1.2. Право выбора
Вечером, в день завершения экзаменационных боев, взвод Орвана Толгайра почти в полном составе собирался отмечать свой успех в баре, который находится практически напротив академии «Медный Шторм». Единственным вопросом было наличие в баре свободных мест, так как в вечер пятницы найти не забитое до отказа увеселительное заведение крайне сложно. В целом на Медном Звере сфера развлечений для населения весьма ограничена и, чаще всего так или иначе, связана с искусством войны. Позиция верховного командования вооруженных сил планеты, которое, по сути, и руководит всеми сферами жизни своего общества, выражается в двух нехитрых директивах: «Милитаризм разума и души» и «Идеальный солдат – идеальный гражданин». Если ты не военный, ты – обслуживающий персонал или, коротко, «обслуга». Жизнь в рамках второго социального класса 70 Лебедя-b представляет собой статус малоуважаемого субъекта всё время занятого «низшими формами» труда. С другой стороны, человек, подошедший под критерии какого-либо воинского формирования, заключает с ним своего рода пожизненный контракт, по которому покинуть своё формирование может только через уход по той или иной причине на пенсию, либо полное расторжение контракта и переход во второй класс, переход на службу в другое формирование строго воспрещался. В то время как сокурсники его взвода готовились отмечать заключение воинских контрактов и получение офицерских званий, Орзий Малавар готовился к последнему вздоху. Стоя перед зеркалом в своей комнате общежития военной академии, он думал о том, как жестока их социальная структура. Два пути. Винтик в военной системе или участь близкая к рабству. Но больше всего он не понимал, почему высшие военные чины были готовы списать человека, допустившего одну ошибку за семь лет. Орзий не был уникумом боевой подготовки, но и лентяем назвать его было бы ошибочно. – Одна ошибка, – проговорил сквозь зубы раздосадованный неудавшийся пилот, всё также смотря в зеркало. – Всего лишь, сука, мать её, одна! К глазам подступили слёзы. Теперь перед ним было снова два пути. Первый – до конца своей жизни быть обслугой. Второй – подвал… Двухклассовая социальная система Медного Зверя, несмотря на то, что она даёт возможность любому ребёнку стать военным, независимо из какой семьи он родом, выбраковывает огромное количество так называемых «несостоявшихся». Многие из них воспринимают это, как вечный личный позор и отказываются продолжать жизнь в качестве обслуживающего персонала. В принципе любой непрошедший по условиям контракта или действующий военный по своим личным причинам мог воспользоваться специальным подвалом, которые были в наличии всех воинских частей и академий. Там человека ждало простейшее огнестрельное оружие малого калибра и единственный патрон. Поначалу Орзий даже не подумал об этой возможности, так как просто забыл о ней. Напомнил мать. После своего провала курсант позвонил домой, дабы сообщить о результатах испытания. Ответ был ожидаем, но оказался слишком жёстким: – Ну что же, – услышал Орзий пробирающий холодом голос матери. – Малавары ещё никогда не были обслугой. Интересно даже, что сказал бы твой отец, будь он жив. Благо хоть твои братья и сестры пока не знают об этом позоре. Ну да ладно. Ты ещё можешь остаться военным, подвал предоставит такую возможность. Прощай. Зазвучали быстрые короткие гудки. Вот она – родовая гордость. Честь, почет и социальный статус на первом месте. Орзий не мог винить мать, так как сам считал себя настоящим позором своего знаменитого военного рода, но при упоминании о подвале по его спине пробежали мурашки. «Ну… Да, это, похоже, выход», – подумал он. Побрившись, причесавшись и надев свежевыглаженную форму курсанта академии «Медный Шторм», Орзий Малавар снова встал перед зеркалом в своей комнате. Из зеркала на него смотрел молодой человек. Короткие чёрные волосы аккуратно зачесаны на левый бок; кожа лица медноватого оттенка похожего на загар, характерного для всех уроженцев 70 Лебедя-b, гладко выбрита; хорошо отглаженная темно-серая форма на спортивном, но стройном теле смотрится весьма гармонично; и только печальные карие, будто немного запавшие глаза, которые казалось, не спали уже несколько дней, говорили о том, что такие приготовления отнюдь не к радостному событию. Заперев свою комнату, Орзий Малавар сдал электронную ключ-карту в хранилище ключей и вышел на улицу подземного города Тасфарос иногда называемый Солнечным, однако, в прямом смысле слова он таковым, разумеется, не был. Город