***
Опять над Лондоном сгустились тучи, накрапывал мелкий дождик, который на морозе тут же превращался в лёд. Маггловские районы встали: люди не хотели лишний раз выходить из дома, а гололедица породила дорожные пробки, в метро было не протолкнуться. Но Драко и этого не видел. Ничто в Англии его больше не интересовало; мыслями он бродил по Сан-Франциско, гулял вдоль залива, выглядывал из окошка канатного трамвая [1], поднимающегося вверх по покатым холмам. Даже чай ему стал противен, хотя, как истинный англичанин, раньше считал своим долгом в день выпивать хоть чашку. Теперь в его холодильнике теснились бутылки кока-колы и стакан с отбитым краем хранился как зеница ока. Полдень одиннадцатого декабря Драко встретил в постели, отчаянно оттягивая поход в ванную. Зеркала приводили его в бешенство — вчера, поглядевшись в одно в коридоре, он со злости опрокинул вешалку для одежды. О том, чтобы побриться (ведь тогда нужно будет долго смотреть на своё отражение), Драко даже не думал, и подбородок его зарос щетиной. Итак, пряча голову от солнца под одеялом, Драко вдруг встрепенулся: в гостиной что-то бряцнуло. Что это может быть? Показалось? Наверное, показалось! Фух! Но звук повторился, а за ним послышалось тихое бормотание: не прислушаешься — не услышишь. Пришлось встать. На цыпочках Драко прошёл к двери — ему и в голову не пришло взять что-нибудь, что могло бы сойти за оружие — так, на всякий случай. — Чёрт, Блейз! Прямо посреди гостиной, подложив под голову диванный пуфик, на полу растянулся в стельку пьяный Блейз. — О, Дрейк… — Он радостно замахал руками. — То есть Дрек. То есть… я хотел сказать… Короче, друг, тут такая.! Что именно Блейз сказал, следует опустить. Тем более что закончить мысль ему не дали — Драко рывком поставил его на ноги, но неудачно. Организм, в котором крови меньше, чем алкоголя, просто не может сохранять вертикальное положение — Блейз стал заваливаться набок, и Драко пришлось тащить его к дивану. — Ты сбрендил?! — напустился на Блейза Драко. — Сам же говорил: «Тайна, никто не должен знать, встречаемся только в людном месте!» А теперь припёрся: днём, да ещё и под мухой. Что, правила не для нас? Но Блейз полез целоваться. Он бормотал что-то о самом своём дорогом и любимом человеке, коим Драко является, обещал, что луну ему с неба достанет вместе со звёздочками, и тут же поклялся раздобыть для лучшего друга от мёртвого осла уши, причём по сходной цене. А потом заплакал. Зная Блейза, приводить его в чувство — бессмыслица. Этот уж где угодно достанет, чем «повысить градус». Тут только оставить проспаться. А утром дать антипохмельное зелье, но только после слов: «Друг, я вчера немного недоперепил». Пока только воды. Забини с жадностью осушил стакан и только после этого немного успокоился, правда, засыпать вроде как не надумал. — Драко, друг, — он опять заплакал, но встать уже не пытался: такая тихая пьяная печаль нахлынула на него, — я для тебя что угодно! Я даже это проклятое зеркало тебе достану, честное слово, я ради него в Азкабан сяду! Драко закатил глаза. — Ну, за купленные на аукционе зеркала в Азкабан не сажают. Не драматизируй. Глаза у Блейза сделались совсем собачьи, несчастные, будто впитавшие в себя всю мировую скорбь. — Ку-ку-купить… — Он снова захныкал. — Да разве его теперь ку-ку-купишь! Но я его ради тебя украду, ты не думай, ты для меня самый дорогой человек, самый… Ерунда какая-то! Зеркало выставили на аукцион вместе с другим малфоевским добром: картинами, садовыми статуями, вазами, люстрами и подсвечниками. Даже буфет из кухни, в который домовики складывали свои миски и чашки, ушлые министерские чиновники выставили на продажу. Блейз-то всего и должен был, что вовремя явиться на аукцион, до которого, между прочим, оставалось ещё два дня, и выкупить зеркало. — Да что ты несёшь? — с раздражением бросил он. — Почему не купишь? — Его отда-а-али! Отдали Уизли! Эксперпер… экспрет… экспертриз… — Короче! — Они поняли, что оно не простое! И решили не продавать, а подарить кому-нибудь из героев. Вот его и отдали семье Уизли, тем более выяснилось, что на нём стоит их родовая печать. Уизли! Устало потерев глаза, Драко вздохнул и ушёл на кухню, оставив Блейза, уткнувшегося носом в подушку, одного.***
