69 – 73-и сутки Джунгли
Как только к телу вернулась прежняя подвижность, я с удвоенной энергией возобновила исследования: кроме прочего, они хорошо помогали отбросить бессмысленные сомнения. Поэтому немного поругавшись с обезьянами и позавтракав, спустилась и, ещё не ступив на землю, поняла — не зря. Под деревом лежали полусъеденные подгнившие останки представителя моего вида. К выводу, что мы с трупом находимся в родственных связях, подталкивало несколько признаков, а ещё и странное внутреннее ощущение говорило о том же: наконец-то, впервые за новую жизнь, я встретила нормального человека. У него были вытянутые специфической формы стопы (точнее одна сохранившаяся стопа), хорошо развитые пальцы на ногах — ни то ни другое не характерно ни для «мертвецов», ни для их жертв. Руки тоже по форме и пропорциям походили на мои. Но в остальном… Мужчина обладал большим ростом, чем даже изменившиеся и выросшие в результате болезни люди, а уж мой превышал минимум в полтора раза. Попросту говоря, при встрече я бы доставала ему где-то до пояса. Судя по остаткам покровов, мёртвый представитель моего вида был пепельноволосым, с длинными и густыми бровями, усами и бородой, а также густо обшерстёнными заострёнными ушами. Не вытянутыми, да и форма не та, какую рисуют на картинках сказочных эльфов, а напоминающая таковую у некоторых видов макак — разве что размер побольше. Пощупав, а потом сфотографировав свои уши, сравнила — да, тоже очень похожи. Но вот по общему размеру тела мы даже рядом не стоим: он намного выше и шире. Почти гигант. Прислушавшись к ощущениям, хмыкнула. Может, и гигант, но внутреннего протеста это не вызывает, кажется: вполне обычный такой мужчина. Причём обычный человеческий мужчина... странное ощущение, учитывая, как на деле велика разница. Зато после того, как увидела труп сородича, в голове словно щёлкнуло — и теперь люди уже не выглядят нормальными... точнее — нормальными людьми. И фигуры у них для здорового человека какие-то деформированные! Ненадолго замерла, вспоминая и сравнивая. Нет, если смотреть объективно, то на людей, прошлых, земных людей больше похож не мой вид — хотя всё равно отличия серьёзные. Но местные «люди» пусть даже теперь не кажутся нормальными «людьми», всё равно воспринимаются как нечто естественное. Просто до уровня мужского трупа моего вида не тянут. Сильно же керели у меня в мозгах покопались. С другой стороны, не сделай они этого, к своей и чужой внешности пришлось бы привыкать. А сейчас — словно так и надо, будто всегда здесь жила. Более того, если начать копаться в воспоминаниях прошлой жизни — именно земляне выглядят неестественными, некрасивыми и чуть ли не уродцами. Местные же люди — вполне себе... пусть и «нелюди». Ещё немного поколебавшись: касаться разлагающегося трупа, на поверхности и внутри которого копошилось множество личинок, не хотелось, я заставила себя приступить к вскрытию. Всё-таки это, можно сказать, первая встреча с представителем своего вида. Надо максимально её использовать, и извлечь всю возможную информацию. Вскрытие показало, что мой вид сильно отличается как от «людей», так и от «мертвецов», причём больше похож на первых. Но всё равно в гораздо меньшей степени, чем два других вида между собой. Хотя и тут смотря в чём. Например, пусть количество рёбер у нас с людьми разное, но зато у обоих они суставчатые, тогда как у «мертвецов» — цельные, как у жителей Земли. Вот состав внутренних органов ближе у «мертвецов». Но вообще-то, многие сходства странные — точно ли это видовые различия, возникшие в самом конце или просто параллельная эволюция? Почему-то только сейчас пришло понимание, что три наших разумных вида слишком разные, чтобы быть близкородственными. Внешне похожи, а стоит копнуть чуть вглубь... Зато теперь почти удалось поверить, что и мой вид вовсе не созданный керелями монстр — животные с похожим строением всё-таки встречались. Вообще удивительно: за время новой жизни много раз видела как четырёх, так и шестиконечных животных. Но если у животных с четырьмя конечностями рёбра встречались двух типов: цельные и суставчатые, то у шестиконечных суставчатых ни разу не попадалось. Независимо от того, были ли конечности лапами или часть из них преобразовалась в крылья. А ведь