получил своё прозвище потому, что находится практически в самом центре зоны «вечного дня». Таким образом свои прозвища получили и остальные три города Медного Зверя: находящийся в центре зоны «вечной ночи» Аргодон – Ночной; занимающий также почти центральное положение на северной полюсе планеты Ирвинон – Северный; и антонимичный предыдущему Кантерим, называемый Южным. Четыре города, мало чем отличающиеся друг от друга, военные базы, разбросанные по всей планете, а также различные добывающие, перерабатывающие и прочие промышленные предприятия, функционирующие за чертой городов и баз, в общей совокупности давали то, что можно назвать домом девятистам миллионам человек. «Скоро на одного человека станет меньше», – подумал Орзий. Он последний раз поднял голову к небу-потолку, в который встроены множество тысяч ярчайших ламп, освещавших город «днём» и «ночью» с лишь той разницей, что «ночью» их свет приглушен и гораздо более мягкий. Окинув взглядом ничем особо непримечательные вытянутые прямоугольные здания жилых корпусов академии, несостоявшийся пилот направился к её административному центру, минуя огромных размеров плац, по которому кто-то одиноко в отдалении бежал. Малавар остановился напротив здания с табличкой, на которой крупными буквами выбита надпись «ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ «МЕДНЫЙ ШТОРМ» АДМИНИСТРАТИВНЫЙ КОРПУС ПО РАБОТЕ С ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ». – Вот, наконец, и пришёл, – вырвался его сдавленный голос. Хоть сама академия относительно небольшая, так как является узкоспециализирующейся только на подготовке пилотов группы ΩΨ, сотрудники академии работают посменно, поэтому в ней никогда не бывает пусто или закрыто. Подойдя к информационной сенсорной панели, подразделявшей виды возможных обращений личного состава на группы, курсант искренне удивился – в самой нижней части списка, отделённой всех обращений, без какой-либо подгруппы выделена строка «Запрос на использование подвала самоликвидации». «Похоже, весьма популярна потребность», – горько усмехнулся Орзий, тщетно пытаясь сохранить остатки самообладания. Дрожащими руками он выбрал «столь популярную» потребность, после чего подтвердил выбор отпечатками больших пальцев обеих рук на сенсорной панели и сканированием сетчатки глаз через визорную стойку рядом, тем самым полностью идентифицировав себя. – Добрый вечер, курсант Орзий Малавар, – зазвучал механический голос, Ваш запрос номер три-семь-два обрабатывается. Пожалуйста, пройдите в зал ожидания левого крыла и ожидайте дальнейших указаний. В зале ожиданий помимо него никого не было. Коридор с двумя рядами стульев, стоящих друг напротив друга, своей стерильностью напоминал больше больницу. Две минуты длилась «звенящая» тишина. Затем её нарушил громкоговоритель: – Курсант Орзий Малавар, пройдите в кабинет номер сто одиннадцать. При этих словах Орзий почувствовал, что у него перехватило дыхание. В назначенном кабинете его ждал молодой лейтенант, который пил кофе как раз, когда в дверь постучал Малавар. – Да-да, войдите, – произнёс офицер предельно доброжелательным тоном. – Разрешите войти, я, – голос курсанта дрожал, и, казалось, вот-вот вовсе пропадет. – Конечно! Не волнуйтесь, я не кусаюсь, проходите и присаживайтесь, - лейтенант начал что-то быстро пролистывать на своём информационном планшете. Пока военный просматривал базу данных, Орзий, который так и не смог заставить себя сесть, осматривал ничем не примечательный полупустой кабинет, меблированный лишь рабочим столом, двумя стульями, сейфом, одним высоким шкафом и ещё одной дверью позади хозяина кабинета. А затем он обратил внимание на офицера. Чёрные густые волосы максимально позволительной по уставу длины аккуратно уложены пробором посредине, бронзового цвета кожа без изъянов, красивое задумчивое лицо с высокими скулами с «волевым» подбородком и немного меланхоличным взглядом создавали романтизированный образ «настоящего офицера» многовековой давности. В свою очередь лейтенант, на мгновение взглянувший на стоящего перед ним курсанта, заметил, как тот его разглядывает, и немного странно, почти незаметно усмехнулся. Наконец, он закончил чтение. – Я – лейтенант Тауш Малидас. Курсант Орзий Малавар, в соответствии с законом номер восемьсот двадцать два, принятым в 6917 году верховным военным законодательным собранием, «О сохранении чести и достоинства военнослужащих», Вы имеете полное право воспользоваться запросом на использование подвала самоликвидации. Вы уверены в своём