дауншифтинг

чонгук объективно красивый. у него острая линия челюсти, колючий взгляд и чувственные губы, которые превращаются в бледную тонкую нитку, когда он чем-то недоволен. у него вьющиеся из-за повышенной влажности волосы, темная потертая кожанка и черное собрание black russian, больше для понтов конечно, чем для вкуса, но тэхену нравится. ему вообще много чего в чонгуке нравится. нравится мягкий заразительный смех и маленькое розовое сердечко, в которое складывается его рот, когда он чему-то рад. нравится терпкий древесный запах одеколона и мягкого хлопка его стирального порошка. нравятся широкие плечи и теплые, безразмерные худи, в которые он так любит заворачиваться, когда у него плохой день. нравится черный спортивный мотоцикл, и то, как круто чонгук на нем смотрится. нравятся его круглые очки без диоптрий, которые так трогательно делают его младше на несколько лет, клякса родинки под каймой нижней губы и жилистые руки. драные узкие скинни с торчащими из заднего кармана барабанными палочками, и то, как чонгук разгоняется в адреналиновом запале во время выступлений. он бы ему очень хотел обо всем этом сказать, но он только сплевывает вязкий солоноватый камшот в первую же попавшуюся футболку и настраивает съехавшую зрительную фокусировку. у него саднит в горле и слегка тянет челюсть от напряжения. чонгук смазано гладит его по затылку и застегивает ширинку, обратно влезая в свой привычный кокон отчужденности и тотального самоконтроля. бледный лунный свет с незашторенного окна падает ему на высокие впалые скулы, и он щурит глаза, снова становясь мудаком. — то, что только что было… — начинает чонгук, но тэхен уже и так знает что он скажет. — на один раз, я наслышан, — просто говорит он, влезая растрепанной головой обратно в ворот своей футболки. у него шея в красных пятнах и где-то больно немногим левее в грудине, но это совершенно ничего. он ведь большой мальчик — знал на что идет. чонгук ему совершенно не должен, и по факту — у тэхена вообще на него никаких прав. он сам доебывал его на протяжении всего того месяца, что проторчал в сокджиновой квартире. хватит. он не будет тупым и не заревет тут как сопливая школьница просто потому, что оппа на ней не женится. — реально, так просто? — удивляется чонгук, потому, что привык, что после всего этого они прикипают к нему намертво, а что еще хуже — разводят дешевую драму. — так просто, — кивает тэхен, не моргая. еще немного, думает он. побудь сильным еще совсем немного, и сможешь от души пореветь, спрятавшись в чужой безразмерной толстовке, которую чонгук так и не удосужился забрать после клуба. тэхен думает, что будет реветь долго и со вкусом, прощаясь со всеми своими ванильными розовыми мечтами разом, которые только что чонгук без задней мысли смыл нахер в унитаз. не то, чтобы тэхен сильно этому удивляется. у чонгука буквально на лице написано, что такие как он — самые настоящие высококачественные придурки, и держаться от них нужно подальше, если не дурак. проблема в том, что тэхен дурак. — никаких обид? — уточняет он на всякий случай, зная, что эти картонные выражения лиц ничего равным счетом не значат. уточняет, потому, что одного такого раза ему уже хватило с головой. и повторения, к слову, чонгук не планирует. — абсолютно. тэхен чувствует, как сильно у него скребет за ребрами и точно знает, что глаза уже противно увлажняются. что вот еще немного, и конец. его прорвет всем этим прямо здесь, и тогда весь спектакль свернется быстрее, чем тэхен вытянет самую важную партию. он знает, что прямо сейчас чонгук проверяет его на прочность, и тэхен очень хочет, чтобы он им в какой-то степени гордился. тэхен дурак, очень большой и очень сильный, а еще, очень в чон чонгука влюбленный. и в этом, к сожалению, винить абсолютно некого. юнги предупреждал его, что так будет, но тэхен по-прежнему дурак, а чонгук чересчур красивый и поцеловать его все еще хочется очень сильно.