если подумать, это весьма такое серьёзное отличие, тоже словно намекающее на отдельные, пусть и параллельные, ветви эволюции. Но факт остаётся фактом — все три вида не являются представителями одного рода. Точно. Даже семейства наверняка разные... и хорошо, если мы хотя бы из одного отряда. Я потрясла головой. Мы различаемся. Различаемся очень сильно. Но тогда с какой радости у меня вообще появились дети от Дмитрия? Секс обязан был остаться без последствий — правильно вначале отбросила идею с беременностью. Мы слишком разные. Вот только, увы, дети были — и это факт. Но это не меньший бред, чем на Земле успешное скрещивание человека и овцы или бобра с анакондой! Ерунда какая-то. Если предположить, что в здесь может кто попало с кем попало детей иметь — природа быстро выродится, а никаких признаков подобного не наблюдаю. Так в чём же дело? Заодно снова вспомнила так и не решённый вопрос: почему керели «посеяли» три вида разумных? Наследников-то понятно с какой целью, а смысл в двух других? Конкуренцию составить? Или чтобы наследникам жизнь мёдом не казалась? И то и другое как-то глупо. Я резала, фотографировала и рассматривала труп, пока не заметила, что одновременно поедаю жирных личинок, выползающих из объекта исследования. Это открытие сильно подпортило настроение, но я всё же закончила препарирование сородича, стараясь получше следить за своими инстинктами. Однако в самом конце отвлеклась и опять поймала себя на процессе перекуса. Поспешно перепроверив, всё ли осмотрено и сфотографировано, ушла от тела. Хотя воспоминания о червеедении не портили аппетита, сама мысль о возможности поглощения чего-то, что, в свою очередь, ело мне подобного, оказалась неприятна. Подумав, чуть позже я всё-таки вернулась и старательно прикрыла его красным мхом, с избытком набросав сверху. Всё-таки как-никак это мой первый сородич, не хотелось оставлять его непогребённым, на радость всем проходящим мимо любителям мертвечины. Хотя защита с помощью мха больше вымышленная, чем реальная, но всё равно на душе стало спокойней. Стоя перед получившимся холмиком и соображая, какие бы сказать прощальные слова, я вспомнила одну важную деталь и, разбросав мох, внимательно осмотрела зубы мужчины. Нет, все клыки на месте. Хотя по размеру челюсть, наверное, как раз подошла бы к найденному в болоте отпечатку. Я задумчиво провела по своим зубам языком. А ведь отсутствие отсутствия правого верхнего клыка ещё ни о чём не говорит. Вон у меня всего три дня прошло — и начали расти новые зубы. С сожалением повздыхала о том, что зря выбросила обломок с отпечатком. Теперь его не найти, а значит — не сравнить. Снова покрыв мертвеца мхом, наскоро попрощалась и отправилась обедать в гущу крон, про себя отметив, что стала гораздо спокойнее относиться к смерти, чем раньше. Меня уже не пугали и даже почти не волновали найденные в лесу покойники. Даже кабаны, пожирающие человеческие останки, не вызвали неприязни. Вместо этого я порадовалась, что животинки наедятся, а заодно утилизируют возможную заразу. Да, за относительно небольшой срок жизни в этом мире, я сильно изменилась. Или не такой короткий? Шестьдесят девять местных дней, каждый — около пятидесяти семи часов. То есть, если пересчитать, почти пять с половиной месяцев. Скоро полгода новой жизни праздновать можно. А я всё ещё жива. И даже можно сказать — здорова. Время летит… Посмотрев на разыгравшихся неподалёку древесных крыс, вздохнула. Нет, так дальше нельзя. Скоро будет полгода, а я всё ещё по деревьям таюсь. Привыкла жить как дикарь. Слишком привыкла. Всё-таки надо найти других людей, хотя бы попытаться влиться в общество. Мысль об этом заставила поёжиться: выходить на контакт не хотелось. Страшно. Да и кто сказал, что меня примут с распростёртыми объятиями, а не нападут? Снова поёжившись, решительно сжала зубы. Надо. Как раз это моё нежелание ещё больше подтверждает, что ждать больше нельзя. Ведь в самом начале получалось же! Вспомнив первые дни, поморщилась, а потом похолодела от неожиданной мысли. Точно ли получалось или там у меня просто не было возможности избежать встречи? Ведь оба раза инициативу проявила вовсе не я, а я-то как раз хотела сбежать, причём вовсе не только от бандитов. Вот, значит, как. Одиночество. Одичание. И