Вскоре Драко стало невыносимо тоскливо просто оттого, что ничего в этой жизни не выходит легко. Казалось бы, что ещё судьба может от него потребовать? Семьи, положения, денег, друзей, да даже прежнего лица он уже лишился, и что дальше? Теперь ещё и шанс начать всё сначала потерян. За окном задождило, но Драко, не раздумывая, накинул куртку и вышел на улицу. Мимо сновали люди с зонтами и без, спешащие под крышу, и многие оглядывались на странного молодого человека, одетого не по погоде, неторопливо бредущего под ливнем, но Драко не замечал косых взглядов. Ноги несли его по знакомым переулкам на Тринити-роуд. На лестнице Драко отряхнулся, убрал с глаз волосы и только после этого поднялся на последний этаж. Хозяин дома ещё не нашёл нового жильца, да и замки не подумал сменить, так что, проворачивая ключ в скважине, Драко знал, что внутри всё осталось, как при Джеке. И правда, даже книга, по рассеянности оставленная на столике в коридоре, была на месте. Джек никогда не заботился об абсолютном порядке, и Драко с его, по выражению того же Джека, «чистоплюйством» вечно раздражался, натыкаясь на пульт от телевизора в кухонном шкафу, а на сахарницу — в ящике с постельным бельём. Драко прошёл в комнату, постоял у окна, наблюдая за прохожими сквозь полупрозрачную занавеску, потом спохватился и снял мокрую куртку. Взгляд его блуждал по комнате в поисках места, куда бы её положить: возвращаться в коридор к вешалке не хотелось — пока не наткнулся на чёрную бейсболку со стилизованными буквами «NY» [2]. Драко взял её за козырёк, словно драгоценность. Может, вместо Италии или Сан-Франциско уехать в Нью-Йорк? Джек надевал эту бейсболку не так уж часто — настолько он ею дорожил. Буквально пылинки сдувал. Давным-давно, когда дела у его родителей шли ещё хорошо, и они могли позволить себе поездку в Штаты, Джек стащил эту бейсболку из сувенирного магазина рядом с Метрополитен Музеем [3]. Он мог бы и купить её, но очень уж хотелось острых ощущений. На мгновение Драко почудилось, что сейчас Джек выйдет из кухни с пепперони «только что из отдела полуфабрикатов лучшего супермаркета Лондона», отберёт бейсболку и, ворча, спрячет её от Айвенго куда подальше. Но такого не будет. Решительно Драко надел бейсболку, резким движением поправил козырёк, будто Джеку назло. Он заберёт её, как и стаканы, как и тетрадь. В конце концов, должен же был Джек оставить ему что-нибудь в наследство. Раз не успел, Драко сам выберет, что ему причитается за дружбу. Он поднялся на чердак: окно оказалось открыто, и матрас, лежащий прямо под ним, насквозь пропитался водой. Драко отпихнул его ногой, закрыл окно, оглянулся. И это место опустело со смертью Джека. И некому больше смотреть на закаты, читая Пушкина. Медленно Драко спустился вниз по лестнице и уже было собрался уходить, когда в дверь позвонили. Не смея двинуться, Драко слушал, как надрывается звонок. Открыть? Сделать вид, что никого нет дома? В дверь стали ещё и стучать. Растерявшись, он сделал первое, что пришло в голову, — открыл. И тут же замер. На пороге стоял Гарри Поттер, а за его спиной — Невилл Лонгботтом. Пока Драко молчал, гости без капли стеснения перешагнули порог, а Поттер протянул руку для рукопожатия. — Вы, наверное, Джеймс Клайв? Гарри