дауншифтинг

тэхену иногда очень нравится представлять себя главным героем какой-нибудь дофига драматичной лирики или подросткового ангстового сериальчика, где главный герой — обязательно с непростым прошлым, весь из себя такой «утютю», и чувства его ну очень большие и совершенно точно невзаимные. предмет тэхеновых воздыханий — тоже неплохо вписывается в эти самые мелодрамные каноны, потому, что чон чонгука хрен проссышь, и расколется он наверное только где-нибудь на ковре у гестапо. потому, что чон чонгук — это сраный ребус, который тэхен берется разгадывать и так, и эдак, и изо всех своих немаленьких сил маячит на его горизонте с большущим ментальным транспарантом под лозунгом «я тут, эй», но чонгук все еще мутный откровенно, и ведет себя так, будто тэхена не то, что в радиусе его персонального видения нет, а вообще в этой сраной вселенной никогда не существовало, и это подстегивает страшно, и крутит все-все-все там внутри, и тэхен бегает за ним по пятам «эй-эй-эй, ну посмотри же ты на меня», а чонгук динамит его статично и — эй! тэхену если бы разрешили — он бы вообще от чонгука ни на шаг не отходил. присосался к этой гладкой карамельной коже как какая-нибудь злокачественная опухоль, засел бы внутри, и жил не тужил, но нет. тэхен, нельзя! тэхен, сидеть! и тэхен сидит — послушный карманный звереныш, смотрит издалека оголодало, и так хочется чтобы хоть ну как-нибудь уже по-человечески, хотя бы капельку, но у чонгука крутой популярный чимин, — и он «хен, давай запилим сэлку», и чимин уже тут как тут, потому, что это же сэлка тайм, тут даже просить никого не нужно, он уже готов и мило лыбится в камеру. у чонгука дофига прошаренный в жизни юнги, который еще и «хен, что за ветровка такая понтовая, рубчинский, да? а дай потаскать». у чонгука намджун, где «хен, а как здесь лучше сделать?», и «ооо хера ты умный, спасибо», да и хосок прибавился, и этот вообще теперь в любимчиках ходит, потому, что с бесконечно классным чувством стиля, шарит в музыке, шпарит на нескольких языках, и «ахахах, хеееоооон, так смешно шутишь, вау» и «а че там еще в америке было-то, ну хоть кого-нибудь подцепил? юнги, а ну закрой уши». у чонгука неизменно теплый, стопроцентно надежный сокджин, которого вообще уговаривать ни на что не нужно, он для чонгука и так двадцать четыре на семь триста шестьдесят пять в году готов онлайнить. у чонгука все, и только не тэхен. тэхену хочется на стенку лезть. на луну выть. или смыть себя в унитаз, чтобы наконец попустило, потому, что хреново откровенно, и что нужно чонгуку — вообще не понятно. тот смотрит на него — длинно, липко, как будто что-то для себя там решая, и тэхену дурнеет в миллисекундах. и хочется бегать за ним хвостом и «гав-гав-гав», и хоть что-нибудь, но чонгуку похер и тут хоть убейся. он ходит за ним как законченный сталкер, бессовестно тырит пахнущие его одеколоном и шампунем вещи, стреляет глазками, и «ооо чонгуки, что тут у нас такое, ну расскажи тэхену». а чонгук сварливо отгоняет его от себя поначалу, потому, что весь такой крутой, и «ты не в моем вкусе, ага», а потом сдается устало, разваливается на диване — груда стальных блять мышц, тэхену каждый раз хочется об них удушиться желательно сразу насмерть, и ладно-ладно, раскидывайся, я сегодня добрый. и тэхен раскидывается: лобешник на широких плечах, задница на мясистых бедрах, лодыжки через чужие колени, и руки где-нибудь под кромкой футболки. а чонгук дышит ему сипло в взмокревший затылок, что аж мурашки простреливают вдоль позвонка, и весь себе воплощение спокойствия и похуизма. тэхену печет вообще сразу везде, и хочется, чтобы чонгук ну хоть что-нибудь уже с ним сделал, и «я же вот прям на все с тобой готов, эй», и чонгук как бы совсем не против, но с другого конца дивана на него не глаза, два полных океана надежды смотрят, и чонгук даже руку, чтобы потрепать чужие мягкие светлые волосы, протянуть теперь не может. потому, что тогда сокджина кажется совсем на ошметки порвет, и пиздец им всем, и дружбе этой тоже пиздец. и чонгук сидит — откровенно херовый косплей на древнеегипетского сфинкса, с неугомонным огразмирующим тэхеном на коленях, осторожным взглядом на сокджина, и полным пиздецом в штанах и голове, потому, что бля, сколько можно? он тянет пробегающего мимо распаренного после душа чимина за запястье, и: — селка тайм? чимин согласно кивает своей рыжей башкой, и спасибо блять, спасибо чимин, чонгук даже готов признаваться хену в любви. хороший послушный пак чимин, который всегда спасет своих друзей. и с дивана на него теперь смотрит две пары обиженных глаз. да блять.