совершенно логичное следствие: если мой народ весь такой, то мы навечно останемся дикарями, а значит — не сможем составить конкуренции другим. Не это ли причина нашего будущего исчезновения? И не подвела ли я под ошибочное решение глубокую философию, просто чтобы оправдать собственную трусость? Всё. Хватит. Надо что-то менять. Кивнув сама себе и порадовавшись, что решение принято, я отодвинула его воплощение до первой же встречи с людьми. Не стоит долго зацикливаться на неприятных мыслях — слишком велик соблазн передумать. Поэтому пока лучше вернуться к уже привычной жизни. А дожди всё не проходят. Я задрала голову, ловя ртом стекающую сверху струйку. Здесь вообще бывают не такие мокрые дни? Вроде должны, вон в самом начале почти неделю стояла нормальная погода. Напившись, я перепрыгнула на ветку посуше и устроилась на заслуженный отдых. Выспавшись, отправилась дальше по джунглям, то поднимаясь на вершины деревьев, то, когда гроза разыгрывалась с новой силой, спускаясь почти на землю. Через несколько часов, когда дождь прекратился и сквозь изрядно поредевшие тучи показалась жёлтая луна, ярко, как днём, осветив полуночный лес, я добралась до крупной реки. Мне и раньше попадались бурные водяные потоки, часто достигающие десяти и более метров в ширину и появившиеся, скорее всего, из разлившихся от дождей ручьёв, но эта река превышала все прежние в добрые двадцать раз. Даже кроны деревьев не смыкались над её руслом, оставляя голубую полосу неба. Выбрав место поспокойнее, с удобным спуском к воде, я полезла купаться, но сразу же выскочила как ошпаренная из-за того, что средней величины зубастые и явно очень голодные рыбы решили: их позвали на поздний ужин. Уже на берегу, зализывая кровоточащие ранки, обнаружила, что в паре мест лишилась кусочков плоти с мелкую вишню. Чешуйчатые пираньи ещё некоторое время кружили вокруг места несостоявшегося пиршества, а я злорадно наблюдала за их бесплодными поисками сбежавшего блюда. Примерно через сутки надо будет проверить, проявляет ли ещё рыба ко мне интерес, или естественный репеллент работает не только на червей и членистоногих. Хорошо бы. Далеко от реки решила не уходить, в том числе потому что люди тоже наверняка поселились поближе к воде. Здесь можно постирать, порыбачить, а уж сельское хозяйство без этого почти нереально. К следующему вечеру ранки затянулись, хотя ещё и остались шрамики. Я вновь, на сей раз гораздо осторожней, зашла в воду. Не нападают. Подобралась к пираньям поближе, а потом и вовсе попыталась поймать рыбину. Через несколько часов купания окончательно убедилась в собственной безопасности, заодно поймала кое-что на перекус, хотя при попытке схватить добычу репеллент не мешал ей сопротивляться и кусаться. Правда, рыбка попалась невелика — до середины предплечья длиной и всего одна, зато оказалась не только съедобной, но и достаточно вкусной, со слегка солоноватым мясом. Устав, я не стала заморачиваться и съела её прямо сырой, решив в следующий раз запечь в углях. Мелькнула мысль сплести из лески рыболовную сеть, но лень оказалась сильнее желания облегчить охоту за водными обитателями, особенно учитывая, что расчёска сломалась и пришлось делать новую. В этот же день ждал ещё один успех: я обнаружила на берегу заросли кустов с длинными ровными прутьями, которые не ломались даже при наматывании на руку во много слоёв. Неужели наконец повезло? Обрадовавшись, я сразу же попробовала снова сплести ёмкость для переноса, и хотя первые поделки не блистали качеством, но получились гораздо крепче предыдущих. Да и работать с прутьями местной вариации ивы намного легче. Уже к утру я с гордостью любовалась на небольшую криво сплетённую корзинку. Вдохновлённая таким грандиозным (как сначала казалось) успехом, увлеклась и опомнилась только через двое суток, наделав несколько корзин разной глубины и величины. Последняя вообще выглядела почти прилично, особенно по сравнению с остальными. После неё я временно оставила попытки сплести что-то ещё — даже с уже имеющимися четырьмя ёмкостями мой кочевой образ жизни сильно пострадал, а с ещё большим количеством вообще придётся осесть на одном месте. Но как же удобно переносить вещи в корзинке, а не в руках, зубах, наколотыми на палку или, в лучшем случае, привязанными к леске! Хотя совершать переход с места на место мне теперь приходилось осторожнее — при резких прыжках или передвижении вниз головой продукты всё время норовили вывалиться из ёмкостей. Поэтому я приложила ещё немного усилий, и все корзины обзавелись такими же плетёными крышками. А передвижение стала осуществлять прерывисто — сначала, в несколько ходок, перенесу имущество, а потом, оставив в укромном месте, обследую окрестности. Вообще-то, наверное, стоило бы избавиться минимум от двух ёмкостей худшего качества, но было слишком жалко бросать пусть уродливые, но сделанные собственными руками поделки.