Поттер, а это Невилл Лонгботтом. — Рад познакомиться. — Лонгботтом, на удивление, не мямлил и говорил вполне уверенно, не так, как обычно разговаривал с Драко. Рука всё ещё оставалась протянута, и Драко безвольно её пожал. — Мы к вам по делу, мистер Клайв. — Поттер прошёл в гостиную так, будто находился у себя дома. Не будь Драко совершенно ошарашен его появлением, выставил бы за дверь. Лонгботтом, оглядываясь, последовал за ним. В гостиной оба уселись на диван, Драко встал у окна, хотя и был сейчас кем-то вроде хозяина. — Мистер Клайв, давайте сразу перейдём к делу. И откуда в Поттере эта официозность? В адвокаты подался? — У вас ведь есть кузина? Драко едва не болтнул, что нет. Но ведь они спрашивают про Джека, а у Джека кузина была. Только вот почему они принимают его за Клайва? Разве Поттер окончательно ослеп и теперь даже в очках не узнаёт старого школьного недруга? Драко прикрыл глаза и вздохнул. Конечно, не узнаёт, ведь была операция. Его сейчас, может, и мама родная не узнала бы. А по документам и всем базам данных именно так выглядит Джеймс Гордон Клайв. — Да, у меня была кузина, — запинаясь, ответил Драко. — Зачем спрашиваете? Но Поттер его вопрос проигнорировал. — Знаете, где она сейчас? — Нет, — уверенно повторил Драко: врать ведь не пришлось. — Почему? Лонгботтом театрально кашлянул, но Поттер и не думал тушеваться. — Так почему, мистер Клайв? Как по учебнику, Драко уверенно ответил: — В детстве мы вместе жили в Йорке, а потом её семья переехала в Лондон, кузина пошла в какую-то частную школу. Теперь-то Драко догадывался, в какую именно школу пошла кузина Джека. Сколько ей было лет? Вроде бы на год старше него самого, значит, и училась на другом курсе. Времени припоминать всех магглорождённых и полукровок не было — чистокровных он в расчёт не брал. Ну не мог Джек как-то относиться к волшебному миру, иначе Драко обязательно заметил бы. Тем временем гости переглянулись: Поттер кивнул Лонгботтому, подтверждая правдивость сказанного. — Ваша кузина, — оттягивая воротничок строгой белой рубашки, начал Лонгботтом, — сейчас оказалась в затруднительном положении: её родители… не могут сейчас быть с ней, а сама она больна и не в состоянии заботиться о себе. Страшная догадка родилась у Драко в голове, хотя… бред. Точно бред. — Что с ней? — без капли эмоций поинтересовался Драко. — Она полностью ослепла. В комнате сразу стало душно, и Драко почувствовал, что ему отчаянно не хватает воздуха. Нет. Нет. Только не это. — Полностью? Лонгботтом кивнул. — Без возможности на восстановление. И именно поэтому мы здесь. Гарри. Поттер охотно продолжил: — Ей необходим постоянный уход и общение, но на сиделку она не соглашается, а друзьям не даёт быть рядом круглосуточно. Гермиона очень упряма и горда. Ну вот. Худшие опасения сбылись. Ай да Джек! Как всё-таки шутит судьба: его друг — кузен Гермионы Грейнджер! Заметив, что от него ожидают ответа, Драко бесцветно бросил: — Она всегда была такой. Видимо, Поттера это удовлетворило, может, принял его равнодушие за печаль. — Мистер Клайв, когда вы можете переехать к Гермионе? — Что? Ну, Поттер! Никакой деликатности, выложим всё сразу! Да ещё и так, что не знаешь, как ответить. — Переехать. К вашей кузине. — Зачем? — не раздумывая, брякнул Драко и только потом понял, как это звучит. — То есть, я хотел сказать… Зачем мне переезжать к ней? Ведь у меня есть эта квартира, и я могу навещать… Гермиону. И я скоро уезжаю из страны… Нахмурившись, Поттер покачал головой. — Вы меня не поняли. Гермионе нужен кто-то постоянно, а не наездами. И эта квартира маловата, так что к вам Гермиона не переедет. Вдруг оживился Лонгботтом. — Мистер Клайв, Гермионе сейчас очень тяжело: она лишилась родителей и зрения в течение одного