дауншифтинг

тэхен подваливает к юнги когда тот все еще немного пьяный и сонно вертит пустую пачку ментолового винстона, а значит немножко никотинонедостающий и добрый. потому что при других обстоятельствах он бы даже и не рискнул, а тут можно сказать джекпот, так почему бы и нет. он притирается рядом с его голыми костлявыми локтями, толкает махровую пачку лакки страйк ближе к чужой помятой подушкой и хмурой в предрассветной темени морде, и заискивающе улыбается. тэхен думает, что юнги-хен клевый, и точно должен что-то о чонгуке и сокджине знать, а вот юнги-хен так не думает и сразу сбривает всю тэхенову летящую из ушей спесь прямо со старта: — ну и хули тебе нужно? он сует предложенную сигарету в рот и вопросительно смотрит на хитрющую тэхенову лыбу напротив. тот жмет плечами и пристраивается рядом, мол ничего такого, просто постоять тут пришел, ты кури-кури. но юнги на такие шуточки не ведется от слова совсем, а потому громко хмыкает и смотрит так же хитро из-под насупленных бровищ. пальцы стряхивают пепел с кончика, и тэхен отрешенно наблюдает за ворохом сизых хлопьев в воздухе. — о чонгуке спросить хочешь? тэхен хочет. очень-очень хочет. но еще больше, тэхен хочет спросить о том, что же блять за херня произошла между его старшим, так на минуточку, братом и тем самым чонгуком, на которого у тэхена не только ментальный стояк, но и физический теперь, кажется, тоже. — не советую, не в его ты вкусе, мелочь. юнги смотрит на него как-то снисходительно, и это бесит страшно, до зуда в деснах и фалангах, потому что «эй ну зачем ты так, а?». но юнги не ебет у кого там по кому горит и подгорает, и сопли чужие его тоже не особо ебут. все, что юнги ебет — только то, что потом от таких как один конкретный чонгук ему приходится склеивать по кускам даже таких, как взрослые самодостаточные сокджины и совсем по уши втюхавшиеся тэхены, и юнги вообще-то не нанимался, нет. знаем,проходили. он смотрит на мелкого дурного тэхена, у которого нифиговые такие океаны надежды в глазах, и ему чисто физически хочется его встряхнуть, потому, что «очнись, ну же, на что там такое западать-то?». но тэхен на то и дурной, что его если зацепило, то до самой прошивки. юнги обреченно жмет плечами, выдыхает горький дым, и вновь отворачиваясь от белобрысого дрожащего тэхена, что свернулся под его ногами, уткнулся носом в собственные колени и сидит, ждет чего еще хен такого расскажет, говорит: — вообще никто, судя по всему… — асексуальный, что ли? тэхен в это конечно же не верит. то есть блять, вы вообще этого парня видели? плечистый, привлекательный, с ни разу не располагающим к общению взглядом. с руками этими своими крепкими, голубоватыми узлами вздувшихся венозных сплетений, брюшными мышцами, что проглядывают даже сквозь плотную ткань футболки, ворохом мазутных завитков россыпью по всему темечку, глазами темными, раскосыми, совершенно дикими. тэхен громко глотает вязкую слюну, и смотрит как юнги с него безбожно ржет. — тупой ты конечно пиздец, — говорит он, едва не задохнувшись. — ему в долгосрочные отношения просто не интересно. тэхен моргает, а затем еще раз. мда конечно, наверное он и правда тупой. чонгук и асексуальность, ебать шутка века по версии джикью. а юнги отворачивается от него к спальному району, что постепенно оживает где-то там, семью этажами ниже, и с глухой яростью вспоминает горячие сокджиновы слезы посреди морозного январского утра, промокшую на груди хлопковую рубашку и безразличное чонгуково «я всегда говорю им одно и то же, хен. сокджин не исключение». юнги тогда разбил себе костяшки, а чонгуку — угловатую скулу. тот смотрел на него яростно, кадык ходил туда-сюда по горлу, кровь бурлила и кипела, и хотелось, до одури хотелось бить в ответ — сильно и долго, чтобы до кровищи и мяса, как чонгук умеет, но юнги любимый хен, и только поэтому. «заслужил», сказал ему тогда мин, и чонгук потерянно кивнул в ответ, потому что и правда заслужил. и потому что знал, что сокджину не просто припекает как остальным. что сокджин в него наглухо и надолго. первым взглядом насквозь с того момента как увидел, и все, пропал. переживал постоянно, взволнованно