Записано по рассказам и воспоминаниям очевидцев 36 – 67-е сутки Джунгли
Однажды, вернувшись на остров с добычей, Росс обнаружил вместо лагеря пустую поляну. Пропало всё наследство керелей — от палатки до банки с репеллентом и даже хирургических игл. А на влажной золе у костра чётко отпечатался след сапога. Естественно, такое врач терпеть не собирался и сразу бросился на поиски воров. Нет, он не тешил себя надеждой, что сможет справиться с несколькими противниками, но вдруг повезёт, и они хотя бы на некоторое время оставят вещи без присмотра. Поскольку на обратном пути Росс не видел ничего подозрительного, он логично рассудил: преступники, вероятней всего, на другом берегу реки — и поспешно отправился туда. А заметив следы на пляже и почти развалившийся плот в кустах, понял — не зря. Выследить воров удалось без особого труда. Группа из семи любителей чужого имущества расположилась недалеко от места преступления, у воды, и праздновала успешную вылазку. Сидя в кустах, Росс скрипел зубами от злости, крепко сжимая в одной руке скальпель, а в другой — дубину, которую использовал для оглушения змей. Не самое лучшее оружие, особенно учитывая, что четверо противников — мужчины, и у них есть сабли, топоры и даже лук. Остаётся только ждать. Врача заметили не сразу, но когда это произошло, бандиты не стали терять времени, тут же вооружились (при этом почему-то напрочь проигнорировав лук) и направились в его сторону. Росс тоже встал, оценил свои шансы и, поняв, что они слишком малы, кинулся наутёк. Вслед ему полетело два топора. К счастью, один из бандитов промахнулся, а другой хотя и попал, но не лезвием, а обухом в плечо. Однако топор оказался тяжёлым, и удар получился такой силы, что в суставе что-то хрустнуло, а врача чуть не швырнуло на землю: он споткнулся, но тут же выровнялся и снова побежал. Оторваться удалось не сразу, ещё больше времени потребовалось, чтобы преследователи потеряли его из виду. Забившись в заросли густых колючих кустов, Росс пытался отдышаться и одновременно не привлечь к себе внимания тех, кто его искал. Бандиты пробежали мимо, но врач не спешил вылезать, дождавшись, пока преследователи пройдут и в обратном направлении. И только после этого покинул такое неприятное, травмирующее, но спасительное убежище. К этому времени первое возбуждение спало, и пришла боль. Болела исцарапанная кожа с многочисленными занозами, ступня, которую пропорола какая-то колючка, но особенно сильно — правое плечо. Оно отекло и острыми приступами реагировало на каждое движение руки. Через боль и испарину врач ощупал пострадавшее место и сделал вывод: перелома всё же нет, скорее всего, разрыв связок и вывихнутый сустав. Но тут, в диком лесу, да ещё в окружении бандитов, и этого вполне достаточно, чтобы погибнуть. Особенно учитывая, что вырезанная дубина и скальпель исчезли — возможно, Росс выронил их у лагеря бандитов, возможно — потерял по дороге. Когда врач понял, что остался не просто раненным, но и без какого-либо орудия, то чуть не взвыл от досады. Шипя сквозь стиснутые от боли зубы, Росс выбрал несколько гибких лиан потоньше, перегрыз их и, выбрав удобное дерево, кое-как привязал предплечье пострадавшей руки к толстому воздушному корню. Потом врач согнул колени, медленно вытягивая и поворачивая конечность, чтобы вернуть на место плечевой сустав. Цели своей Росс достиг, хотя и не сразу. Освободившись от импровизированной верёвки, он опустился на мох, обливаясь потом от боли. Отдохнул, пока не перестали хотя бы дрожать пальцы, встал... и похолодел от ужаса. Повреждение оказалось слишком сильным: стоило неаккуратно пошевелиться, как