года. И ей нужна поддержка, причём кого-то, кого она знает очень давно и кто не напоминает о причине её… увечья. Поэтому подумайте, мистер Клайв, и позвоните нам, если решитесь. Принимая из рук Лонгботтома визитную карточку, Драко впервые в жизни посмотрел на него с уважением. Куда делся безответный рохля, которого так легко было дразнить в школе? Может, Слизнорт изобрёл зелье самоуверенности? Если да, то нужно взять флакончик про запас. Он было приготовился выпроваживать засидевшегося Поттера, но Лонгботтом легко вывел его из квартиры, перед этим очень дружелюбно попрощавшись с Драко. Как только дверь за ними закрылась, Драко со всех ног бросился к окну, выходящему на улицу. Так и есть: прошли в переулок, который заканчивается тупиком. Трансгрессировали.***
Домой он вернулся быстро, потому что всю дорогу бежал. Казалось, стоит оказаться в своей квартире, и прошлое не будет больше его тревожить. Ко времени его возвращения Блейз уже проснулся — стоны несчастного были слышны даже на лестнице. Драко молча принёс ему воды и, пока Забини жадно опустошал стакан, полез в шкафчик за антипохмельным. Хотя жизнь буквально вытолкнула его за пределы магического мира, кое-что ещё осталось, например, небольшая аптечка с самыми необходимыми зельями. Маггловские лекарства вызывали в Драко отвращение и панический страх, особенно уколы и капельницы, которые приходилось терпеть, находясь в клинике. Одна мысль о том, что сейчас под кожу ему загонят иглу… Бр-р-р! С благодарностью приняв антипохмельное («Дорогой ты мой человек!»), Блейз моментально утратил интерес к окружающему его миру. Сейчас для него существовал лишь мир внутренний, волнуемый тошнотой и головной болью. Наконец расправившись с зельем и, видно, немного протрезвев, Блейз устремил на Драко пытливый взгляд, будто старался вспомнить что-то архиважное. Застонал, закрывая лицо руками. — Докси меня раздери, Драко! Я же чёрт знает что наговорил! — Наврал? — спокойно уточнил Драко. — Нет, конечно! — Блейз отчаянно замахал руками и тут же виновато опустил глаза: — Министерские отдали зеркало Рону Уизли, из Норы его не выцарапаешь — заклятье Фиделиуса и всё такое. Меня охранные заклинания сразу засекут, ты ведь знаешь, я по решению суда имею право появляться только в Косом переулке и по предварительному уведомлению. А ты в бегах, — добавил Блейз. В принципе, мог и не добавлять. Когда начались судебные процессы над Пожирателями смерти, Драко грозило семь лет в Азкабане за покушение на жизнь Альбуса Дамблдора, многочисленные телесные повреждения, нанесённые путём пыточных заклятий, и просто за пособничество Тёмному Лорду. Никакого просвета: судьи давно решили, что Малфои понесут наказание, и никакие смягчающие обстоятельства в виде принуждения и возраста их не волновали. Только Блейз, к тому времени уже прошедший через суд и легко отделавшийся условным сроком, и Драко знали, как легко было устроить побег. Камеры при Министерстве оказались переполнены, и многих заключённых содержали в наспех переделанных помещениях. Охранные заклятья тоже накладывались на скорую руку, а мракоборцы-новобранцы не отличались кристальной честностью. Конечно, Блейзу пришлось выложить круглую сумму, но зато Драко оказался на свободе, пусть и не на самых законных основаниях. Ещё не высохшие волосы лезли в глаза — Драко тряхнул головой. — Значит, нам нужен кто-то, кто может попасть в Нору. — Ну, таких людей сейчас не так уж и много. Я узнавал: Уизли после войны усилили охрану своего дома, и пройти туда можно только по приглашению. — Блейз принялся загибать пальцы: — Что мы имеем? Артур Уизли, Молли Уизли, Перси Уизли, Рон Уизли, Джинни Уизли — это из тех, кто живет в Норе… Щёлк! В голове у Драко, воспитанного на приключенческих романах, моментально сформировалась картинка. — Рон Уизли, говоришь? — задумчиво проговорил он, причмокивая губами. — Ну, Блейз, вечером мне понадобится вся твоя хитрость. А теперь марш домой отсыпаться, чтобы в семь часов был в Stellato трезвый как стёклышко.***
