а я открыла глаза. Сзади виднелись ворота, которые мой напарник благополучно протаранил, переднее стекло с моей стороны треснуло, часть решетки отвалилась и висела на соплях. Лобовое стекло было все в кровавых потеках, которые Дима пытался стереть дворниками, чтобы увидеть дорогу. Сан Саныч благополучно что-то лопотал сзади багажника, явно испытывая глубочайшее потрясение. А сам мой напарник мчался по дороге, в явном напряжении. Со лба его стекали крупные капли пота, на руле виднелись мокрые отметины от ладоней. — Пиздец, — пробормотал Дима, стараясь вытереть лицо краем рукава. — Я помню, что ты говорила, что иммунные могут лишиться иммунитета, но не так же… Я пожала плечами и крепко сжала пальцами Сайгу. Что теперь делать? Куда ехать? К кому? В округе нет иных населенных пунктов кроме Мусмена. Как же мы так пропустили это, как мы пропустили тот момент, когда люди перестали работать с прежней силой? Как мы пропустили момент заражения? Неужели во всем виноват Дима своим появлением? Он же разносчик болезни, разве нет? Даже имея в крови серотонин, вирус-то в нем есть?.. Тогда почему раньше, раньше, до того как мы приехали, люди не заразились по воздуху, если в округе ходит нехилое такое количество инфицированных? Что произошло вообще? Как так?.. — Но куда мы?.. Дим, куда? — тихо спросила я, смотря на своего напарника чуть ли не с ужасом. «Ко­ли у Ды­мона опятъ моз­ги на­бек­рэнъ вста­нут и он рэ­шит под от­кры­тым нэ­бом но­чеватъ, хоть пис­то­лэтом уг­ра­жай, но пусть он тэ­ба в лю­ды вы­везет. Страш­но ночью од­ним спать, да­жэ в та­ком звэ­рэ» — так даже Гвоздь говорил. не ночевать. Скрыться. Куда мы теперь? — Не боись, придумаем что-нибудь… Не дам я тебя в обиду, не трясись от страха, слышишь? — я кивнула. — Постарайся заснуть. На скорости нас никто не попытается взять, я не буду останавливаться. Ничего не бойся, окей? — Дима говорил так твердо и так убеждающе, что я только и смогла снова кивнуть и принять то, что главный сейчас все-таки этот инфицированный. — Ты давно принимал лекарство? — спросила я, отстегивая ремень безопасности. Мой напарник резко затормозил и выскочил из машины, доставая из кармана штанов, как мне уже было понятно, ампулу и шприц. — Опять забыл, — прокомментировала это действие я и повернулась к доктору, — все в порядке? Тот едва мог говорить, но прохрипел мне что-то типа: «Нет, не в порядке…» — Отличненько, — я повесила Сайгу на крючок сзади и поудобнее уселась в кресле. — Что происходит? Какое лекарство? Куда он пошел?! — наконец, смог выдавить из себя звуки Сан Саныч через пару минут своих попыток. Я глубоко вздохнула. Времени объяснять было, как всегда, до безумия мало. Лишь когда времени на объяснения до безумия много объяснять уже, обычно, нечего. — Короче. Дима — инфицированный, он принимает чистый серотонин чтобы не сойти с ума, поэтому он нормальный и, я уверяю вас, ему можно доверять, — я почувствовала, как от легкого ветерка, влетевшего в незакрытую дверь, у меня появилась гусиная кожа, — верьте мне. И верьте ему. Мы вместе уже долгое время, пока он принимает лекарства, он не опасен. Я клянусь вам, — сказала я и закрыла глаза. Выбора у Сан Саныча все равно не было. Он и так останется с нами. Издав слабый звук умирающего соболя, доктор затих в багажнике, свернувшись в позе эмбриона. Мы подождали еще минут пятнадцать, из-за деревьев появился Дима и сел за руль, собираясь надавить на газ. — Так, наркоманам слова не давали, — сказала я, видя, что у моего напарника сильно расширились зрачки, и он явно плохо соображает, — ляг поспи, я посторожу и если что разбужу вас. — Чего? — возмущенно, но крайне медленно произнес инфицированный и тут же свалился прямо на руль, отчего машина издала раздражающее «БИ-И-И-И-ИП» на пол леса. «Вариантов нет», — подумала я и вылезла на улицу. Из Мусмена народ нас не достанет за такое время, это точно. А свежий воздух взбодрит меня, наверное…