обрывал все трубки, таскал еду и чистые бинты, когда чонгук в очередной раз терял контроль над собой в драках. у сокджина дома для чонгука всегда место. у сокджина для чонгука сердце. а у чонгука лента презервативов в заднем кармане черных скини, барабанные палочки и битком забита телефонная книжка номерами тех, чьих имен он никогда не помнил. у чонгука тринадцать пропущенных от матери, просторная однушка в центре на шестнадцатилетие от родителей, в которой он никогда не ночует, ворох брендовых шмоток и кругленькая сумма на счету. яркое пятно в сознании, десятилетней давности, где все тех же родителей ему вдруг заменили навороченные игрушки и постоянно пополняющиеся нули, где у отца молоденькая любовница, а у матери седативы в алкогольном коктейле. где у чонгука нет друзей и веры в людей тоже больше нет. юнги смотрит на сверкающего, будто сраная новогодняя лампочка, тэхена, с тоской думая о том, что ситуация выходит очень дурацкая. и очень, очень знакомая. у него вообще все всегда через жопу. они и познакомились по-дурацки: юнги с намджуном тогда искали новую квартиру, мотались по городу с утра до вечера, как ужаленные, потому что было либо слишком дорого, либо слишком стремно. намджун позвонил юнги рано, пробубнил адрес и сказал, что будет ждать минут через сорок. — ну охуеть теперь. у юнги полная задница тогда была, он спал от силы часа два, но нацепил первое, что попалось под руку, и рванул. у намджуна же всегда все схвачено, намджун же молодец. ждал он его минут, наверное, двадцать. пальцы щипало от холода, а курить хотелось просто дико — юнги с собой даже ничего не взял, кроме ключа, карты и телефона. он зашел в душный, заставленный коробками магазин, пристроился к прилавку, а там: — ваши документы. — а… эм. у меня нет. было забавно. мальчишка выглядел нелепо, даже очень. юнги вообще-то совсем не альтруист, он в принципе не склонен помогать незнакомцам, но дернул же его черт. он окликнул малого, выходя из магазина. тот повернулся — трогательная маленькая расстроенность, уставился своими темными птичьими глазами с длиннющими ресницами. юнги протянул ему пачку: — обычно я благотворительностью не занимаюсь, но у тебя слишком уж грустная морда. в ответ на него цыкнули — и юнги заржал. он протянул пацану свою зажигалку, затянулся и только собирался выдать что-нибудь саркастичное о вреде курения, как тот закашлялся, будто собрался отойти в другой мир, аж слезы на глазах выступили. юнги снова заржал, а малой посмотрел на него злобными, налитыми слезами и покрасневшими глазами. — ты так и будешь тут стоять? — жду кое-кого. намджун появился минут через пять, выплыл неизвестно откуда длиннющей тенью, хлопая юнги по плечу. юнги протянул ему пачку вместе с обыденным «мудак ты», а тот в ответ начал гыгыкать своим басом, как недалекий. — а это кто? — юнги посмотрел вопросительно. — у него твоя зажигалка. — малой, тебя как звать? — сам ты малой, — чонгук помахал ладонью около своей головы, как бы намекая. юнги заценил, это было прикольно. намджун заценил тоже, вцепился в чонгука и начал таскать за ними повсюду. намджун простой, на самом деле, жуть, по нему так и не скажешь сразу. если ему кто-то понравился, то навсегда, окончательно и бесповоротно. он и вытаскивать из дерьма будет, и загонять в него тоже, угарая и ловя кайф. чонгук был каким-то глубоким — юнги это сразу понял, только вот о причинах узнал позже. юнги тянулся к надломленным людям, они привлекали его на неуловимом, интуитивном уровне. чонгук был поломанным совсем, разбитым вдребезги, только завернут в прочную непробиваемую маску «я просто из плохих мальчиков» и все, что для него можно было сделать, — это постараться держать куски его существа вместе, не давая им разлететься в разные стороны. юнги топчет окурок о внешние балконные откосы, оборачиваясь на придремавшего возле него тэхена: тот лохматый и похож на бездомного щенка. а у юнги к таким вообще-то врожденная родительская слабость. такая же, как когда-то к еще мелкому совсем чонгуку. юнги бурчит сварливо себе под нос «заебали», и тянет чужую тяжелую тушу на диван в гостинной. потому что «нехуй ему тут еще болеть потом».