Серебряный ребис

      Пара значительно важных колб выпала из рук, когда дверь комнаты со стенами бирюзовыми приоткрылась. Вэриан тяжело выдохнул, поджал губы и отвернулся. Рапунцель была бы рада сделать то же самое, но ей не позволялось.       — Ты готов? — Вопрос заставил вздрогнуть. Нет, сейчас мелодия не вырвется из расцарапанного горла боевыми трубами, потому что Вэриан не то что петь — говорить может с трудом. Не успел алхимик придумать, что ответить, как принцесса снова обняла его нежно. Вэриан не ответил тем же; руки его безвольно висели по швам, как у марионетки со всеми оборвавшимися красными ниточками. Щёки уже давно высохли.       — Это ведь была не только твоя идея, да? — прошептал мальчик куда-то за спину Рапунцель, как будто призрак другого Вэриана в красном шарфе всё ещё преследовал его серебряными следами. — Странно, что все согласились.       Рапунцель опять не знала, что конкретно он имеет в виду, но в любом случае ответ её был бы одним-единственным.       — Отказы всё равно не принимались. К тому же, — она немного отстранилась и слабо улыбнулась, — мне стоит поучиться отдавать приказы.       Помолчав, она наклонила голову набок, подражая Вэриану, который — ну надо же! — как-то повзрослел за всё это время быстротечное. Совсем недавно принцесса поправляла потрёпанному подростку новенькую серо-голубую рубашку с простроченным воротничком и манжетами, а сейчас эти светлые глаза смотрели менее озадаченно; на дне плескалось что-то куда более печальное, чем осознание собственной амнезии. Он уже стоял в дверях, неловко потирая ремень сумки на плечо в ожидании мучительном, и Рапунцель, опомнившись, повела его за руку по коридорам.       Дорогу до полуразрушенной деревни они провели в молчании. Вэриан не тыкал более пальцем в стеклянные окна с восхищённым видом, как это было в последний раз, Рапунцель не вздыхала так глубоко и печально; оба избегали встречи взглядами и, отодвинувшись как можно ближе к стенкам, изображали людей, чрезмерно занятых ногтями. Если бы обстоятельства позволяли, Рапунцель бы прижала Вэриана к себе крепко-крепко и пообещала бы больше никогда не приезжать сюда — пока мальчик сам не попросит. Сейчас принцесса боролась с желанием приказать кучеру развернуться и вообще забыть навсегда дорогу в Старую Корону, Вэриан изредка поглядывал как-то осуждающе, и океан крови разбушевавшейся в груди утихал ненадолго.       Выйдя из кареты, Рапунцель протянула руку, чтобы помочь спуститься со скрипучих железных ступенек — ткань совсем не новой, потёртой перчатки показалась чересчур забытой. В таких перчатках ходил прошлый Вэриан, но не тот незнакомец, который с притворным волнением оглядывал яблони в саду у дома и неловко мялся у тяжёлых дверей. Рапунцель ещё раз взглянула на зачем-то повзрослевшего юношу рядом и жестом пригласила войти в его родной дом.       Доски под сапогами начищенными при каждом шаге брызгали пылью во все стороны и скрипом отдавались где-то на корке мозга. Вэриан медленно втянул воздух, чувствуя подсознательно, как новые ощущения оседают снежными хлопьями где-то на дне лёгких. Разочарование растворилось там же, когда Вэриан оглядел комнату повнимательней и заметил, что она не была затоплена, а скорее иссохла. Значит, всё это ему привиделось.       — Здесь… довольно мило, — он решил хоть каким-либо образом прервать молчание и провёл пальцем по полкам, вырисовывая на целых полотнах пыли звёздочки и птичек. — Так вот откуда вы грузили мои вещи в ящиках, угадал? Все шкафы пусты.       Рапунцель кивнула, прикрыв рот, будто сдерживая крик. Вэриан отвернулся, всё понимая.       Сейчас тянули на дно приглушённые толщей воды звуки, все осиротелые предметы с застывшими ветвями пыли, которые тянулись на поверхность в отчаянной наивности; Вэриан усмехнулся своим глупым сравнениям и продолжил собирать драгоценные внутренности из своей выпотрошенной грудной клетки — они валялись на полу осколками разбитой вазы, покоцанных склянок и лоскутами тряпок. Словно в этот дом пришёл ураган, разбросавший предметы по углам, но алхимик точно знал, что это его рук дело. Когда-то очень давно, целую вечность назад, ярость окутала всю Старую Корону, и силу, что в сравнение не шла с угрозой волшебных камней, Вэриану только предстояло познать.       