решении? – Д-а, – язык практически не слушался, будто в мгновение онемевшего Орзия. – Ув-верен. – Ну, что же, это целиком и полностью Ваше право, – проговорил офицер, его взгляд был исполнен благожелательности, Орзию казалось, что даже почивший отец никогда не смотрел на него так. – Прошу следовать за мной, – с этими словами Тауш Малидас поднялся из-за стола, открыл дверь, которая была позади него и начал спускаться вниз по тускло освещенной лестнице. Бледный едва не трясущийся Орзий не отставал ни на шаг, но то и дело оглядывался назад, подсознательно надеясь, что услышит чей-нибудь голос, отговаривающий его от самострела. Когда их спуск закончился, курсант увидел две белых двери друг напротив друга. От обеих веяло чем-то недобрым, что человек, находящийся на краю от нервного срыва, возможно, назвал бы аурой смерти. Подойдя к левой двери, офицер сделал приглашающий жест. – Прошу, дальше вы продолжите путь без меня. Думаю, вы поймёте, что нужно делать. – А-а что за соседней двер-ю, – с нервной тряской уже было не совладать, как и с голосом. – Крематорий, – будничным тоном ответил лейтенант. Глаза Орзия округлились и не моргали, ему не верилось в то, что происходит с ним. Практически не осознавая своих действий, он вошёл в уже распахнутую Таушем дверь. В квадратной комнате полностью выкрашенной в белый цвет одиноко стоял такой же белый стол, на котором лежал чёрный пистолет неизвестной Малавару, видимо давным-давно устаревшей, модели. И один патрон. «Это расплата за твою никчёмность и самонадеянность, – внутренний голос полный страха, ненависти и презрения к самому себе напомнил, для чего был проделан этот путь, – но это не больно, всего лишь маленький щелчок, и позор будет в прошлом, как и всё остальное». Дрожащие руки зарядили оружие единственным патроном, сняли предохранитель и приставили дуло к виску. «Ну же, слизняк! Прояви мужество хоть сейчас!», – голос не унимался и подталкивал скорее нажать на курок. Но сущность жизни не сдавалась, агонизируя бешеным сердцебиением, тремором, сводящим руки, головной болью, подкашивающимися ногами, слезящимися глазами и яростно пульсирующими венами у висков. «ЖМИ! Вышиби дерьмо из башки!» Орзий заорал во всю глотку и, зажмурив глаза, нажал на курок. Вот только выстрелил он в потолок. Сверху посыпалась бетонная крошка. Ноги, которые из последних сил удерживали свою ношу в вертикальном положении, обессилили, и курсант повалился на пол. По его щекам стекали ничем не сдерживаемые слёзы, тело бил озноб, из груди вырывались сдавленные стенания. Он хотел умереть, но желание жить оказалось сильнее. – Вы только посмотрите, ничтожество даже сдохнуть по-человечески не может… Мало того, что «патрон благородства» использовал не по назначению, так ещё и потолок испоганил, – прозвучал крайне раздражённый голос, сочившийся презрением к несостоявшемуся самоубийце. Орзий протёр покрасневшие от слёз глаза и посмотрел на человека, стоявшего в дверном проёме. Говорившим оказался сопровождавший его Тауш Малидас. На красивом лице не осталось и тени былой доброжелательности, теперь оно, перекошенное уродливой высокомерной гримасой, выражало лишь отвращение к курсанту, лежащему на полу. – Да-а-а уж, – насмешливо протянул лейтенант, – подобного за время своей службы я ещё не видел. Нет, конечно, помимо тебя были и другие убожества, которым не хватило духа оставаться военными до конца, но им, в отличие от тебя, хотя бы хватило мозгов не переводит боезапас и не портить помещение. Ошарашенный и всё ещё трясущийся Малавар едва поднял себя на ноги, используя стол, как опору, теперь он боялся отвести глаза от разъяренного лица сопровождавшего офицера. – Ну, и что ты жалобно смотришь на меня, ничтожество?! – Малидас практически перешёл на гневный ор, казалось он сам готов пристрелить объект своего злобы. – Пошёл вон, плаксивый кусок дерьма! Шатающийся от нервного перенапряжения Орзий рванул было к выходу, но тут Тауш схватил его за грудки, прижал к стене и начал душить предплечьем. – Я ненавижу! Слышишь? Ненавижу подобных тебе слизней! Вас всех, на мой взгляд, должны просто уничтожать в газовых камерах! Да что там, я лично готов всех передушить голыми руками! – в глазах офицера плескалась жажда убийства. – Постарайся теперь не попадаться мне на глаза, иначе я определённо тебя удавлю, жалкое насекомое. С этими словами Тауш сам, практически волоча курсанта по полу, вытащил его из подвала, а затем вышвырнул и за дверь своего кабинета. Опустошённый Орзий, которого продолжал бить озноб, кое-как