В твоих руках...

      Снейп поддержал ее, когда она уже почти упала, и опустился рядом с ней на колени.       - Тише, тише,- прошептал он. Он положил руку ей на спину, прижимая ее к своей груди, поддерживая ее так аккуратно, что Эйлин почти перестала чувствовать боль. В его руках была удивительная сила и… нежность?..       Эйлин посмотрела на него своими пронзительными голубыми глазами. Ее щеки были залиты слезами. И второй рукой он тихо провел по ее лицу, стирая их. А потом положил руку на ее плечо и сжал его своими тонкими длинными пальцами.       - Прости меня, Эйлин.       - За что?..       Он не ответил. Чуть отвернув голову, он не смотрел на девушку и не читал ее мысли. Она хотела бы знать, что он думает. Но не решалась залезть в его голову. Она боялась того, что может узнать.       - Никто, никогда и ничем не жертвовал ради меня, Эйлин…- он еще помолчал, а потом словно пришел в себя, тяжело выдохнул и посмотрел на нее.- Нужно лечь на кровать. Не дело лежать на холодном полу. Я помогу. Давай, тихонько…       Он уверенно держал ее за спину, помогая подняться. Так что она и боли не почувствовала совсем. Но, когда она сделала всего лишь шаг, боль вернулась и она, хотя и устояла на ногах, и даже не закричала, но задержала дыхание, и этого было достаточно, чтобы он почувствовал ее боль.       Он медленно, но легко взял ее на руки.       - Ушиб сильный, но это пройдет… а если зелье будешь пить, а не мыть им ковры, то пройдет быстрее…       Он держал ее на руках и прижимал к себе. У Эйлин судорогой сводило всю душу от такой близости его к ней. Не тогда, когда он был без сознания, а теперь – когда они оба чувствовали тепло друг друга. Он замер на месте, со стороны могло показаться, что он боялся сделать шаг, чтобы причинить ей боль, и давал немного времени, чтобы боль в ее спине успокоилась. Но Эйлин чувствовала, что дело не в этом. И от таких мыслей ей становилось совсем не по себе.       Он словно не хотел ее _отпускать_... Бред какой-то! Это ведь Снейп… это ведь он кричал, что не любит ее… а потом выкрал из Хогвартса…       Он вздрогнул, приходя в себя. Чего бы он там себе не думал, он понял, что мгновение это затянулось.       - Надо,- протянул он, чтобы сказать хоть что-то, а потом его взгляд запнулся за ее волосы. В госпитале их так и не помыли. Лишь немного обтерли ее лицо влажным полотенцем. А засохшая кровь все еще темнела на ее светлых прядях.- Надо помыть тебе голову. Вся в крови.       - Мне все равно,- отозвалась Эйлин.- У меня нет на это сил.- И добавила, совсем уж не подумав.- Хотите, мойте сами.       Только потом осознавая, что если он захочет – с него станется это сделать. Его могло сдержать только ее слово, а она уже согласилась. Эйлин не поняла, что чувствует по этому поводу.       - Хорошо,- не отпуская ее, он подошел к двери и распахнул ее ногой. За этой черной комнатой был такой же черный коридор, освещенный старыми, тусклыми, но электрическими лампами. Они прошли в ванную, неожиданно хорошо и почти современно оборудованную. Стены здесь были белыми и от резкого контраста цветов у Эйлин даже заболели глаза.       Он и, правда, собрался мыть ей волосы?..       Он посадил ее на одну из табуреток, что стояли здесь же. И, открыл краны, набирая ванну.       - Вы же не собираетесь…       - Тебе будет полезно принять ванну. Я принесу необходимые зелья. А ты пока…       Снейп чуть нахмурился. Глаза Эйлин удивленно округлились.       - Да, не можешь же ты принимать ванную одетая…       Он вышел из ванной, не дав ей и слова сказать. Она смотрела, как быстро наполняется латунная небольшая ванная водой. Она не понимала, что происходит. Или ей казалось, что не понимает.       Он украл ее из Хогвартса, чтобы позаботиться о ней. Потому что она спасла его жизнь, а он не умеет быть обязанным. Эйлин подумала, что ей все равно. Волосы ее были в ужасном состоянии, но это состояние ее нисколько не беспокоило. Как и больная спина – ровно настолько, насколько она не могла теперь же от него сбежать.       