дауншифтинг

с тэхеном по непривычке оказывается очень сложно. он вредный дофига, самовольный, и раздражает до зубовного скрежета. смотрит этими своими влажными доверчивыми глазенками больного животного, скулит тихо и недолюблено, лезет вечно под руку по поводу и без. и чонгук иногда даже не против всего вот этого, пусть только дастся, он бы ну, за ушком его там почесал, и все такое. так нет же. тэхен, сука такая, совершенно подло балансирует на тоненькой грани между «эй, да потрогай меня уже, ну пожалуйста» и «только сунься ближе, и я откушу всю твою блядскую руку нахер». а у чонгука с соблюдением баланса вообще-то все откровенно херово. он смотрит на него: тэхен настойчиво крутится голодным ручным песиком вокруг по-утреннему хмурого юнги, трогает того за бледный лохматый затылок, в экран заляпанного дождевой водой смартфона через плечо нагло заглядывает, улыбается как идиот этой своей трапециевидной улыбочкой и косится боковым хитрым прищуром на чонгука. сука. чонгук стоит — напряженные руки в карманах черного удлиненного вэтмановского бомбера, и ноль из нуля по фазе заинтересованности на сухом лице, мол, «крутись себе дальше, плевать мы хотели», только тэхен тоже далеко не дурак, хотя иногда возраст и берет свое, но не то, чтобы совсем настолько. и он косится в ответ аккуратно, так будто бы про между прочим, но чонгук его видит. всеми фибрами блин чувствует. потому, что пацан этот странный, весь какой-то откровенно непонятный и цепляет до колик в селезенке. чонгуку обычно печет только в одном месте, там, где пониже грудины, а тут…тут вообще фиг поймешь. тут будто бы пожарную нужно скорее вызывать, чтобы тушили желательно сразу все. у него такого никогда и не было. то есть, они и виделись-то толком три-четыре раза от силы, и говорили…да не говорили даже, а сознание от этого уже колошматит и перетряхивает. чонгуку кажется, будто его наизнанку вдруг ни с того, ни с сего перекрутили, и он стоит тут — бедрами упираясь в неудобное сетчатое ограждение около небольшого круглосуточного локального супермаркета, а сам искрит весь как оголенный двести двадцати вольтовый, и светит на всю округу. непонятно только чем. а тэхен все себе крутится вокруг других. сраный-странный тэхен, который вообще не то чтобы даже костью, а целым ржавым крюком посреди глотки встал. и тянет, тянет к себе дрянь такая, незамедлительно. а чонгук стоит, почва под ногами прозябает вместе со всей этой здравой осознанностью, и кислым злым комом разбухающим прямиком за гландами. иди сюда, сука. ко мне иди. а тэхен не идет. тэхен смотрит на него игриво, и во взгляде этом отчаянное «подойди и поймай». и чонгук хочет очень. правда сильно, чтобы за глотку и в стенку втемяшить, или пушистый загривок схватить, и целовать суку такую, так долго, чтобы губы и язык потом еще неделю болели, чтобы до кровавых синяков и этих самых мокрых умоляющих глаз, когда чонгук будет держать его за круглые бедра. просто… просто дальше-то что? главное ведь, чтобы не как сокджин. чтобы не настолько зябко и насквозь, потому, что чонгуку такого больше не надо. потому, что чонгуку теперь за других тоже страшно, хотя раньше было только за себя. и не то, чтобы ему хоть когда-нибудь хотелось весь этот сумбурный адок повторять, но за сокджина теперь реально откровенно муторно, и чонгук ведь этого совсем не хотел, и даже самого сокджина он никогда не хотел, просто они были чересчур пьяные в тот морозный февральский вечер, у чонгука давно никого не было, а на сокджине была какая-то отвратительно-блядская футболка с вызывающим ярко-оранжевым «good boys go to heaven, bad boys go in my bed», и…в общем, их повело. зря конечно, но что уже сейчас изменишь. хотя вот этот самый момент хотелось бы очень. и много чего еще после него на самом деле. а сейчас…сейчас ситуация опять какая-то стремная, и чонгук вот почему-то совсем не понимает куда лезет. просто тэхен, он — как трясина, как сраные зыбучие пески, — и чонгук барахтается в нем, изо всех сил вырывается, но тэхен тянет. безжалостно щелкает этим самым переключателем от крюка, зажатым промеж тонких пальцев, и тянет — то на себя, то за сотни световых лет от. и чонгуку страшно до трясучки и дрожи, он ведь к такому совсем не готов. ни к чему на самом деле. ему бы с сокджином для начала разобраться, и с чувствами этими его, а потом уже опять в какой-нибудь омут с головой, но у чонгука все еще откровенно лажово с соблюдением баланса, а тэхен попросту не умеет ждать.