Синдром ленивой жопы по BTS.

      Казалось бы, что засраться больше уже никак, но Юнги могёт, умеет, практикует.       Грандиозный бардак, поддерживаемый хозяином квартиры в надлежащем состоянии, не меняется никогда, за исключением дней Чимина. Кстати, дни Чимина тоже очень странная штука. Уборка проходит, а вещи, как и художественное описание квартиры — мест практически не меняют, ибо — не тронь, моё. За те недели, что Юнги проводит в командировке, в его комнате меняется только цветок. Несчастная одинокая веточка, находящаяся на последнем издыхании, наконец приобретает цвет и форму, оказываясь довольно дорогой и редкой орхидеей. Дни Чимина превращаются в недели Чимина, а недели — плавно перетекают в полтора месяца.

***

      Фраза «Дом, милый дом», была придумана извращенцем. Именно эта мысль посещает усталого хозяина, ставшей неузнаваемой, жилплощади. В прихожей чисто, даже зеркало сияет так, что видно себя в отражении своих же глаз. Дорожка в коридоре напоминает прелестный настил для голливудских звезд, когда она здесь появилась? А из кухни пахнет едой.       Едой? Пахнет? Наспех стягивая кроссовки, Мин Юнги шевствует по, оказавшейся очень мягкой и приятной, дорожке на кухню. Чимин стоит спиной, притаптывая в такт музыке в наушниках и шустро переворачивая что-то на сковородке. Плитка над плитой, раковина, шкафчики, стол и — новая скатерть? — даже стулья выглядят стерильно чисто. Куча чашек, которые всегда где-то, но не там где надо, осторожно расставлены на решетке сушилки. Вообще, в этой квартире, всегда было две тарелки, две пары палочек и две миски для риса, которые создают ма-аленькое дополнение к двенадцати чашкам, половина из которых специально для кофе. Ступор упрямо отказывается отступать, а вид из окна. Он всегда был таким или Пак умудрился наклеить красивый городской пейзаж с другой стороны стекла? Он не раздвигал шторы, да и не стирал их никогда, из-за чего они вообще показались новыми, изменив цвет, размер и форму. Если такое случилось с кухней, то…       Ноги уже сами несут его в комнату. Ебаный смешной! Всё на месте за исключением пыли. Только шторы опять как новые, ковер светлее стал и табаком пахнет намного слабее. Кроме вещей на местах, родную и любимую комнату выдает всё так же заедающая дверь балкона. Это надо перекурить.       Зимой, Юн курит в два раза быстрее обычного, потому что в ноги холодно, тапки то мы не носим, а сейчас. Сейчас окно открыто, по телу, пускай и в теплой толстовке, прокатывает мелкая дрожь, но ноги, видимо ещё не вышедшие из ступора, отказываются чувствовать что-либо вообще. А, тут тоже ковер. Отрицание вроде прошло, гнева не было, торговаться поздно, депрессия у Юнги — это вообще обычное состояние, поэтому — остается только принятие.       Спустя две сигареты, Юнги окончательно замерзает и решает вернуться в комнатушку. Привычное шуршание куллера в компьютере, пара щелчков мышью и минута на размышление.        Он пишет быстро, рвано скользя пальцами по клавишам клавиатуры и выстукивая такт новой песни ногой. Хорошо, что диктофон включается автоматически. Ещё, кажется, пара минут и он заканчивает. Оставляя мелькающий определитель строки позади, где-то в уме. Как умножение в столбик. Живот урчит, припоминая ужасную самолетную пайку и пару стаканов кофе на голодный желудок после.       На виски начинает давить тишина. Где Чимин, что он сейчас делает? Будто слыша мысли, Пак входит в комнату, оставляя ту в полумраке, Юнги ведь не любит включенный свет. Здесь не нужно здороваться или говорить, что рад. Здесь не нужно прыгать от радости или ходить молча. Здесь можно быть самим собой. Обнять со спины, будто спинки кресла нет, будо бы не было полутора месяцев одиночества. Этому приходилось долго учиться, чтобы так. Чтобы через кресло, чтобы сзади и не бояться уколоться, напороться. В тишине слышно как дыхание обрывается, вырываясь через улыбку. Её можно чувствовать, ощущать теплыми руками, вдыхать, смешно сморщив нос. Осязаемость только на сегодня. Завтра дни Чимина закончатся.