И забыть его, и все что произошло сегодня или вчера…       Он вернулся, держа в руках белую рубашку. Он положил ее на колени Эйлин и закрутил краны, потрогал воду.       - Она не слишком горячая. Горячую тебе нельзя сейчас. Переоденься и забирайся в воду, я вернусь с травами.       Эйлин смерила его удивленным взглядом, но он не смотрел на нее. Он вышел из комнаты, плотно притворив дверь. Эйлин посмотрела на рубашку. _Его_ рубашку.       Она сняла свою одежду, чуть менее грязную, чем были ее волосы. Она и хотела бы аккуратно свернуть ее и уложить стопкой, но все на что хватило сил, это не кинуть ее на пол, а сложить на табурет. Боль пульсировала в больной спине, мешая ее движениям – у нее даже ноги немели от этой боли. Она едва смогла надеть на себя его рубашку – руки отказывались подниматься. И ей пришлось сесть на второй табурет. Она медленно застегивала пуговицы, чувствуя странное тепло, что исходило от рубашки. _Его_ тепло.       Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.       - Я зайду?       - Заходите,- безразлично кинула Эйлин. Ей уже все на свете было все равно. Даже если бы она вовсе не успела надеть рубашку.       Снейп прошел внутрь, пристально вглядываясь в лицо девушки. Словно пытаясь только по нему прочитать, что она думает. Но лицо ее выражало лишь смертельную усталость и боль. И ничего больше.       - Ничего, Эйлин, после ванны тебе станет легче.       Он составил кучу фляжек и склянок на полочку, над раковиной и попеременно открывая их, вылил все содержимое в ванну. Вода чуть зашипела и успокоилась. По комнате разлился какой-то странный запах, как словно после дождя – запахло свежей травой и еще чем-то летним.       А потом он открыл другую фляжку и до Эйлин долетел запах полыни. Снейп до половины налил в стакан и протянул его Эйлин. Фляжку он оставил у себя в руке.       - За нашу связанную жизнь! – провозгласил он тост и выпил, все, что еще оставалось во фляжке.       Эйлин медленно выпила содержимое стакана. Зелье было приятное на вкус и горечь полыни почти не чувствовалась из-за других ингредиентов, больше половины которых она не знала. В их школьных учебниках про это зелье не было ни слова.       - Вы же не пили зелье раньше? – проговорила она, когда он забирал у нее пустой стакан.       - Да, но я тоже потерял много крови.       - А не боитесь, что и ваша душа излечится, вместе с телом?       - Нет. _Уже_ не боюсь.       Он взял полотенце и положил его на одну сторону ванны. А потом поднял девушку на руки и опустил в воду, поддерживая за руку, помог ей сесть. Эйлин почувствовала приятное покалывание в области поясницы. Снейп был хорошим зельеваром, он знал, что добавить в воду.       Он подвинул табурет к ванне и сел на него. Взяв небольшой ковшик, он зачерпнул воду и полил на голову Эйлин сверху. Он мягко коснулся второй рукой ее головы, смывая с волос запекшуюся и засохшую свою кровь.       Теплая вода приятно укутывала тело, зелья благотворно влияли на спину, а Artemisia и Mentha успокаивали душу. Эйлин не заметила, как и когда провалилась в сон… ***       Снейп вытащил спящую девушку из воды и проговорил заклинание, заставляя рубашку на ней высохнуть, а вместе с тем и ее золотистые волосы. Эйлин совсем не походила на Лили. Но она была красива, хотя и довольно простой и невычурной красотой. А еще… еще... следующая мысль заставила душу Снейпа сжаться в комок.- Еще она была живая.       Снейп отнес ее к кровати, но отчего-то не спешил уложить под одеяло, вместо этого он сел на кровать сам, все еще держа ее в своих руках. Опустил на свои колени, прижимая к себе.       