кость снова выпала из сустава. Но ведь Росс был осторожен! Врач снова сел и ещё раз попытался ощупать плечо, но понял, что из-за отёка ничего нового не найдёт. Вот только он же двигался очень медленно, берёг руку, а она сразу вот так... Полный разрыв связок. Нужна операция. На неизвестном организме, самом себе и в таком неудобном месте тела. Да ещё без медикаментов и инструментов. Невозможно. Нет ни одного шанса на успех. Росс сорвал дрожащей здоровой рукой пласт мокрого мха и вытер им лицо. Без лечения прогноз ужасен. Будет немалой удачей, если подвижность восстановится хотя бы частично, если хотя бы через постоянную боль он сможет использовать руку для лёгкой работы. Врач истерически рассмеялся. Лёгкая, безопасная работа. Здесь, в диком лесу, в окружении бандитов. Есть ещё один вариант куда более простой в исполнении операции. Вот только простой — не значит безопасной. В нынешних условиях Росс её точно не переживёт, даже если сумеет осуществить. Врач долго сидел, бездумно глядя на соседнее дерево. Но потом всё-таки заставил себя встать. Надо хотя бы вправить, иначе правая рука точно полностью выпадет из дальнейшей жизни. Но сначала Росс потратил время, чтобы перегрызть ещё несколько подходящих лиан и сделать из них пусть слабое, но работающее подобие поддерживающей фиксирующей повязки. Вот теперь пора. Снова вправив сустав, врач осторожно уложил руку в повязку — с помощью второй и стараясь как можно меньше тревожить. К счастью, на этот раз всё удалось. Подумав, Росс решил вернуться в разграбленный лагерь — он даст хоть какую-то безопасность, да и вряд ли его снова посетят бандиты. Путь отнял много времени: врач хромал на раненую ногу, а когда всё-таки добрался до реки, выяснилось, что грести одной рукой очень сложно. Потом, уже на острове, он долго сидел у потухшего, пока не было хозяина, костра. Не сохранилось ни одного уголька, даже пепел почти остыл, а зажечь новый огонь нечем. На Росса навалилась слабость, его знобило, мучила жажда, и из-за того, что действие старого репеллента кончилось, а нового взять неоткуда, напали насекомые. Сон долго не шёл, и, кое-как промыв рану на стопе, врач до полной темноты вынимал из своего тела многочисленные занозы. Под конец он сдался и напился сырой воды. Всё равно ни фильтра, ни котелка, ни даже костра нет, обеззаразить воду не удастся, и вряд ли такая возможность появится в ближайшие дни, а погибать от жажды, когда рядом река, просто глупо. На следующее утро Росс обыскал лагерь, но бандиты не оставили ничего, кроме нескольких раковин и пары корок от клубней папоротника. Долго ли протянет раненый человек без укрытия, без репеллента (что уже сильно сказывалось), голым, невооружённым, без огня и голодным? На врача навалилась апатия, но через несколько часов в голову пришла идея, как можно хотя бы попытаться выжить, и он направился к могиле Романа. Мерзкое чувство, что он занимается мародёрством, не оставляло Росса всё то время, которое он докапывался до уже до костей очищенного подземными обитателями тела друга и забирал вещи, которые когда-то похоронил вместе с ним. — Прости, но мне это сейчас нужнее, — невольно оправдываясь, извинился врач перед мёртвым. Два скальпеля и пять хирургических игл — немного, но и не мало, учитывая, что ещё недавно не было и этого. Росс хотел выжить, просто выжить, и решил использовать для этого все возможности. Точнее, не абсолютно все, а все те, что не причинят вреда другим таким же жертвам леса и бандитов, а также просто мирным людям. Отёк не спадал, противная дёргающая боль мучила, даже когда лежал в неподвижности, да и общее самочувствие не улучшалось. Даже самые простые, элементарные дела превратились в необычайно сложные. Росс долго сидел рядом с раскопанной могилой, иногда прикасаясь к драгоценным инструментам: на смену очередному приступу возбуждения пришло бессилие. А оставлять кости друга вот так, в открытой яме, не хотелось. Казалось бы, осталась ерунда, но последний ком земли Росс кинул уже после заката. Потом медленно вернулся в лагерь, снова напился и лёг отдыхать. Выспаться снова не удалось — сон приходил лишь урывками, а стоило пошевелиться, как боль будила — и всё начиналось с начала. Утром Росс ещё раз осмотрел руку, переделал поддерживающую