дауншифтинг

если бы чонгука спросили, что ему нужно для абсолютного счастья, то он бы сказал, что это язык тэхена прямо здесь и еще немного левее. он тянет его за затылок и резко опускает к паху, чтобы тот наконец-таки уткнулся своим хорошеньким носиком в напряженные яйца. и еще немного левее. у тэхена реально мягкий затылок. чонгук цепко хватается за него, как утопающий, то ли потому, что у него слишком давно не было нормального секса без дальнейшего выноса мозга на десерт, то ли потому, что с тэхеном ему реально хорошо, и он просто старается не спустить слишком быстро. блять, ему ведь даже не шестнадцать, так какого хрена? все дело, конечно, в затылке, и в том, что да, вот здесь. у него скользкий язык, горячий и влажный, и по факту — это все, что нужно чонгуку прямо сейчас для абсолютного счастья. без сопливых признаний, ебаных чувств, поломанных в перспективе жизней и мокрых глаз. простой и горячий секс без дальнейшего чего-то там на послезавтра. — легче, — говорит ему тэхен и зубасто улыбается в полумраке гостиной. у него севший из-за члена в глотке голос, светлая копна растрепанных волос, светлая кожа, покрытая слоем липкой испарины, и светлые, выцветшие в лунном свете зрачки. чонгук туже наматывает на пальцы его отросший андеркат и спотыкается о резцы на мышцах живота. — легче, — низко зеркалит он, смазано цепляя взглядом кривоватый след от укуса прямо под каемкой пупка. — метишь территорию? насмешливый горячий выдох на уретру прокатывается ознобом по позвоночному ряду, остывая в районе лопаток. с левого виска течет. — общественные места меня не прельщают, — говорит ему тэхен и глотает головку горлом, наконец-таки опускаясь на всю длину. у него глубокая, вибрирующая от напряжения глотка, шустрый язык и реально мягкий затылок, на котором чонгука почему-то замыкает. он думает, что да, вот теперь вообще нихрена не нужно, а затем тэхен начинается двигаться. блять. низ спины сводит мелкой судорогой и неприятно холодит из-за оставленного на проветривание окна. пальцы чонгука сухие и неуклюже спотыкаются о драконьи позвонки на чужой спине, когда становится слишком хорошо. у тэхена торчат острия ребер и ширинка на узких джинсах, которые он так и не дал с себя стянуть. чонгук криво улыбается себе под нос, потому что это реально странный зажим, который он отказывается понимать прямо сейчас, да и когда-либо в принципе. — а мне казалось, ты хотел это изменить, — говорит он. тэхен — он все-таки младший брат джина, чертовски на него похожий, и его лицо не то что открытая книга — это огромный транспарант два на два с лайв трансляцией всех душевных переживаний. чонгуку просто стоит посмотреть на него, чтобы понять, что там и как внутри. он простой и понятный, и его желания точно такие же — жаль только, что не совсем совпадают с чонгуковыми. таких, как тэхен, он хорошо знает — они слетаются на его сучью манеру держать себя, на крепкий пресс и член, которым он точно знает как пользоваться. они хлопают глазками и ртом, смотрят в рот и мечтают, что вот прямо сейчас они его изменят. заживут долго и счастливо, будут носить кофе в постель и целоваться под «дождливый день в нью-йорке», держась за руки на последних рядах кинотеатра. только вот чонгуку нахер все это не упало. он бы хотел, чтобы все было просто и понятно — без всего вот этого. и поэтому такие, как тэхен — в его планы не входят. он не знает, почему с тэхеном ему настолько душно. все дело конечно в этом его мягком затылке и глотке, не иначе. чонгук гладит его под подбородком и держит за загривок. — хотел, — легко соглашается он, на секунду отрываясь от члена. у него блестящие от смазки вишневые губы и хитрый прищур блестящих глаз, чонгуку мучительно тянет от этого под пупком. — но потом передумал. забавно, думает чонгук, опасно скалясь. пе ре ду мал, как же. это цепляет и подстегивает, конечно. он следит за тем, как тэхен опускается обратно, и снова давит на затылок. передумал. хотелось бы ему, чтобы это было действительно так.