Никто, никогда и ничем не жертвовал для него. Обещания, что изредка давались ему – никогда не исполнялись. Он был словно проклятым. Все знали, что он бывший Пожиратель, и кроме Дамблдора все полагали, что бывших Пожирателей не бывает. Даже Миневра Макгонагалл – женщина, всецело и всегда верившая Дамблдору, не могла поверить до конца в чистоту помыслов Снейпа. И не то, чтобы его это волновало когда-нибудь… нет, он смог забыть, что значит быть осмеянным толпой, лишь только поставив себя выше толпы, выше всего мира и перестав заботиться об их мнении. О любом чужом мнении.       Это было, когда он был еще совсем юн. За годы ему ничего не пришлось менять – мир устраивал такой Северус Снейп. И поэтому его пренебрежение окружающими закостенело и стало привычкой.       Никто, никогда и ничем не жертвовал для него. А эта девушка пожертвовала своей жизнью. Разделить день смерти с тем, кто старше тебя на двадцать лет – значит негласно отдать двадцать лет своей жизни.       Она отдала их без раздумий. Как только она вспомнила про это непреложное проклятье, она поняла, что должна добраться до склянки, закупоривающей смерть и спасти его – отдав свою кровь и молодость. Она не сомневалась. Ни секунды. Ни мгновения.       Потому что она любила его.       Никто, никогда не любил его.       Лили?.. когда была девочкой, но после того случая… в ней может быть еще жалость была к нему, но не любовь… Его же любовь к ней – была смыслом его жизни. Единственным светом, который остался в его душе. Который мог согреть его, не дать потерять себя и проклясть.       В этом огромном мире, где никто не нужен был ему, и он никому не был нужен, он жил только болью от того, что ее потерял. Да, он не пил зелий, способных излечить его душу. Потому что больная его душа – это все, что у него было. Все, в чем заключался Северус Снейп. Несколько шрамов поперек души. Боль навсегда.       Он смотрел, как мирно Эйлин спала в его руках. Ее светлые волосы падали на ее плечи мягкими волнами. Она всегда собирала их в хвост или плела косы, он почти не видел, чтобы она ходила с распущенными волосами. И, наверное, зря…       Нет, это не зелье на него так подействовало. Так на него подействовала Эйлин Локвуд и ее жертва. Своей любовью к нему, она разбудила в нем то, что давно спало, и воскресила то, что отмерло – его способность к жизни. Просто способность жить.       Он чувствовал, что не только девушка на его руках была живая, но и он сам был жив.       В его душе все перевернулось. Его душа требовала жизни, а не смерти. Любви, а не боли и страданий.       И как бы ни был он с душой своей не согласен, как бы не держался еще за прошлую, несчастную – но спокойную – жизнь, он был с ней согласен все равно.       Девушка в его руках была живая. И она любила его. Она отдала за него жизнь! Что еще ему нужно было?!       Что нужно было этому глупому дурному сердцу, чтобы полюбить ее в ответ?       Северус внезапно побледнел, когда понял самое главное. Он _уже_ любил ее.       Не так, как Лили. Лили останется в его душе и сердце навсегда, как первое и самое светлое… но…       Он любил Эйлин. Стал бы он просто так забирать ее из Хогвартса, если бы дело было только в том проклятье, что она наслала на них, спасая его жизнь. Прижимал бы так часто ее к своей груди?       Сам себя не понимая, он полюбил ее в тот самый миг, когда впервые проник в ее разум и увидел воспоминание о самом себе.       Она запомнила и за четыре года не забыла, что он был босым и варил свое полынное зелье. Она единственная открыла его душу, и для этого ей не пришлось читать его мысли. Не пришлось спрашивать.       Лили была памятью и прошлым.       Но Эйлин была его настоящим.       Непреложным.       Он все-таки переложил ее на кровать и укрыл одеялом, но уйти и оставить ее сейчас – когда он только ее обрел – он не мог и он лег поверх одеяла на вторую половину кровати.       Он досчитал до тринадцати и заснул. Вопреки тому раздраю, что поселился в его сердце с осознанием того, что он любил эту девушку, душа его была удивительно спокойна.       Только сейчас происходило то, что действительно должно было происходить.       Он жил. И он был счастлив.