повязку и тоскливо поглядел на пустой лагерь. Раньше он хотел отсидеться на острове, дожидаясь, пока спадёт отёк и самочувствие улучшится, но за два дня состояние почти не изменилось. В конце концов голод заставил отправиться на большую землю на поиски пищи. Кое-как подогнав плот к берегу и отдохнув, врач понял — на остров он больше не вернётся: слишком много сил отнимает управление даже таким маленьким плотом. Поэтому мысленно попрощался с ним и побрёл в лес. Добывать растительную пищу с одной действующей рукой оказалось трудно, а охотиться и вовсе почти невозможно. А уж хоть о какой-то гигиене даже речи не шло. К сильному недомоганию присоединилась слабость от недоедания: трава, редкие коренья, ягоды и черви не позволяли насытиться, поэтому приходилось почти всё время искать, что бы съесть или скрываться от врагов и хищников. Росс прятался или убегал, стоило ему заметить больных — их состояние за это время сильно ухудшилось, агрессивность ещё возросла, и теперь они мало походили на людей — скорее уродливых троллей. Да и с прочими разумными в контакт вступать не стремился, даже наоборот. Врач трезво оценивал свои возможности и состояние, прекрасно понимая, что ещё одной встречи с агрессорами просто не переживёт. Ещё через трое суток Росс в полубредовом состоянии наткнулся на свежий труп сородича. Человек погиб не просто так, его убили и, скорее всего, ради вещей. Врач аж скрипнул зубами от накатившего гнева. Очень возможно, вся вина мёртвого человека состояла в том, что не захотел расстаться со своим имуществом. Значит, на этом месте вполне могло оказаться тело Росса. Почему хорошие люди гибнут, а аморальные бандиты процветают?! Уже собравшись уходить, врач в последний раз оглянулся на тело... и вернулся. Да, этот человек погиб, но если хотя бы после смерти поможет продержаться другому, то погиб не зря. А если Россу не удастся найти нормальную пищу, то его жизнь тоже скоро закончится. На мгновение перед мысленным взором врача всколыхнулись воспоминания о том, что людоедство на Земле считается аморальным и гнусным поступком, но они так и не наполнились эмоциональной окраской, в отличие от непрекращающихся мук голода. Поэтому Росс лишь криво усмехнулся и склонился над телом. Ещё не раз после этого он находил мёртвые тела и с тех пор старался не пренебрегать возможностью подкрепиться — за исключением тех случаев, когда на погибших удавалось обнаружить следы какой-либо болезни. А такое тоже встречалось. Если в первые дни Росс действовал почти бездумно, автоматически, то когда немного окреп, и воспаление всё-таки спало, он начал подходить даже к самым неприятным делам уже сознательно. Теперь врач старался не обходить стороной в том числе тела больных. Пусть сам он вряд ли хоть когда-нибудь сможет снова стать хирургом — рука не позволит — но информация тоже сила. Лишь три найденных человеческих трупа выглядели так, словно погибли от болезни — остальных явно убили, причём по большей части такие же разумные. У одного мужчины причиной была глубокая воспалённая рана судя по виду — от укуса какого-то зверя. Гной начал растекаться под кожей и, вероятней всего, несчастный умер от заражения крови. С единственной больной женщиной не возникло даже сомнений — её, как и соседа-физика, убила кишечная непроходимость из-за расплодившихся глистов. А вот загадку третьего трупа Росс так и не осилил. Признаки были какие-то невнятные, и непонятно даже это всё-таки болезнь или бедняга просто отравился? Совсем другая картина складывалась насчёт троллей. Их трупы удавалось найти реже, но они всё равно попадались. Однако Росс ни разу не решился даже попробовать мясо этих существ — слишком впечатлило увиденное при вскрытии. Зато без малейшего сомнения сделал вывод: он и нормальные люди не родичи троллей. И хорошо, что не родичи. Пусть организмы незнакомые, но если знать теорию, кое-что общее найти можно. Да и некоторые характерные признаки никто не отменял. Вот и сейчас врач закончил вскрытие, а потом долго тщательно умывался, отмывал красным мхом руку и места, куда попала кровь мертвеца, а также скальпель. Опухоли. Злокачественные новообразования. И если бы только рак! Но нет, их было множество и вовсе не только на эпителии. Росс бросил сочувственный взгляд на мёртвого