дауншифтинг

— кто это? — вопросительно уточняет тэхен и пялится на сокджина очень странно. с таким глупым-глупым лицом и совершенно дурацкой косой улыбкой. джин покрепче прижимает к груди полупустую банку лимонного пива, сосредоточенно размазывает пальцами конденсат по холодной жестянке и с какой-то особой грустью думает о том, что за сегодняшний вечер совершенно проебал им счет. стоящий от него немногим левее тэхен, конечно, на такие фокусы и бровью не ведет, только смотрит тяжело и поджимает недовольно губы. «хен», говорит он и цепляется сокджину в запястье, утягивая на холодный балкон подальше от шумной пьяной тусовки и низких басов, попеременно вылетающих из колонок. на балконе холодно до колючих мурашек, и обстановка ни разу не располагающая. сокджин громко шмыгает носом и трет враз онемевшие голые ступни друг о друга, пялится куда-то тэхену в ключицу и говорить не хочет. сводит брови на переносице и утыкается в перегородку поясницей. — хен, — с нажимом повторяет тэхен, — в чем дело? сокджин не знает, в чем дело. он вообще сейчас ничего не знает и не понимает. все крутится и вертится перед глазами, так, что он хватается за подоконник и разворачивается к открытому настежь окну. спальный район внизу сейчас совсем не спальный: кто-то ходит туда-сюда, гремит мусорными пакетами, шелестит верхней одеждой и сумками, редкие машины скрипят шинами и гравием, пыльный дождь шумит на фоне светящихся вдалеке разноцветных точек-небоскребов. он тянет сигарету из помятой, забытой кем-то пачки и сует бездумно в рот, чиркая колесиком дешевой желтой зажигалки. пальцы не слушаются и дрожат. сорвавшийся ветер сначала закручивается над высоким шпилем городского муниципалитета, а затем настойчиво лижет оголенную полоску кожи между резинкой домашних штанов и толстовкой. он несколько раз дышит через нос и оборачивается через плечо на притихшего тэхена. — чонгук, — вместе с дымом наконец выдыхает он. тэхен, впавший в какое-то коматозное состояние, сперва даже не разбирает вылетевших из его рта букв. — что? — озадаченно переспрашивает он. — его зовут чон чонгук, и я не так давно с ним знаком, по правде говоря, — сокджин зажимает сигарету между резцов и раздраженно дергает подол задравшейся толстовки вниз. тэхен бездумно крутит свое пиво в ладони и сосредотачивается на растрепанной темной челке за толщей стекла. чон чонгук вздергивает ушко на своей банке и с кривой усмешкой прикладывается к отверстию. юнги напротив него сначала недовольно кривится, а затем кивает головой в сторону балкона, и самое время бы отвернуться, только тэхен так и застывает как вкопанный, вляпываясь глазами в чужие черные зрачки, что смотрят цепко и насмешливо. что-то коротит под диафрагмой, дыхание зажевывается и сбивается, попутно проебываясь где-то в легких. — расскажи о нем, — тэхен тоже отпивает от бутылки в такт чонгуку. тот все еще смотрит прямо на него через запыленную мутную гладь стекла, и это так странно и непонятно. не похоже ни на что. — я не особо что знаю, — сдается сокджин, — чонгук просто такой человек, — продолжает он. с такой интонацией и уставшим выражением лица, что тэхену вдруг кажется, что вот эта самая хроническая усталость от того, что он далеко не первый, кто обращается к сокджину с подобной просьбой. — играет в подвальных группах перебежками, кое-как учится на юридическом, подрабатывает, он упертый очень. ушел из дому, с родителями не ладит, хотя они у него люди серьезные, даже важные, я бы сказал. — клево, — простецки выдает тэхен и сует руки в карманы треников с горизонтальными красными полосками по бокам. он смотрит вниз, на свои теплые белые носки с принтом бананов, а когда поднимает глаза обратно, то натыкается на серьезного сокджина, который смотрит на него очень внимательно. — не увлекайся им особенно, — просит он. тэхен дергает ртом и тут же хмурится, потому что весь сокджин натянутый как струна: непривычно собранный и строгий. — чонгук... он не из тех, кто привязывается, скорее наоборот. джин легким щелчком отправляет тлеющий бычок вниз и одним глотком допивает оставшееся в банке пиво. — то есть? тэхен, конечно, не настолько тупой, чтобы не понять, о чем ему пытается сказать брат, просто… ему правда интересно чонгука понять. у того темная лохматая челка, темные раскосые глаза и такая же темная, потертая косуха с крутой вышивкой на спине. он высокий и очень, очень красивый, а из задних карманов скини у него торчат барабанные палочки. он сжимает в ладони высокий пластиковый стакан с фирменной отверткой намджуна (водка и цветной краситель) и виснет на коротышке-юнги так, будто ничего и не весит. хотя по перекошенному ебальнику последнего так и не скажешь. — не очень хорошо слышишь, да? чонгук не плохой, но умеет делать очень больно. я, конечно, всегда рядом, но, пожалуйста, подумай о моих словах как следует. сокджин сначала хлопает его по плечу, а затем хлопает дверью. а тэхен все стоит — задумчиво гоняя его слова туда-сюда в голове, и смотрит. смотрит-смотрит-смотрит. потому что чонгук странный, и желания вызывает точно такие же, от которых тэхену все неймется ни через полчаса, ни через час, ни даже в четыре утра, когда он вваливается отлить в уборную, натыкаясь на скукоженного в ванной спящего чонгука: руки сложены на широкой груди, ноги в тяжелых ботинках свисают с бортиков. тэхен смотрит на то, как он мерно сопит, и совсем не понимает, почему в желудке решительно тяжелеет.