— Ну ты даёшь! — довольный как слон, провозгласил Блейз, отвлёкшись от своего любимого сливочного мороженого с кусочками шоколада и фундука. — Друг, да ты новый Борджиа! [3] Оба низко склонились друг другу так, что в полумраке ресторана походили на заговорщиков, обсуждающих покушение на правящего монарха. Официант, невысокий курносый брюнет, снуя туда-сюда, всякий раз замедлял возле их столика шаг — авось услышишь что-то тайное, загадочное. Музыканты играли весёлую любовную песню, певец с типично итальянской хрипотцой старательно выводил: «Dammi le tue mani I tuoi pensieri strani…» [4] На вытребованном у официанта листе бумаги Блейз под диктовку старательно конспектировал всё, что только можно было вспомнить о настоящем Джеймсе Клайве. Пришлось пошевелить мозгами, чтобы выудить из памяти многочисленные байки и истории, которые у Джека никогда не переводились. К десяти, когда ресторан почти уже опустел и из посетителей оставались только Блейз с Драко да пожилой еврей за дальним столом, неспешно вкушающий тосканское вино с пастой, лист был торжественно сложен и убран в карман джинс. Подозванный Блейзом курносый официант почтительно склонился ближе к гостю, чтобы лучше слышать, и тут Драко обратил внимание на его руку. Запястье, открытое для чужого взгляда, украшали два крупных родимых пятна, напоминавших по форме груши. Снова щёлк! Как только официант удалился принести счёт, Драко резко схватил развалившегося на стуле Блейза за руку и рванул к себе. — Шрам! — лихорадочно прошептал он. — Ты спятил? — брякнул Блейз, но, взглянув на серьёзные глаза Драко, стушевался. — У Джека на запястье был шрам. Блейз, мигом уловив суть, нахмурился. — Давно он у него? — В детстве обжёгся кипятком. — Кузина наверняка знает об этом, — вслух размышлял Блейз. — Даже если она не видит сама, может попросить кого-нибудь проверить. Чары надолго удерживать не сможешь, у тебя же нет палочки… На какой руке шрам? — М-м-м, кажется, на левой. Подошёл официант, Блейз неспешно расплатился по счёту, поднялся со стула и, фамильярно взяв Драко под руку, направился к выходу. Уже в дверях он улыбнулся Драко так, как многие века с полотен великих художников и книжных гравюр улыбался Еве змей-искуситель, и спросил: — У тебя ведь есть чайник? Примечания: [1] — в Сан-Франциско до сих пор существует знаменитая линия канатного трамвая, предка современных трамваев. В настоящее время это, скорее, развлечение для туристов и достопримечательность, нежели необходимость. Содержание и обслуживание такого трамвая обходится почти в два раза дороже, чем обслуживание его электрического собрата, но жители Сан-Франциско грудью бастуют всякий раз, когда власти решаются избавиться от устаревшего транспортного средства. [2] — если вы когда-нибудь будете в Нью-Йорке, зайдите в любой магазин сувениров. На всём, буквально на всём есть буквы «NY», то есть New York. У нас такое тоже можно купить — модный принт. [3] — Борджиа — известный испано-итальянский род, фамилия которого стала синонимом вероломства и распущенности. Подарил Италии конкретно и миру в общем двух пап римских, одного кардинала, одного святого (!) и даже президента Эквадора. Примечательно, что Блейз называет Драко новым Борджиа, т.е. сравнивает его с настоящим символом коварства, и при этом фамилия самого Малфоя происходит от французского «вероломный». [4] — «Amore mio» в исполнении Бруно Феррара (Bruno Ferrara). В моей голове идеально подходит под обсуждение маленькой невинной аферы.