поднялся и спешно побрёл к выходу из здания. Его ноги заплетались, руки обхватили друг друга за плечи, а все мыслительные процессы были подавлены животным страхом. Со стороны можно было решить, что идёт беспросветный пьяница, вот только на всей планете таких были единицы, да и жили они не долго. Малавар сам не заметил, как оказался неуверенно и сбивчиво шагающим то быстрее, то медленнее по плацу в сторону общежития. Не отрывая взгляда от земли под ногами, он растерянно задавал себе вопрос о том, что же будет дальше. Ответ нашёлся самостоятельно, так как курсант, не обращавший внимание на то, куда идёт, с кем-то столкнулся. Наконец его разум начал возвращаться в состояние «здесь и сейчас». Спустя пару-тройку секунд логические цепочки восприятия происходящего и памяти о произошедшем более-менее восстановились, и Орзий узнал в том, с кем он столкнулся сержанта своего взвода. – Актей? Отку… а, понял, это ты бегал по плацу, – умозаключение всё ещё не совсем пришедшего в себя Малавара красноречиво говорило само за себя. – Как видишь, – сухо и без эмоций ответил Беотарот. – Что-то случилось? Выглядишь паршиво. – А? Д-да. Случилось… – перед глазами пронеслись воспоминания двадцатиминутной давности. – Я ходил в административный корпус по работе с личным составом. Так как Актеону это не объяснило ровным счётом ничего о состоянии его сокурсника, он просто ждал продолжения. Несколько мгновений Малавар размышлял, стоит ли об этом говорить, но потом решил, что хуже всё равно уже быть не может, даже если завтра над ним будет смеяться весь взвод. – Я только что испортил потолок в подвале корпуса, выстрелив в него «патроном благородства», – с горькой усмешкой продолжил Орзий, воспользовавшись формулировкой Малидаса относительно «последней возможности оставаться военными до конца». И вот это уже объяснило Беотароту ситуацию гораздо лучше. – Понятно, дальше можешь не продолжать, – несмотря на серьёзность заявления своего сокурсника, Актеон казалось, не обратил на это какого-либо особого внимания, выражение его спокойного лица нисколько не изменилось. Малавар же взглянул на своего сержанта с интересом и даже некоторым вызовом. Его начинает раздражать пронзительный холодный взгляд зеленых глаз, не выражающих хоть каких-то признаков симпатии или антипатии. Будто робот. Актеона никогда нельзя было назвать лидером своего взвода. Да, он был назначен сержантом с начала их второго курса, стал лучшим курсантом по всем показателям за всю трёхсотлетнюю историю академии «Медный Шторм», ему пророчили великолепную офицерскую карьеру. Но складывалось впечатление, что самому Беотароту на это наплевать, да и за все семь лет обучения никто не слышал, чтобы у «вундеркинда», как его порой называли, хоть с кем-то сложились дружеские отношения. Естественно, никто стал ему предлагать пойти в бар по случаю успешного прохождения испытаний. А ещё никто никогда не видел, чтобы он выражал хоть какие-то эмоции. Многих по неизвестным причинам эта черта крайне раздражает. – Презираешь меня? Хочешь назвать ничтожеством или что-нибудь в этом роде? – Нет. Мне абсолютно всё равно, это твой выбор. – Да ладно тебе, сержант, говори уже, что думаешь! Лучшему из лучших должно быть мерзко даже рядом стоять с таким, как я, не то, что разговаривать, – Орзия начало захлёстывать желание выдавить из своего сокурсника хоть какой-то эмоциональный отклик. – Хотя, возможно, ты просто не считаешь меня человеком. В лучшем случае насекомым? – Пытаешься меня спровоцировать? Обида и досада не дают покоя? Не я причина твоих неудач, за всё, что с тобой происходит, ответственен только ты и никто более. Победитель от побеждённого отличается только количеством времени, усердия и сил, вложенных в обучение и тренировки. Мои достижения – лишь результат постоянной кропотливой работы ни больше, ни меньше. Обрадует тебя это или нет, но ты для меня просто сокурсник, который не прошёл экзаменационный бой, что думаешь о себе ты сам или кто-то другой – мне без разницы. – Сраный бесчувственный киборг, ты что-нибудь ещё в своей жизни видишь, кроме постоянных тренировок и учёбы? Хоть что-то или кто-то тебя интересует, кроме военной службы? – Малавар постепенно переходил на крик, осознавая на задворках сознания, что перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. – Нет, – всё также спокойно прозвучал ответ Актеона. – Не интересует. А теперь я продолжу пробежку, прошу мне не мешать. – Эй! Мы не закончили! – с этими словами Малавар схватил своего сержанта за рукав