В твоих руках...

      Утром у Северуса Снейпа состоялся крайне странный и неприятный разговор с директором. Он, впрочем, догадывался, что она попросит его об этом. Он даже был удивлен, что она не предложила этого сразу, словно боялась, что тогда он и преподавателем к ним в школу не явится. А он явился. И на ее предложение, скрепя сердце согласился.       - Но почему я? – только и проговорил он. На протест это мало походило. Возможно, он даже сам этого хотел. В его жизни все шло монотонно и серо – если не считать, конечно, личной жизни. И даже преподаваемый им предмет не доставлял особой радости. Конец года, сплошная морока с выставлением оценок, подготовкой к экзаменам и зазнайками-гриффиндорцами.       - У вас есть опыт. И я доверяю вам.       Где она была еще второго мая со своими словами о доверии, крича вослед ему «трус»? Где было все это доверие тогда, когда возможно оно ему нужно было? А теперь…       - Вы будете ближе к своей Эйлин.       - Она заканчивает школу в этом году.       - Я и прошу до конца года. А там видно будет…       Дамблдор тоже обычно говорил «а там видно будет»… и это «видно будет» всегда так и оставалось. Впрочем, Снейп не хотел спорить. Он хотел и принимал этот вызов. Ему даже стало интересно. И некая злорадная ухмылка появилась на его губах, когда он представил реакцию учеников.       Это было прекрасное утром, которое директор МакГонагалл испортила окончательно и бесповоротно, так что когда к вечеру зарядил препротивный дождь, Снейп посмотрел в окно с неким чувством удовлетворения. Погода наконец-то соответствовала его душевному состоянию. До того целую неделю была распрекрасная жара – повод для радости всякого ученика.       Гроза блестела на небосклоне, гром разрывал барабанные перепонки ужасающими раскатами. Все, как Снейп любил. Если он вообще был в состоянии любить погоду.       За целый день, он ни разу не подумал об Эйлин и отметил про себя очевидный прогресс. Хотя, вряд ли это был прогресс его разума над чувствами, скорее – он был так занят уроками, пытаясь научить всех и всему сразу, что у него не было ни секунды времени, чтобы подумать.       А стоило ему оказаться один на один с самим собой и безразличным летним дождем за окном, он сразу же о ней и подумал.       Он знал, что эта любовь совсем иная, чем его любовь к Лили. И как не угаснет любовь к Лили, так и эта любовь никогда не оставит его сердца. Эйлин навсегда в его душе. К Лили у него было лишь духовное чувство, к Эйлин же он чувствовал оба вида любви и желание обладать ее телом, наравне с обладанием ее душой, все же тревожило его. Она воскресила его душу, дала ему свет. Зеленый росток на выжженном поле его души.       Жизнь.       И он хотел жить. Он хотел дышать. Хотел радоваться жизни. И хотел любить.       Невозможность всего этого – без Эйлин – угнетала его и заставляла сомневаться во всем на свете. И в том, что он поклялся дожить до ста лет тоже.       Он не сможет прожить до ста лет. Дело не в том, что это невозможно физически. Темная магия, пара невинных жертв… любая цена.       Он не думал о том, что станет с его душой, за этот век – или то, что от века осталось. Он поклялся, и он сдержит это слово.       Но как! Как? он будет жить?       Если все его жизненные силы заключены в этой одной девушке, что была слишком чистой и слишком светлой, чтобы принять его прошлую мерзкую жизнь.       Он не мог ее ни в чем укорять или упрекать. Он только думал, что будь на ее месте Лили, она бы не сделала для него то, что сделала Эйлин. Она бы не спасла его жизнь ценой своей. Это было так очевидно для него и так неправильно – самому собственными мыслями разрушать прежнюю свою любовь.       Но он и не рушил ее. Он просто начинал мыслить логически. Лили всегда значила для него больше, чем он для нее. Даже если бы она не оттолкнула его тогда… даже если бы этот мерзкий Поттер не использовал на нем его же собственное заклинание… Лили никогда бы не согласилась стать его женой. Он для нее мог остаться только другом.       Эйлин же согласилась. Эйлин любила его. Любила больше, чем он того стоил. И вот это больше перевесило любовь. Мерзость его прошлой жизни настигла и Эйлин оказалась неспособна ее превозмочь.       Как когда-то и Лили, отвернувшись от него навсегда, после того, как он стал Пожирателем.       Все в его жизни было слишком сложно и запутано. И он сам порою не мог разобраться, что он есть на самом деле – добро или зло. Помогал ли он Дамблдору потому что был обязан помогать, или потому что он никогда не был настоящим злом?       