тролля. Всё тело: под и на коже, в мышцах, внутренних органах — везде. Неудивительно, что бедняги сошли с ума: голову хирург не вскрывал (слишком много усилий потребовалось бы, чтобы преодолеть кости черепа), но если опухоли везде, наверняка в мозгу тоже есть. Ужасная болезнь. Остаётся только радоваться, что вид Росса она, судя по всему, не поражает. Какой-то специализированный вирус? Как бы то ни было, впечатление тела троллей произвели такое, что Росс больше даже не заглядывался на них, как на потенциальное мясо. Мёртвые люди, да, в большинстве случаев годятся в пищу — если, разумеется, ещё не испортились. Но не тролли. Несмотря на всю неоднозначность людоедского решения врача, именно оно помогло ему продержаться и выжить. Ещё где-то через неделю отёк, наконец, спал, и Росс вдруг заметил одну странность. Пусть плохо, с огромной болью и с помощью левой руки, но правая показала не просто первые признаки улучшения, а подарила надежду. Старательно загнав её вглубь, врач с замиранием сердца следил за динамикой. И ещё через несколько суток понял — у него действительно есть реальный шанс поправиться, а не остаться инвалидом! Возможно, разрыв всё-таки был неполным? Или Россу невероятно повезло, и он так идеально всё совместил? А может, ответ ещё проще: если подобная травма у землянина без лечения почти гарантирует инвалидность, то для нового тела это ещё не приговор? Дополнительным доказательством к последнему варианту врач посчитал ответы керелей на некоторые вопросы — тогда, в самом начале. Как бы то ни было, теперь Росс был уверен — он сможет восстановиться. Хотя бы частично. Иногда врачу казалось, что лес буквально кишит бандитами, по крайней мере, большая часть увиденных людей была похожа на преступников. Это мучило и вгоняло в уныние. С одной стороны агрессивные больные, с другой — люди, которые показывают себя ничуть не лучше. Но через время Росс привык, смирился с троллями, и теперь предпочитал отдыхать неподалёку от них. Больные были понятны и предсказуемы — намного безопасней бродящих по лесам бандитов. А те не рисковали приближаться к троллям — и это оказалось неожиданно удобно. Поэкспериментировав, врач понял, как надо себя вести. Он старался не подкрадываться к больным, чтобы не испугать, поэтому подходил открыто, часто даже окликал. Но не нарушал дистанцию, устраиваясь спать в нескольких десятках метров от троллей — в этом случае они тоже не приближались и не нападали. А бандиты опасались. Когда же однажды начали подкрадываться, тролли закричали, спугнув врагов и предупредив Росса. Убедившись, что снова в безопасности, врач мысленно поблагодарил таких страшных, но неожиданно приятных соседей. Сел, достал оставленный про запас фрукт и приступил к перекусу. А потом зло рассмеялся. Маньяки! Зло! Сумасшедшие! Да, больные... смертельно больные и действительно безумные, но тролли куда меньшее зло, чем человекоподобные твари без стыда и совести. Не провоцируй, не воруй, не нарушай дистанцию — неужели это так сложно? Росс посмотрел на троллей, потом на себя и снова рассмеялся, но на сей раз горько. Дожил. Голый, заросший, дикий. В кого он превратился? Как же далека реальность от тех оптимистичных прогнозов Романа! Снова покосившись на спасших от опасности соседей, врач встретился взглядом с больным мужчиной, благодарно улыбнулся и кивнул. Показалось или тот кивнул в ответ? Как бы то ни было, обольщаться и рисковать Росс не собирался — лучше поберечься, чем вызвать агрессию. Один день сменялся другим. Сейчас даже если бы врач захотел вернуться на остров, то уже вряд ли смог бы найти знакомые места — слишком долго он бесцельно бродил по джунглям. Зато плечо подживало, и Росс начал потихоньку разрабатывать правую руку. А ещё через две недели, когда врач уже мог ей немного действовать, хотя и без нагрузки, он встретился в лесу с группой людей. Заметив их за добрую сотню шагов, Росс быстро отступил, но понял, что слишком поздно — его тоже уже заметили. Агрессивно оскалившись, врач выставил вперёд палку, которую использовал и для опоры, и как оружие, мысленно намечая, куда бежать, если попытаются напасть. Но незнакомцы тоже остановились, не спеша подходить. Высокий, с огрубевшей кожей, грязными запутанными волосами и растительностью на