спортивной куртки, когда тот собирался пробежать мимо него. Горе-курсант с трудом осознавал произошедшее, когда, перелетев через плечо Беотарота, очутился лежащим на плацу, хватая ртом воздух из-за сильного удара спиной об землю. – Почти у каждого человека в той или иной степени есть выбор поступить каким-либо определённым образом. Сейчас ты потерпел поражение, сделав выбор мне помешать, хоть я просил тебя этого не делать, таким образом, ты получил результат своих действий. Тебя никто не принуждал. Ты называешь меня бесчувственным киборгом, но сам не в силах справиться с собственными эмоциями – потому и проигрываешь, что не можешь контролировать хотя бы себя. Возможно, когда начнёшь думать на несколько шагов вперёд и смотреть на ситуацию шире, начнёшь делать и правильный выбор из множества возможных, а не из одного или двух. Затем Актеон продолжил свою тренировку, оставив лежащего сокурсника на плацу далеко позади себя. Спустя полчаса обессиливший Орзий, наконец, вернулся в свою комнату. Его форма была измята, волосы беспорядочно растрепаны, под глазами появились синие мешки. Он чувствовал себя униженным во всех смыслах. Весь день – сплошная череда неудач и ужасных решений. И Беотарот был безоговорочно прав – это результат собственных действий Малавара. «Правильный выбор из множества возможных? Ага, как же… Да пошло оно всё! Лечь спать – вот правильный сейчас выбор», – с мыслями о том, что за целый день это, пожалуй, единственное его верное решение, Орзий Малавар грохнулся в кровать и моментально уснул.***
В это же время сержант выпускного взвода корпуса подготовки пилотов ΩΨ собирал свои вещи и готовился к отъезду. После его весьма яркого успеха на моделируемом поле боя к нему уже через час пришло сообщение: «Курсант Актеон Беотарот, штаб военной базы «Владыка Пустынь» рад поздравить Вас со столь блестящей победой на выпускном испытании пилотов ΩΨ и предписывает Вам явиться завтра, а именно не позднее 15:00 097.7339 года в расположение штаба боевого подразделения «Пустынные Налётчики», входящего в кадровый состав «Владыки Пустынь». Все детали с Вашими старшими офицерами уже оговорены». Размышляя о своём назначении, Актей мысленно вернулся к инциденту, произошедшему на плацу, а точней к своим собственным словам, сказанным в тот момент. «Почти у каждого человека в той или иной степени есть выбор поступить каким-либо определённым образом. Возможно, когда начнёшь думать на несколько шагов вперёд и смотреть на ситуацию шире, начнёшь делать и правильный выбор из множества возможных, а не из одного или двух», – верил ли он сам в это? Разумеется, верил. И множество раз доказывал это на практике. Ему нравилось анализировать проблемные ситуации и находить пути их разрешения, которые обладали бы особой…элегантностью и стилем. Это является для него своеобразным творчеством. Да. Определенно точно, каждый человек имеет возможность выбора, как поступить в той или иной ситуации. Но каждый ли человек имеет возможность выбора своих основных целей и стремлений? Опытом подобного плана сержант курса подготовки пилотов ΩΨ похвастаться не мог. «Сейчас не время думать об этом, нужно продолжать сборы», – взглянув на часы, Актеон вновь сосредоточился на новом дне с его новыми задачами.***
«Это что, такой своеобразный непрямой ультиматум? Они же практически не оставляют нам выбора», – настроение Тациана Эль’Ору – первого советника планетарного комитета по внешней политике и взаимодействию с другими планетами – сокращенно ПКВП, с каждой минутой всё более мрачнело в течение того времени, пока он получал очередной обобщённый свод данных по импорту с 70 Лебедя-c наиболее важного для Правительства 70 Лебедя-b ресурса – топлива для двигателей космических кораблей и станций. Проблема состоит в том, что абсолютно весь современный космический транспорт звёздной системы 70 Лебедя использует топливо «Колонист», при сжигании которого вырабатывается колоссальное количество энергии, по энергоёмкости приближающееся к небольшому ядерному взрыву, но без таких же разрушительных последствий. Благодаря батареям и генераторам, быстро накапливающим и экономно расходующим энергию, самый тяжеловесный и вместительный грузовой корабль модели «Толстобрюх» даже с относительно малым запасом этого топлива может поочерёдно добраться до каждой планеты системы 70 Лебедя и благополучно вернуться на орбиту Медного Зверя. Вот только на 70 Лебедя-b, в силу отсутствия среди ископаемых на планете необходимых ресурсов, это топливо никогда не производилось.