Он проводил пальцем по всей мебели, изучал каждый угол, пробовал пропустить сквозь себя всё естество этого дома, но намеренно избегал того, что скрывала плотная тёмная ткань посреди комнаты. Что-то необъяснимой формы скрывалось, тянулось до самого потолка, и юноша боялся, боялся даже думать о том, что находится там. В голову стучали назойливые мысли, оттряхиваться от них не было воли.       — Я правда обязан это делать? — прошептал Вэриан с опаской, обращаясь в пустоту.       — Ты ведь хотел увидеться с ним, — Рапунцель растерянно развела руками, алхимик лишь улыбнулся этому. Видимо, жизнь и правда слишком сложная штука, чтобы пытаться как-то угнаться за давно умершими завялыми, как цветы, огнями.       Вэриан выдохнул и, задержав дыхание, с трудом стянул полотно; всё ещё теребил ткань в пальцах, всё ещё не открывал глаза. Янтарь будто светился сам по себе и слепил буквально — когда Вэриан поднял взор, в затылке запульсировала пучком нервов боль; должно быть, мальчишке не следует долго находиться на свету.       Оранжевый камень сложно было объять руками, и алхимику показалось, что он сам совсем маленький, не больше атома. Запаха от него не шло никакого, а Вэриан был готов поклясться, что чувствует аромат свежего хлеба, влажной земли и сухой травы. Совершенно не присуще бездушному камню, хах.       Юноша провёл по янтарю шершавыми пальцами, пытаясь насытиться чужой энергией, впитать её в себя и найти силы разломать его на части. В нём, облитым краской, застыл в причудливой позе совсем ещё живой человек, и плоть сковали цветными колкими стенами, не давая продохнуть, натягивая кожу на рёбрах так, что стоит коснуться ногтем — потечёт кровь. Вэриан чуть не задохнулся, представив на секунду, что он сам мог бы быть заточённым в льдинах Антарктиды, зачем-то обнятых рыжим светилом.       — Папа?       Вэриан прислонился к камню руками. Показалось, что дыхание оставит запотелый след на поверхности, поэтому он совсем перестал дышать. Чтобы не причинять боли.       — Папа, пап, здравствуй, — юноша сжал кулаки и беспомощно ударил, — смотри, я пришёл домой, я… я дома… папочка… я…       Если бы Вселенная вознаградила его за страдания своей властью бесконечной, её бы всё равно не хватило, чтобы освободить Квирина. Вэриан упал на колени, не опуская рук, опускаясь всё ниже, и ниже, и ниже, и ниже… пока колени не разбились, пока голоса в голове не утихли, оставив одну пустоту.       «Вэриан!» — вскричала в ужасе Рапунцель, подбегая и оттягивая маленького мальчика, который сгибался пополам от рыданий, рвал самого себя на куски и по-прежнему тонул в неконтролируемых криках. Принцесса растерянно придерживала его за голову, Вэриан заходился в судорогах, и весь мир всё ещё сомневался, стоит ли алхимик жизни или он умрёт прямо здесь, не выдержав натиска.       Как же жестоко со стороны Вселенной.       — Папочка, папа… отец! Квирин… — Струны в горле лопнули, и юноша захрипел, беззвучно распахивая рот и не открывая глаз. Он чувствовал прикосновения Рапунцель, долго не мог ответить на них, но внезапно прильнул к ней, сжав до хруста в талии, зарылся носом в волосы длинные и продолжил кричать с трясущимися плечами. Сердце было готово разбиться о бездны непонимания, и следующие слова дались с такой тяжестью, что Вэриан снова ощутил, как рвёт себе вены в истериках.       — Простите меня, пожалуйста… простите.       Рапунцель не помнила, сколько часов они пробыли в доме Квирина. Когда двери забытого всеми стихиями земли места закрылись на целую вечность, уже стемнело и звёзды складывались в замысловатые, застенчивые в своей простоте созвездия, которые полусонный разбитый алхимик из Старой Короны знал наизусть и бормотал по дороге старшей сестре. Она укачивала его на коленях и искренне радовалась его голосу.