Он даже не знал, во что ему хочется верить. Сейчас он был на стороне ангелов, и демоны рвали его душу. Тогда… сотню лет назад… всего лишь двадцать, все было иначе. И он был среди демонов, и только слабые голоса ангелов пытались его остановить.       Пытались ли? Вряд ли. Он окунулся в эту чернь с головой. Его пленила его новая жизнь, где он был _значимым_, где никто не посмел бы над ним смеяться, потому что Темный Лорд выказывал ему редкое доверие.       Где он был человеком. Просто человеком. Право, которое у него отнимали столько, сколько он себя помнил. Темный Лорд дал ему это право. Северус заслужил его. И никто не был в состоянии у него это право отнять теперь.       Выжженное поле его души отчетливо давало ему понять, что он – зло. Но этот зеленый росток. Может быть, он изменился? Может быть…       Снейп почти выронил из рук волшебную палочку, когда понял свою мысль до конца. Он не менялся. На самом деле, нет. Это ее кровь внутри него. У них на двоих одна кровь. Ее не разделить, не распаять и не разлить по разным сосудам. Она перемешана. Вот почему это проклятье – стоит умереть одному, как та часть крови, которая принадлежит ему в теле другого человека, станет мертвой кровью. И убьет его.       Когда-то это проклятье называли любовным благословеньем, и оно было популярно среди влюбленных, но только до той поры, пока его творили добровольно с согласия друг друга, и когда люди не переставали любить друг друга. Снейп знал, что его запретили после нескольких десятков страшных историй, что произошли одна за другой.       Убийства… смерти… самоубийства.       Это проклятье могло быть благословеньем, только если они будут вместе. Каждый день. Каждый час. И в ту самую последнюю минуту, они умрут вместе, не страдая и не оплакивая друг друга. Иначе… Снейп знал, что ему страдать всю его долгую жизнь.       Он вышел прямо под дождь. Уже наступила ночь. И Хогвартс погрузился в сон. Он быстро промок, но ему было все равно. Ему нужно было отдохнуть и набраться сил перед завтрашним днем, когда объявят его новую должность и ему придется на этом присутствовать. Завтра он увидит Эйлин впервые за несколько дней. Она, как он и предлагал ей, больше не посещала его уроки.       У дока он остановился и с каким-то неясным волнением прошел внутрь. Он здесь не был больше. На досках виднелись засохшие пятна крови – уже едва видимые. Это была его кровь.       Ее в ту ночь было слишком много. Снейп неосознанно поднял руку и коснулся шеи, в том месте, откуда тогда била кровь.       И вдруг он услышал крик. Долгий крик, разрывающий воздух. Он на мгновение долетел до его сознания, в перерывах между раскатами грома. Он выбежал на улицу и посмотрел на замок. Но плотная стена дождя мешала увидеть хоть что-либо. Размытый свет в нескольких окнах – это все. Темная и глубокая ночь.       Но крик ему не послышался. Не показался.       Кто-то кричал.       Он достал из-под одежды медальон на серебряной цепочке – половинку круга и сжал его в руке. Он был холодный как лед.       Еще до того, как он понял, что делает, он начал считать секунды.       Он досчитал до половины минуты, когда понял, что делает, но счет не остановил. Кажется, только перестал дышать.       Минута.       Ничего не случилось.       Ледяной медальон не значил смерть. Он значил что-то другое. Боль, страдание, но не смерть.       Снейп знал, что Эйлин все еще носит свою часть медальона на шее. Он же – он достал брошенную половину сразу, как она ушла. В ту самую ночь.       Что ж, кровь. Ее кровь в его венах – ответ, на его вопрос. Он никогда не был добром. Лишь зло. Смертельная усталость накрыла его с ног до головы. Ему хотелось лечь и заснуть. Так заснуть, чтобы уже никогда не проснуться.       Он вспомнил их самый первый урок окклюменции. Ее душу в своих руках. Крошечная, красная и в шрамах. Душа.       Зачем она оказалась в его руках? Зачем из всех учеников Гриффиндора он выбрал именно Эйлин? Зачем вообще все вышло так?       Ярость и злость наполнили его. Он быстрым шагом направился к замку. Он знал куда идти. Медальон указывал путь. Две половинки одного целого – они стремились найти друг друга.       Впрочем, может, дело было совсем не в медальоне. Их кровь тоже была общей.       Они были целым, единым – до того, как стали едины. Проклятые и потерянные.       Живыми или мертвыми. Но они всегда будут одним целым.       Снейп произнес пару ругательств, которые никто разве что кроме капель дождя, не мог расслышать.