лице, сейчас врач выглядел не нормальным человеком, а злобным неандертальцем. Но это не смутило пришельцев. — Добрый день, — поздоровался один из них. — Мы собираем всех, кто хочет безопасности вместе, чтобы сообща защититься от бандитов и троллей, а потом сплавиться вниз по реке туда, где нет ни тех ни других. Если хочешь — идём с нами. Росс ответил не сразу. После травмы он трижды переговаривался с другими людьми, и ни разу общение не выглядело приветливо. Дважды бандиты требовали сдаться, а однажды он обменялся угрозами с не менее его напуганной парой; но если от разбойников пришлось убегать, то со вторыми разошлись мирно, хотя и не спуская взглядов друг с друга. Поэтому Россу оказалось сложно осознать происходящее. Уже не верилось в то, что люди могут захотеть просто сотрудничать. А потом врач решил, что понял, и зло бросил: — У меня почти нет вещей, а за те, что есть, я любому горло перегрызу. — Ещё мгновение подумав, он ехидно добавил: — И вкалывать на вашего лидера тоже не собираюсь, даже не надейтесь! — Всё равно можешь пойти с нами, — легко согласился незнакомец. — Если, конечно, готов не убивать, не воровать и не насиловать — только эти законы обязательны для исполнения. Мы собираем всех желающих, а после того как доберёмся до лучших мест, можно будет разойтись в разные стороны. Росс снова застыл. Ответ прозвучал легко, так, словно им действительно безразлично имущество врача и он сам в качестве рабочей силы. Но можно ли хоть кому-то верить? Врач зло ухмыльнулся, поняв, что на их месте он бы опасался самого себя — уж он-то точно мирным не выглядит. Нет, теперь на нём не поездишь! Росс вперился взглядом во всё ещё ожидающих ответа людей. Если попробуют захватить или обмануть — можно сначала сделать вид, что покорился. А потом... Росс хмыкнул. Раз людей ел, наверняка получится и убить. В конце концов, это не так уж далеко от работы хирурга, да и вообще, в новой жизни он уже убил двух людей. Причём друзей. Поэтому справится. А если эти «благодетели» окажутся очередными бандитами — туда им и дорога! — Ладно, — ещё поколебавшись, согласился Росс. — Я пойду с вами.Из архивов личных записей, мемуаров и воспоминаний
Ни в одном из центров высадки не обошлось без потерь, причём больше всего людей погибло в первые шестьдесят суток после начала новой жизни. Тогда мы были растеряны, дезориентированы, поэтому объективных свидетельств почти не сохранилось. А опыт у каждого поселенца был свой, поэтому свидетели сильно расходились в оценке происходящего, а иногда и вовсе противоречили друг другу. По самым оптимистичным прогнозам занимающихся этой темой учёных, в то время потери составляли около четырёх пятых всех высаженных, хотя большая часть историков склоняется к куда худшему варианту, когда выжил примерно один из одиннадцати. Незнакомые с новым миром поселенцы гибли от всего: несчастные случаи, хищники, голод, холод или перегрев, стихийные бедствия и так далее; но все специалисты сходятся, что больше всего жизней унесли болезни, особенно принявшие характер эпидемий, и разнообразные конфликты между разумными — причём чаще было и то и другое. Болезни и конфликты убивали как непосредственно, так и опосредованно. Страх, панические решения, попытки спастись, нередко усугубившие положение, а то и неадекватная агрессия не только в сторону преступников или заражённых, но уже всех — когда в любом начинали видеть врага или опасность. Для всех нас это были чрезвычайно тяжёлые времена, а в некоторых центрах высадки выжили только единицы. Учитывая условия, в которые нас поместили, и нашу подготовку — такие потери были ожидаемы. Много больше нас покоробило другое. Тогда, в начале, нам было не до этого, а вот гораздо позже мы поняли: керели заложили в свой проект все эти потери. Они планировали, что большинство поселенцев не переживёт первых месяцев. Возможно, именно по этой причине в большинстве центров высадки нас всё равно осталось достаточно. Даже несмотря на то, что, кроме погибших, из будущего выпали и другие люди. Часть слишком одичала, кто-то, хотя и сохранил человеческий облик, но настолько привык бояться соседей, что ушёл в отшельники, некоторые забрались слишком далеко и заблудились — судьба большинства из них тоже так и осталась неизвестной.