***

      Вэриан выглядел обеспокоенным, но не более того.       Мешки под глазами исчезли, руки уже не тряслись в лихорадке болезненной и можно было спокойно затягивать самому себе тонкий ремень. Новая, вышитая вручную замысловатыми вензелями накидка тёрла наплечниками, но Рапунцель сказала, что Вэриану очень идёт новый образ. Тот лишь хмыкнул, вспоминая, как принцесса убеждала его в том же, стоило ему впервые натянуть серую рубашку с округлым камнем на груди и глупо задирать голову, чтобы рассмотреть себя на портрете; мазки краски ещё не высохли, юноша провёл по ним пальцем и поморщился. Изображённый на холсте тщедушным, долговязым художником Вэриан не понравился самому алхимику, зато Рапунцель, придерживающая спинку его стула, всегда выходила хорошо и знакомо. Хорошо, что это был единственный портрет названного братика принцессы во всём королевстве: Вэриану не нравилось позировать.       Картина эта сейчас лежала, прислонившись к потресканной стене, в замке — фарфоровые жёлтые башни едва можно было различить с расстояния, на котором находился сейчас дорожный фургон. Острый угол коробки стукнул по голове явно зазевавшегося алхимика.       — Не спи, малыш! — засмеялся Юджин, занося вещи. Лэнс поддакнул ему что-то на французском. — Ещё налюбуешься на всякие виды, впереди дальняя дорога!       — Мне неприятно это признавать, но Юджин прав. Всё будет хорошо, Вэриан, — Кассандра потрепала мальчишку по голове и зашла следом вглубь фургона. Вскоре оттуда стали доноситься звуки ругани чересчур бурной.       Вэриан молча кивал кому-то невидимому, оперевшись о деревянный бортик своеобразного балкончика, Рапунцель тихонько присоединилась к его компании молчаливой. Весь невообразимый груз был поставлен на нужные места, все ураганы улеглись в предвкушении долгожданного, невозможного пути. Рапунцель рассматривала веснушки Вэриана и с сожалением замечала, что они сильно побледнели за этот год.       — Как думаешь, правильно ли мы поступаем? — алхимик совсем не глядел в её сторону — прозрачный горизонт недосягаемый открывал ему новые невесомости.       — Я не могу знать точно, — Рапунцель лишь пожала плечами. — Но зато мы все вместе, верно? Я думаю, это самое главное.       Принцесса Короны коснулась воздушно плеча Вэриана и упорхнула внутрь, оставив лёгкий след очертаний. Вэриан остался в такой же позе, любовался, как отцовский дом постепенно удаляется, как деревья ускоряют свой бег, временами освобождая место для залитых светом полян красок подсолнухов, как само солнце поднимается всё выше к кромке небосвода и грозится обжечь ногти покарябанные со всеми заусенцами и занозами на пальцах. Дорога начиналась прямо здесь, у обвала серых камней, на краю Тьмы. Вэриан задумывался о том, действительно ли это его путь и стоит ли вообще маленьким учёным верить в такое понятие как «Судьба».       — Я вернусь к тебе, отец, обязательно. И освобожу тебя. Обещаю.       Если ему снова придётся столкнуться со своим прошлым, он будет не одинок. Не в этот раз.       Колёса скрипели, ветер трепал смоляно-чёрные пряди волос и абсолютно вся нетронутая людским безумием природа встречала совершенно Новый День. Вэриан улыбался.