В твоих руках...

      Эйлин пришла в себя, только когда почувствовала холод и огляделась вокруг. Она стояла на берегу озера, и ей показалось, что еще секунду назад, она готова броситься в его холодные воды. Она зябко повела плечами, растирая их руками, пытаясь согреться. Теплый пуловер под мантией мог согреть ее в школе, но не в этой промозглой ноябрьской ночи. От мантии и вовсе не было толку. Это же не плащ на подкладке. Всего лишь мантия.       Нужно было возвращаться. Ага, и наткнуться на старост и дежурящих по коридорам слизеринцев! Ее изобьют, тут и к гадалке не ходи. Стоит только попасться им в неположенном месте в неположенное время, они с чувством того, что исполняют священный долг, превыше всех долгов, отыграются на тебе просто за то, что ты гриффиндорец и выступаешь (пусть даже и негласно) против Волан-де-Морта. Слизеринцы все как один ждали, когда он окончательно придет к власти, когда будет побежден этот мерзкий Поттер и мир окончательно погрузится в хаос и мрак.       В школе испокон веку шла борьба между этими двумя факультетами, но сейчас она стояла особенно остро. И обострялась еще и тем, что директор никак не мешал бесчинствам слизеринцев. Он не потворствовал им, он просто делал вид, что ничего не происходит.       Эйлин пыталась ненавидеть его хотя бы за это. Но с некоторых пор в ее душе совсем не осталось для него ненависти.       Какие бы мотивы не двигали им, когда он начал заниматься с ней окклюменцией, она знала, что он учит ее тому, что ей пригодится. Защитить свой разум от чужих вторжений, способность извлечь неприятные мысли из головы… пусть с воспоминаниями у нее пока еще не очень получается, но Снейп делает ей больше добра, чем зла.       И все-таки… почему она? Почему не Драко Малфой, например? Чем она так особенна?       Она смогла сопротивляться ему и выгнать его из своей головы, и второй раз он проникнул в ее мысли только обманом. Может быть, поэтому.       Она внимательно наблюдала за ним в последнее время. Даже отважилась на слежку, чтобы понять, не занимается ли он индивидуальными уроками с кем-то еще.       Но или он понял, что она за ним следит и стал делать это настолько тайно, что она и не могла ничего заметить. Или она действительно была его _единственной_ ученицей.       Эйлин почему-то было приятно думать, что это было так. Приятно и немного страшно.       Их уроки приносили им обоим только муку. Они доводили друг друга до белого каления. Она его неспособностью выполнить то, что он от нее хотел. Он же ее … тем, что пытался научить ее помимо ее воли.       Ну и постоянные срывы на личные воспоминания, когда она пыталась все же разгадать его душу, а в ответ он вышвыривал ее за дверь. Всякий раз. Никаких подвижек. Он был закрыт, и его душа была похоронена в земле, в крепко-накрепко заколоченному гробу, возможно даже металлическом.       Сегодня, пытаясь достать из головы лишь одно воспоминание, Эйлин вспомнила гораздо больше. То, что она не могла выдержать. То, что причиняло боль, даже смутным намеком, а не то, что полным и ярким воспоминанием.       Она смотрела на воду, понимая, что немного успокоилась. Загнала воспоминания подальше и закрыла за ними четыре дубовые двери. Нужно было подумать над металлическими – дубовые легко рушились временем и видом ее собственных шрамов на ее собственной душе.       А может быть, Снейп был прав и лучше бы не заколачивать их, а достать – вынуть и изъять, перелить в стеклянный сосуд, который будет справляться с их ношей гораздо лучше, чем она?       Но она не умела этого делать. И никак не могла научиться.       В ее душе поднималась злость на саму себя. Ей пытается помочь такой пусть не добрый, но сильный и умный волшебник, а она не может просто сконцентрироваться и сделать простое действие!       Хороша же волшебница! А может ей и не стоит пытаться быть волшебницей? Вернуться в мир маглов, открыть там лавку со сладостями и тихо-мирно доживать свои дни.       Эйлин усмехнулась, понимая, что рассуждает как старуха. Да и мирная жизнь не получится, пока жив Волан-де-Морт. Все волшебники под угрозой. Даже те, что чистокровные… тем более, чистокровные.       Они нужны ему, нужны на его стороне. Не сражаться – сейчас он будет сражаться всеми известными способами, пусть даже придется привлечь на свою сторону самих маглов, оборотней и прочую нечисть, которую он презирает и ненавидит.       Это после, он избавится и от них. И в мире останутся лишь чистокровные маги, склонившие перед ним колени.       Вот только таких магов не так много. Смешение крови сейчас повсюду. И маглорожденные волшебники рождаются все чаще. Ему придется хорошенько потрудиться.       Вот и зачем ему это надо?       Эйлин устало выдохнула. Не проще ли – просто жить?! Никого не трогать, не убивать. Грязнокровка – ну так и живи себе спокойно. Не трогай меня, и я тебя не трону. Гриффиндорец – иди своей дорогой, главное меня не задевай.       Ведь никто не задевал и не трогал бедного Волан-де-Морта, когда он решился стать злом во плоти. Дамблдор достал его из приюта и привел в школу, дал ему приют и кров. Эйлин была уверена, что он и дружбу ему свою дал.       Но ему было мало всего этого. Ему нужна была чистота крови…       Безумец!       Холодом повеяло сильнее. Должно быть, он шел от воды. Нужно возвращаться… Эйлин, медленно побрела в сторону замка, думая, какими бы коридорами пройти в Общий зал Гриффиндора, чтобы ее не заметили. И не лучше ли вообще свернуть в больничное крыло. И пусть мадам Помфри лечит ее… ну пусть даже от мигрени.       Она слишком много думала. Она забыла об осторожности.       Холод пронзил ее сильнее, и она наконец-то подняла глаза наверх. В призрачном лунном свете кружились десятки дементоров. Они окружали ее и спускались все ниже.       Эйлин посмотрела на замок, до которого было еще далеко. Она не успеет добежать.       Сражаться! Биться!       Ее губы прошептали заклинание, а рука взмахнула палочкой… но только несколько синих искорок упало на землю. Сейчас, в этом внутреннем состоянии души, в полном раздрае, она не способна была достать ни единого хорошего воспоминания… и даже зная заклинание, и умея вызывать патронус (она ведь была когда-то в отряде Дамблдора) она не могла этого сделать сейчас.       Дело было даже не в хороших воспоминаниях, а в тех плохих, которые рвались наружу через четыре дубовые двери, стоило ей лишь увидеть рваные плащи бесплотных духов смерти.       Она побежала. Споткнулась, упала и, поднявшись на ноги, поняла, что все кончено.       Один из дементоров подлетел ближе. Она почувствовала, как радость уходит из нее. Как остатки светлого покидают ее.       Навсегда.       Она попятилась, пока не наткнулась спиной на какое-то дерево. Дальше отступать было некуда.       И Эйлин сдалась.       Дементоры рвали на части ее светлую жизнь. Это было неизбежно, она знала это. Знала с _того самого дня_, который так тщетно пыталась скрыть в своих воспоминаниях.       И вдруг резкой солнечной вспышкой, в ее голове появилось одно лишь крошечное воспоминание. Почти мираж, едва ли правда. Но она зацепилась за него… она прокляла дементоров, как только умела проклинать. Воздух взорвался криком ее голоса. И из палочки вырвался ее защитник.       И в этот самый миг в десятке шагов от нее появился другой патронус, серебристо-синяя лань. Вместе с ее ласточкой, они прогнали прочь всех без исключения дементоров. Ласточка вернулась и растворилась в воздухе возле нее. А лань медленно подошла к профессору Снейпу.       Бледный свет луны освещал его лицо. Он еще не смотрел на девушку, его взгляд был обращен на его патронус. И прежде чем развоплотить его, он погладил животное по голове.       Эйлин подумала, что бредит. Такой простой и _человеческий_ жест от профессора она не могла представить и в страшном сне.       А потом лань исчезла и профессор все же посмотрел на Эйлин. В его взгляде была тревога, обеспокоенность, сочувствие – все то, самое человеческое и благородное, что никогда не было ему свойственно.       У Эйлин едва ли были силы стоять на ногах, но каким-то последним отчаянным усилием, она бросилась к профессору, и прежде чем он успел сообразить, что она делает, она обняла его и уткнулась лицом куда-то ему в плечо.       Ее охватила истерика. Рыдания рвались наружу неконтролируемо. Всего, что случилось, было слишком много. Ее воспоминания за четырьмя дверями… она не могла их больше прятать… дементоры лишили ее всего светлого. И эти воспоминания заняли собой все остальное.       У нее не было сил сопротивляться. У нее больше не было сил.       Снейп растерялся. Он пришел слишком поздно, и дементоры успели навредить девушке достаточно серьезно, но… ожидать он мог лишь ее обморока, ее слез – возможно, но маловероятно, но не истерики у него на плече.       И вопреки, он не стал отстранять от себя девушку. Вместо этого, он положил свои руки ей на спину, обнимая ее и давая ей почувствовать его защиту.       Она была холодной как лед, он чувствовал ее холод даже через все слои одежды, что были между ними – его и ее.       И он трансгрессировал, унося вместе с собой подальше от черной ночи Эйлин.